– А чего делать-то?
– Вот это разговор. Ничего особого. В назначенный час откроешь засов на двери, и все. А после этого беги, куда хошь, только чтобы глаза мои тебя не видели. А я и про тебя забуду, и про новое твое имя-отчество, что в отобранном от тебя виде прописано. Будешь по Невскому или по Тверской ходить, пока другие не поймают.
Задержание удалось на славу. В половине первого ночи, когда игра была в самом разгаре и в притоне собралось с две дюжины гостей, Петровский заглянул на кухню, незаметно кивнул Бабкину и ушел. Через десять минут Бисмарк открыл дверь черного хода и побежал на улицу, чуть не сбив с ног поднимавшегося по лестнице полицейского. В квартиру ворвались трое городовых, Быков, Тоша и Кунцевич. Городовые подбежали к дверям парадного входа, положили на пол оторопевшего охранника и открыли двери. В квартиру сразу же зашли Руткевич и Алексеев в сопровождении еще троих городовых. Чиновник для поручений зычным голосом крикнул:
– Господа, попрошу всех оставаться на местах! Проверка документов. Сразу хочу предупредить: всех, кто будет сопротивляться, до утра как минимум закатаю под шары [97]. Тех же, кто будет вести себя разумно, после проверки и краткого опроса отпущу на все четыре стороны, Уложением никакого наказания за участие в азартных играх не предусмотрено. К сожалению. Я надеюсь, господа, вы будете благоразумны.
Кунцевича посадили писать протокол, остальные надзиратели стали проверять документы у собравшихся и записывать их показания. Находившиеся на столах деньги были тщательно пересчитаны, упакованы и опечатаны. В доме изъяли все карты, которые сложили в большой саквояж и тоже опечатали. Одну колоду Руткевич долго вертел в руках и внимательно рассматривал.
– А карты-то не казенной выделки, уж больно хорошо сделаны. Наверное, германская работа или французская.
Примерно через час-полтора квартира опустела. В ней остались только Руткевич, надзиратели и Диксон. Чиновник для поручений сел в кресло у камина и закурил. Быков сказал надзирателям:
– Давайте-ка, ребята, дуйте в сыскную. Мы с Эдуардом Амброзиевичем сами справимся.
Следующим утром Митя выдал Кунцевичу сто рублей – его долю во взысканном с Диксона «штрафе», и сообщил, что Катиным хахалем оказалась титулованная особа – некто барон Владимир Рейсман, старший конторщик «Русского для Внешней Торговли банка». Он частенько заходил к Диксону поиграть и был весьма невезуч.
О результате розысков, естественно, скрыв ненужные подробности, доложили Вощинину. Тот связался с Кобыльским, и дело вернулось в официальную колею. По сведениям адресного стола, барон был прописан в столице в доме 44 по Девятой линии Васильевского острова, в квартире жены лекарского помощника Миллера, напротив того дома, где сыскные не так давно допрашивали Бисмарка. Как показала проверка, барон преспокойно жил по указанному адресу.
Глава 13
Решение Вощинина не арестовывать барона, а ограничиться слежкой за ним Кунцевича удивило.
– А за что его арестовывать? – Митя усмехнулся. – Участие в азартных играх у нас ненаказуемо.
– Арестуем, допросим, глядишь, он и сознается! – запальчиво сказал Кунцевич.
– А коли не сознается? А коли не он это вовсе?
– Он, больше некому!
– Это почему же некому? Может быть, у Катеньки еще один милый дружок был, нам неизвестный, а? В общем, не спорь, у нас распоряжения начальства не обсуждаются. Тем более, ходить за ним не нам с тобой придется, а специально обученным людям.
Через два дня слежки барон привел сыскных к Екатерине Степановне – теперь она проживала в Песках, на Пятой Рождественской, снимала комнату от хозяев, прописавшись под именем мещанки Софьи Тимофеевны Белоглазовой, видимо, по подложному виду. А проживание по подложному виду являлось преступлением и наказывалось заключением в тюрьму от двух до четырех месяцев.
Это давало сыскным формальный повод провести в жилище Мельниковой – Белоглазовой обыск.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Его результаты превзошли все ожидания – на дне принадлежавшего беглой продавщице сундука были обнаружены золотые дамские часики нумер 43112.
Несмотря на это, Екатерина Степановна в совершении преступления сознаться не желала:
– Мне, господа, к ранее сказанному добавить нечего, – говорила она окружившим ее чинам сыскной полиции и очаровательно улыбалась. – А часики мне поклонник подарил, имени которого я вам называть не буду по понятным причинам.
Прокурор, после долгих уговоров, разрешил держать Мельникову под арестом при сыскной, но не более трех суток – избирать меру пресечения в виде заключения под стражу за проживание по подложному виду закон не позволял. Продавщица продолжала упорно запираться.
Вощинин решил пойти ва-банк и велел арестовать барона.
Митя с Петровским поехали обыскивать квартиру барона, а за самим Рейсманом отправились Алексеев и Кунцевич. Они вышли на Офицерскую и кликнули извозчика.
– Куда изволите? – спросил возница, застегивая полость саней.
– Дуй на Большую Морскую, дом тридцать два.
Приехав в банк, они зашли к управляющему, и через десять минут переговоров тот пригласил в свой кабинет барона. Объявив Рейсману об аресте, Алексеев попросил его поднять руки и обыскал. Ничего предосудительного при задержанном обнаружено не было. Ничего из похищенного не нашли и в жилище барона. Сыскные повесили головы.
Быков долго расхаживал по надзирательской, куря сигару с золотым ободком. Наконец решительно потушил ее в пепельнице и крикнул дежурному городовому:
– Давай-ка, братец, нам сюда господина барона Рейсмана.
Войдя в кабинет, задержанный без приглашения уселся на стул и, закинув ногу на ногу, откинулся на его спинку.
– Извините за банальность, господа, но я буду жаловаться. У моего ныне покойного батюшки имелось много друзей в градоначальстве и в МВД, поэтому будьте уверены – жалобы мои без последствий не останутся.
– Да зачем же вам жаловаться, господин барон? – сказал Быков. – Мы вас без всяких жалоб немедленно отпустим и даже извинимся. Если же, конечно, вы не пожелаете сами у нас остаться.
– Что? Вы, милейший, или меня за дурака держите, или сами, прошу простить, дурак. С какой это стати я буду у вас оставаться?
– Я думаю, что долг чести не позволит вам поступить иначе.
Барон захохотал:
– Какой долг? Я даже не знаю, что вам и ответить! Вы, наверное, и вправду сумасшедший.
– Позвольте, я объясню. Некая госпожа Мельникова, ваша знакомая, в день убийства Лебедевой приходила к ней домой. Этому есть множество подтверждений. Да и сама Катерина Степановна этого факта не отрицает. Она последней видела Лебедеву живой. Недавно, после допроса, Катерина Степановна выписалась со своего места жительства, указав, что убывает в родную Калугу, сама же поселилась в двух верстах от прежней своей квартиры, да еще и по подложному виду. Это позволило нам обыскать ее жилище. Там мы обнаружили одну милую безделушку – золотые часики, похищенные, среди прочего, у покойной мадам Марсельской. Теперь смотрите: человек, который последним видел убитую, после допроса у следователя скрывается, меняет имя, а когда его находят, при нем обнаруживается похищенное у убитой имущество. В связи с этим возникает вопрос: достаточно ли этого для присяжных, чтобы признать Катерину Степановну виновной по пункту четыре статьи тысяча четыреста пятьдесят три Уложения о наказаниях уголовных и исправительных [98]? Вы, может быть, скажете: нет, а я таки скажу, да! А если ко всему вышесказанному добавить, что этого человека видели несколько дней спустя в другой квартире, где потом нашли два трупа, то, боюсь, что и вы вынуждены будете со мной согласиться. Ась?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Барон проглотил ком в горле.
– И что… Что вы предлагаете?
