Мы еще немного посидели в баре, поговорили о том о сем. Глаза у нее были красные. Не сразу, но до меня дошло, что ей пришлось пережить за все эти годы, какой тяжестью давила на нее неоткрытая эта тайна. Я почувствовал, что меня снова влечет к этой женщине, но теперь уже по-другому. Я был уверен, что никогда больше ее не увижу, но она, тем не менее, навсегда останется в моем сердце. Камилла была одним из самых сильных переживаний в моей жизни, переживанием одновременно и горьким и радостным. Я уже собирался произнести те самые, полные патетики слова, которые обычно редко удается удержать губах: «Камилла, что бы с тобой ни случилось, помни, ты всегда можешь рассчитывать на меня…» Но я не произнес их. Я прошептал их про себя, и, надеюсь, они были искренними.
По дороге домой я думал, что, возможно, и сам в те годы не захотел бы обзаводиться ребенком. Узнай я тогда об аборте… Нет, чувства вины я бы не испытывал. Мысль жестокая, мысль самца. Еще я наскоро сделал подсчеты: моему сыну сейчас было бы около десяти лет…
Той ночью мне никак не удавалось заснуть. Волновался ли я? Тоже нет. Плохо, конечно, так говорить, но, скорее, я испытывал эмоциональное неудобство, неприятное ощущение… Такое обычно появляется летом, когда весь день носишь шлепанцы, а вечером ложишься спать, не помыв ноги. Словно что-то противно свербит у тебя внутри.
6. Женщины и неприятности
Шел снег, время приближалось к трем. Снег в конце марта — само по себе большая редкость. Снежинки были настолько легки, что некоторые из них взлетали вверх. Но в те минуты я не мог наблюдать за ними, потому что лежал на полу в ванной. Струи воды по-прежнему падали на меня сверху, но так и не смыли кровь, которая текла из разбитой губы и носа.
Нет, я не упал.
Пока я намыливал голову, вдруг отдернулась занавеска, и в глазах потемнело. Откуда был нанесен первый удар, я не заметил. Отлетев назад, я стукнулся головой о стену. Потом последовало еще пять или шесть ударов. Когда я свалился на пол, меня несколько раз ощутимо пнули ногой. Сквозь грязную ругань донесся голос Моники:
— Хватит, хватит, прекрати, ты убьешь его.
Потом они ушли.
Лежа на мокром полу, я вспомнил слова бабушки, которая сказала мне накануне, когда я принес ей продукты и уже уходил от нее:
— Паоло, не забудь выгулять собаку, а то дедушка рассердится.
Болело здорово, но я рассмеялся. Бабушка забыла мое имя, дедушки давно уже нет, как нет и собаки… Грустный симптом болезни Альцгеймера, а я вот счел его смешным…
Спустя еще несколько минут я кое-как поднялся и посмотрел в зеркало. Губа распухла, глаз затек, из носа сочилось непонятно что. Грудь тяжело вздымалась. Дышал я так, словно только что пробежал стометровку. Во рту ощущался металлический, привкус крови. Наверное, мне сломали челюсть, подумал я и открыл окно.
Снегопад не прекращался. Весь двор был белым. Несмотря на субботу, на улице стояла удивительная тишина.
Голый и мокрый, я стоял у открытого окна, но не чувствовал холода. Я только чувствовал, как лицо начинает гореть. Мне хотелось спуститься вниз и лечь в снег… чтобы меня накрыло этой ватной тишиной.
Закрыв окно, я позвонил Сильвии.
— Маргерита еще у бабушки?
— Да, а что?
— Экстренный случай, приезжай ко мне, я жду тебя.
Сильвия примчалась ко мне сразу. Увидев мое лицо, она здорово перепугалась. С таким лицом, считала она, надо немедленно ехать в больницу.
— Что случилось?
— Сегодня суббота, а с кем я обычно встречаюсь в субботу?
— С Моникой.
— Правильно. Поджидая ее, я хотел принять душ. Когда зазвонил домофон, я не стал спрашивать, кто пришел, поскорее нажал на кнопку и побежал в ванную, оставив дверь открытой. Но Моника была не одна, с ней пришел ее жених, который здорово мне всыпал.
— Он, верно, заставил ее признаться, с кем она встречается.
— Не знаю. Я даже спросить не успел, что ему нужно в моем доме, а мог бы с ним объясниться, сказать, что все не так, как он думает. Но… сразу получил кулаком в глаз.
— Мы ведь предполагали: рано или поздно что-нибудь такое обязательно случится…
Вот почему я считаю Сильвию своей лучшей подругой. Она меня никогда не осуждает, никогда не говорит «я же тебя предупреждала», хотя на самом деле предупреждала, и не один раз. Главное, она все понимает. Понимает, что я олух, хотя я и сам об этом догадываюсь.
— Я отвезу тебя к врачу.
— Вначале я должен заехать к бабушке — сиделке пора уходить, а моя мать не может приехать, ей должны привезти новую мебель.
— Хорошо, я поеду с тобой к бабушке, а потом отвезу тебя в больницу, согласен?
— Согласен.
Мы вместе спустились на улицу. Я прихрамывал. Пока Сильвия ходила за машиной, которую оставила в стороне от дома, я прошелся по двору, покрытому еще не затоптанным снегом. Скрип снега под ногами мне безумно нравился. Скрип, скрип — это один из самых моих любимых звуков. И я сделал то, что всегда делал в детстве во время снегопада. Я задрал голову и закрыл глаза, чтобы ощутить на своем лице хлопья падающего снега, потом открыл рот и высунул язык, чтобы почувствовать вкус снежинок. Я сгреб немного снега и приложил комок к больному месту. После этого я лег в сугроб, широко раскинув руки, как мечтал сделать полчаса назад, глядя во двор из окна. То же самое я делал в детстве, называлось это отпечаток ангела. Чтобы оставить отпечаток, надо упасть на спину, а потом придвинуть широко раскинутые руки к телу — на снегу получается что-то вроде крыльев. Но, для того чтобы вышло действительно красиво, нужно, чтобы кто-то помог тебе встать на ноги, не испортив оттиск на снегу.
Вернулась Сильвия, она подумала, что я потерял сознание.
— Джакомо, — бросилась она ко мне, но я вовремя остановил ее.
— Не подходи близко, а то испортишь ангела.
— Что?
— Сильвия, подходи слишком близко. Подойди так, чтобы ты могла дотянуться до моем руки, а потом помоги мне подняться.
— А ты уверен, что тебя не били по голове?
Она помогла мне встать на ноги. Я оглянулся посмотреть на отпечаток. Мой ангел застыл в снегу. Он был великолепен.
Мы поехали к бабушке, матери моей матери. Она была больна. То есть временами она была вполне нормальная, но наступали дни, когда ей сносило крышу и она несла несусветную чушь. Меня она часто звала Альберто — это было имя моего дедушки. Когда она назвала меня Паоло, она меня рассмешила, потому что впервые так ко мне обратилась, и я не мог догадаться, с кем она меня перепутала.
В те дни болезнь бабушки усилилась. Несмотря на то что день уже клонился к вечеру, она спала. Мы сварили с Сильвией кофе, а потом, покаСильвия говорила с Карло по телефону, я зашел в комнату бабушки и сел у изголовья ее кровати. Я сидел и смотрел на бабушку. Разные мысли приходили мне в голову. Какими прекрасными полдниками она угощала меня в своем доме: хлеб с ореховой пастой, пудинги, тосты с маслом и джемом, рогалики, фруктовые соки… Наголодавшись в детстве, она старалась побаловать меня. Бабушка брала с собой пакетик с чем-нибудь вкусным и фруктовый сок, даже когда мы ходили в кино на дневной сеанс. Для нее было важно знать, что мне хотелось бы съесть. Еще несколько лет назад, когда она была относительно здорова, я навещал ее в конце недели. Так она, едва я заканчивал ужин, сразу же спрашивала меня, чего бы мне хотелось поесть на следующей неделе.
