в Зиму. Едет поездом «58-бис», под чешской охраной.
— Откуда узнал? — спросил Андрей.
— Дружки на станции сообщили. Теперь мы потребуем выдачи Колчака и золота. Чехи против партизан не попрут.
— А если попрут?
— Тогда мост взорвем.
. — Мы взорвем, они починят.
— Колчаку зеленой улицы не дадим! Отплавался адмирал,— сказал Новокшонов с отчаянной уверенностью молодости в своей правоте.
*■
— Держи карман шире, а то Колчак не влезет, — пошутил Бато.
— Явимся к военному коменданту станции с блеском. Я командующий зиминским партизанским фронтом, ты, Андрей,— мой адъютант, Бато — член Иркутского Политцентра.
— У чехов прямой провод с Иркутском. Уличат нас, Ванька,— предостерег Бато.
— Уличают одних дураков. Дай мне полотенце.
Бурят развернул холщовое полотенце с вышитыми красной ниткой словами: «Вся власть Советам!»
— Надену полотенце поверх полушубка. Для устрашения парочку «лимонок» по бокам. И ты, Андрей, прицепи на грудь" плакат... Еще бы красные треугольники на шапки. Устрашать так устрашать,—весело посоветовал Бато.
Утром Новокшонов, Бато, Шурмин шли по перрону станции, за ними следили сотни глаз.
Военный комендант только что получил из Иркутска две телеграммы. Одна приказывала всячески избегать столкновений с партизанами, другая требовала строгой охраны Колчака и золотого эшелона. Появление партизан комендант сразу же связал с приездом Колчака и встретил Новокшонова подозрительно.
— До прихода поезда «58-бис» еще час. У нас есть время договориться о выдаче Колчака, — сказал Новокшонов.
— Откуда вам это известно, что Колчак прибывает? — спросил комендант, косясь на пламенеющее грозными словами полотенце.
— У нас хорошая разведка.
— Адмирал действительно прибывает. Но я не могу его вам выдать.
— Мы возьмем Колчака силой. Вы только не мешайте.
— Зачем вам адмирал, господин партизан?
— Он — враг русского народа.
— Если примените силу, я буду защищать адмирала. А наше превосходство несомненно, — почти ласково заметил чех-комендант.
— Партизаны взорвут мост, разберут пути, как вы поедете дальше? Через сколько лет будете дома?
— У меня приказ защищать Колчака,— упрямо повторил комендант.
— А если я добьюсь отмены приказа?
— Не представляю, как это можно осуществить.
— Можно поговорить по прямому проводу с генералом Жа-неном? — спросил Новокшонов, понимая, что его операция уже на грани провала.
■— Можете,—согласился комендант, стремясь выиграть время для своих целей. — Вас проводят на телеграф.
— Не надо провожатого. Дайте записку.
Комендант написал разрешение. Новокшонов пошел на телеграф.
— Доброе утро,— вполголоса поздоровался он.
С добрым утром,— отозвался встревоженный чех-телеграфист.
Новокшонов оглянулся на дверь, на заиндевелое окно.
— Где теперь поезд? — тихо спросил он.
■— На польпути к Зиме.
— Операция наша срывается, друже...
— Я могу чем-нибудь помочь?
- Надо передать телеграмму. Но ты, парень, рискуешь головой...
— Давайте телеграмму. Диктуйте. — Чех-телеграфист положил пальцы на ключ аппарата.
— Хорошо! Отбивай! «Всем начальникам партизанских отрядов и рабочих дружин. Всем, всем! — повторил Новокшонов и энергично потер нос. — Сегодня, тринадцатого января, в Зиму с поездом «58-бис» прибывает Колчак. Принимаю меры к его аресту. В случае неудачи перехватывайте его на других станциях. Точка».
— Еще что нужно?
- Свяжи меня с Иркутском, с поездом генерала Жанена.
Монотонно попискивал аппарат. Иркутск почему-то не отвечал. Новокшонов мучительно переживал ‘задержку: каждую минуту чехи могли арестовать его, схватить сочувствовавшего партизанам телеграфиста.
— Черт знает, что у него на уме? — выругался он.
— В и о ком ето?
■— О военном коменданте. У него такая лукавая физиономия.
— Про него говорьят — возит с собой ящик медалей на
грудь и три ящика пьетель на шею. Польтора года с ним он,
как это по-русски, сюкин син! Тише! Иркутск! Говорьит Зима! говорьит Зима. Пригласите к аппарату генерала Жаньен. Кто? У аппарата генерал Жаньен? С вами станет разговаривать командующий зимьинским фронтом красных войск... Перебивают, требуют, чтобы вислушали их,— сказал телеграфист.
—- Пусть говорит.
— С красными не желаю разговаривать. Генерал Жаньен...
— Ну и гусь! Он еще полетит у нас, погогочет.
Вам пора уходить. Ви и так подозрительно дольго пре-биваите у меня.
За окном взревел паровозный гудок, задребезжали стекла. На перроне засуетились, забегали.
Это «58-бис». Недаром суматоха. — Новокшонов выскочил из помещения телеграфа.
— Поезд пришел. Вагон Колчака сразу же оцеплен
войсками, Комендант станции помчался к Колчаку,—сообщил Шурмин.
Они тоже пошли к адмиральскому вагону, но столкнулись с выскочившим оттуда комендантом. Тот что-то приказывал своим часовым.
— Говорили с генералом Жаненом? — спросил комендант.
— Беседовал. Жанен попросил меня пропустить в Иркутск Колчака и золото. Я согласился при условии, что вместе с чешским конвоем адмирала станут сопровождать его и наши партизаны. Жанен не возражает.
— Зато возражаю я,— сказал недоверчиво комендант.
— Ваш телеграфист может подтвердить разговор. А вам я не советую капризничать.
— Сколько партизан собираетесь дать в конвой? — раздраженно спросил комендант.
=— Человек десять.
— Меньше.
— Ну, пусть восемь.
— Нельзя, нельзя!.. Впрочем, можно двоих,— обмяк комендант.
— Торгуетесь, как на барахолке. Ладно, пусть будет двое. Вот они. — Новокшонов положил руку на Шурмина, другую на Бато. — Поедут в одном вагоне с Колчаком. Сейчас же я хочу взглянуть на верховного правителя. Действительно ли он тут.
— Снимите это полотенце, оставьте гранаты.
Новокшонов передал Андрею гранаты и полотенце, поднялся в вагон. Он шагал среди жмущихся к стенкам офицеров, высокий, устрашающий. Резко распахивал двери купе, резко захлопывал их.
Ротмистр Долгушин хотел было остановить Новокшонова, тот отстранил его плечом, приоткрыл дверь купе.
Колчак, горбясь, с папироской в руке стоял у окна. Глаза их встретились; карие потухшие глаза адмирала равнодушно посмотрели в синие пронзительные глаза Новокшонова.
13
Опять морозно светились сугробы, проваливались в белую тьму деревья. Золотой эшелон шел на восток,
