Как видим, в своих письмах в высокие инстанции Высоцкий вел себя совсем «не по-высоцки». Впрочем, он и сам признавался: «Я перед сильным лебезил, / Пред злобным гнулся» («Дурацкий сон, как кистенем…», 1971). Однако в стихах не лгал «ни единою буквой».
Разумеется, все его письма в ЦК КПСС были вынужденной мерой: «Это не простая проблема, но верно ли решать ее, пытаясь заткнуть мне рот или придумывая для меня публичные унижения?» (из того же письма к Демичеву /6; 411/). Об этом же говорилось в стихах: «Унизить нас пытаются, / Как пасынков и ящериц» (черновик «Гербария» /5; 368/), «Я требовал и угрожал, / Молил и унижался» («Ошибка вышла»). Поэтому Высоцкий и сам старался вести себя достойно (другое дело, что не всегда это удавалось), и радовался, когда так же поступали другие люди. Помимо его восхищения Солженицыным («Ну, его-то они никогда не сломают!»[1223]), можно привести эпизод, случившийся 4 мая 1969 года после разговора Валерия Золотухина с Юрием Любимовым. Тогда Высоцкий сказал своему другу: «Ты не ломал себя, ты сохранил достоинство, не унижался, не лебезил, и он очень это понимает. <…>Я безумно рад за тебя, Валера»[1224] [1225] [1226].
И, наконец, обратимся к концовке «Марша космических негодяев»: «На бога уповали бедного, / Но теперь узнали — нет его / Ныне, присно и вовек веков».
Для отрицания существования Бога здесь используется заключительная строка знаменитой христианской молитвы «Отче наш»: «Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков»1010.
Такой же прием встречается в «Песне летчика-истребителя» (1968): «Я буду просить бога, духа и сына, / Чтоб выполнил волю мою» (АР-4-154), — где идет сознательное противопоставление той самой молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе».
В обоих случаях пародийность в отношении христианских реалий и сознательный вызов сочетаются с убежденностью лирического героя и лирического мы в своей правоте.
Объяснение же тому, почему «нет бога», находим в черновиках стихотворения «Напролет целый год — гололед…» (1966): «В чем секрет — почему столько бед? / Вот ответ — бога нет!» (АР-11-34). Бог здесь тождественен «справедливости». И именно в таком виде этот мотив встречается:
а) в «Песне про правого инсайда» (1968): «Справедливости в мире и на поле нет…»;
б) в песне «Несостоявшийся роман» (1968): «И, хотя справедливости в мире и нет…»;
в) в черновиках песни «Каждому хочется малость погреться…» (1966): «Он думал: справедливости еще на свете нет…» /1; 490/;
г) в повести «.Дельфины и психи» (1968): «Как много все-таки в мире несправедливости!» /6; 46/.
Однако наряду с утверждением, что «бога нет», в нескольких ранних произведениях — «Бале-маскараде», «.Давно я понял: жить мы не смогли бы…» и «То была не интрижка…» — можно встретить следующие фразеологизмы (которые, впрочем, не являются свидетельством веры, а лишь подчеркивают единство авторской личности): «Зачем идти при полном при параде, / Скажи мне, моя радость, Христа ради?»10220 /1; 72/, «Ты не пиши мне про березы, вербы — / Прошу Христом, не то я враз усну. / Ведь здесь растут такие, Маша, кедры, / Что вовсе не скучаю за сосну» /1; 69/, «Проскочить бы мне свадьбу — / Я молю Христом богом, / Поскорей прочитать бы / Мне конец с эпилогом» (АР-4-176). Однако уже в «Дельфинах и психах» сказано: «Шестым чувством своим, всем существом, всем данным мне богом, господом нашим, разумом, уверен я, что нормален» (АР-14-36). А в песне «Дом хрустальный» и в посвящении «К 50-летию Ю.П. Любимова» (оба — 1967) поэт напрямую обращается к Богу: «Ведь помог бы ты мне, господи!» (АР-11-150), «Господи! Пошли ему успех» (АР-14-4).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И вообще обращения типа «Ведь помог бы ты мне, господи!» очень характерны для лирического героя: «.Но… господи, помилуй и спаси!» («Песенкаплагиатора»; АР-2-62), «Сохрани и спаси, / Дай веселья в пургу, / Дай не лечь, не уснуть, не забыться!» («Снег скрипел подо мной…»; АР-3-150), «От них от всех, о Боже, [сохрани], / Скорее защити и охрани!» («.Две просьбы»; АР-3-120), «Спаси их, боже, сохрани! / Но от судьбы не скрыться» («Баллада о двух погибших лебедях»; АР-2-209), «Боже сохрани! Не пожалею ни о чем» («Песня Бродского» /2; 357/), «Быть белым — боже сохрани! — / Как на глазу бельмом» («Черны все кошки, если ночь…»; АР-6194), «Но, боже, как же далеки / Мы от общенья человечьего, / Где объяснения легки» («Копошатся — а мне невдомек…»; АР-2-204), «И я воскликнул — боже мой» («Ошибка вышла»[1227]), «И я подумал — боже мой, / Мне видимо, не лгут» (там же[1228]), «И вдруг я понял — боже мой, / Мне, видимо, не лгут» (там же[1229]), «Я даже вскрикнул — боже мой, / Мне, видимо, не лгут» (там же[1230]24), «О боже! Кажется, я шляпу не надел!» («Песня Белого Кролика»; АР-1-100), «Не рыбная мышь и не мышная рыба. / А кто же? О, боже!» («Песня мыши»; АР-1-130), «От них от всех, о Боже, охрани» («.Две просьбы»; АР-3-120).
Вышеприведенная строка из «Песни Бродского»: «Боже сохрани! Не пожалею ни о чем», — произносится от лица подруги лирического героя (поскольку, по сюжету фильма «Интервенция», их поместили в тюремную камеру, после чего должны казнить): «Хочешь, обними, когда останемся вдвоем! / Боже сохрани! Не пожалею ни о чем». Но подобный нюанс не имеет значения, поскольку герой и его подруга являются единомышленниками. Более того, здесь возникают переклички с двумя поздними стихотворениями, написанными для фильма «Вооружен и очень опасен» (1976): «Расскажи, дорогой» и «Не грусти! / Забудь за дверью грусть», — в которых речь также ведется от лица женщины: «Хочешь, обними, когда останемся вдвоем!» (1967) = «Обними, если хочешь, меня» (1976). И если в концовке фильма герой Высоцкого — подпольщик Бродский — говорит своей подруге: «Папиросу можно взять, а от жизни придется отказаться», — то в черновиках стихотворения «Не грусти!» женщина говорит герою: «Потерпи, возьми сигарету!» (АР-6-188). В той же сцене фильма Бродский спрашивает свою подругу: «“Потерпим? Что с тобой! — “Насморк. Насморк — старый, как человечество”». И это вновь находит аналогию с вышеупомянутыми стихотворениями 1976 года, где такие же слова произносит женщина, обращаясь к мужчине: «Расскажи, дорогой, / Что случилось с тобой!» (АР-6-196), «Потерпи — уйду ненадолго, / Допою — и сразу вернусь» (АР-6-188). А реплика женщины в стихотворении «Не грусти! Забудь за дверью грусть»: «Ах, жара! Какая здесь жара! / Всё игра? Вся наша жизнь — игра / Но в игре бывает удача / И счастливые номера» (АР-6-190), — напоминает признание самого Высоцкого украинскому писателю Владимиру Кондратьеву (весна 1973): «У меня и жизнь так сложилась, что она — сплошная игра»[1231]. Да и строка про жару: «Ах, жара! Какая здесь жара!», — явно повторяет слова лирического героя из «Песни певца у микрофона» (1971): «И слепят с боков прожектора, / И — жара!.. Жара!.. Жара!».
Интересно также проследить совмещение религиозных и богоборческих мотивов в стихотворении Маяковского «Когда, убоясь футуристической рыси…» (1921): «…но черт разберет ее, волю создателя…»; в песне Окуджавы «Не бродяги, не пропойцы…» (1957): «Мы земных земней, и вовсе / К черту сказки о богах»; в «Реквиеме по неубитым» (1967) Галича: «Во имя Отца и Сына / Мы к ночи помянем черта»: в повести Высоцкого «Дельфины и психи» (1968): «Боже! Как они храпят! Они! Они! Хором и в унисон, и на голоса, и в терцию, и в кварту, и в черта в ступе. <.. > Душа — жилище бога, вместилище, а какое, к черту, это жилье, если всё оно насквозь провоняло безумием и лекарствами, и еще тем, что лекарствами выгоняют» (АР-14-54); «О! боги! боги! Зачем вы живете на Олимпе, черт Вас подери в прямом смысле этого слова» (АР-14-56); в ряде его песен: «Говорят, что скоро всё позапрещают в бога душу, / Скоро всех к чертям собачьим запретят» («Песенка о слухах», 1969[1232]), «Грязь сегодня еще непролазней, / С неба мразь, словно бог без штанов, — / К черту дождь — у охотников праздник: / Им сегодня стрелять кабанов» («Охота на кабанов», 1969; АР-11-26), «Ну что ж — вперед, а я вас поведу, — / Закончил дьявол. — С богом Побежали!» («Переворот в мозгах из края в край…», 1970; АР-9-17), «А потом будут Фиджи, и порт Кюрасао, / И еще чёрта в ступе, и бог знает что» («Лошадей двадцать тысяч…», 1971; АР-8-117); а также в стихотворении «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (1977): «Меня сомненья, черт возьми. / Давно буравами сверлили: / Зачем мы сделались людьми? / Зачем потом заговорили? / Зачем, живя на четырех, / Мы встали, распрямивши спины? / Затем, и это видит бог, / Чтоб взять каменья и дубины» (АР-9112). Добавим, что разговорное выражение «видит бог» уже встречалось в «Балладе о гипсе» (1972): «Видит бог, что дошел я до точки» (АР-8-174); в «Мистерии хиппи» (1973): «Мы не вернемся — видит бог — / Ни государству под крыло…» (АР-6-128); в песне «Я из дела ушел» (1973): «Я из дела исчез, не оставил ни крови, ни пота, / А оно, видит бог, покатилось своим чередом» (АР-3-154); и в черновиках стихотворения «Хоть нас в наш век ничем не удивить…» (1968): «Вчера я выпил небольшой графин / И, видит бог, на миг свой пост покинул» (АР-14-24).
