-До чего ж Лёлюшка у тебя рукастая, Люд, – по-доброму завидовали соседки, искренне восхищаясь деятельной красотой, что создала девушка вокруг дома.
- Работящая!!!
И Людмила Ивановна соглашалась, незаметно для всех смахивая умильную слезу. Она и сама понимала, как повезло ей с дочерью. Золото у нее, Лёлюшка! Чистое золото!
А Олька с раннего утра до поздней ночи всего своего отпуска пропадала в своём палисаднике. Пропалывала, окучивала, подвязывала, поливала, пересаживала. Это было её, Олькино счастье. Ничем не замутнённое и не омраченное. Земля, деревья, растения тянулись к Олькиным рукам, и Завирко действительно ощущала себя самой настоящей феей, повелительницей всего живого. Чудесное ощущение!
Ещё одной невольной радостью стало для Ольки в те две недели то, что Нинка Николаева на время Олькиного отпуска поменяла свой график работы и перестала попадаться ей на глаза. А вместе с ней перестала пугать Завирко эфемерная возможность случайно встретить малодушного принца, нет-нет, да и заглядывавшего к Николаевой в гости. Раза два-три он встречался у Завирко на пути и даже пытался поговорить. Но так как Олька настоятельно не замечала его присутствия и даже не поднимала на него глаз, то принц вскоре, поняв тщетность своих попыток возобновить знакомство, более на горизонте не появлялся.
Несколько раз, задерживаясь до ночи во дворе, она встретила Анину мать, тётю Галю. И один раз даже спросила, а где сейчас Аня и что с ней. Но соседка только резко буркнула в ответ, что её дочь – совершеннолетняя кобыла и ей не докладывается, чем живет и чем зарабатывает. За все эти две недели Аня дома не показывалась. Хотя Олька четко знала, что Виноградова никуда не переезжала. Болело у неё сердце при мысли об Аньке. Ох, болело! А так как Завирко увидела за собой умение намерено обманываться, она, чтобы вновь не стать заложницей своей внутренней лжи, закрывавшей для разума самые открытые, изболевшиеся точки, Олька намеренно вытаскивала из себя вопросы, причинявшие ей нестерпимую боль. И одним из таких стал вопрос о том, что делает Анютка и чем живет. Уж очень удручающая картина открывалась Завирко, если по-настоящему подумать, а не прятать голову в песок. Ведь это только для успокоения своей совести люди придумали отговорку, что спасти можно только того, кто желает быть спасен. А что делать тем, кому просто нужна надежда и протянутая рука, чтобы вытащить себя из болота?! Что делать им?! И Завирко решилась. Пусть не получится спасти Анютку. Пусть! Она на это и не очень рассчитывала. Но, может, у Ольки хотя бы получится показать ей, что есть на свете люди, которым она нужна… В последний раз попытаться достучаться. В последний раз.
***
Как-то вечером, когда во дворе, разморённый июльской жарой, пожилой народ вновь сел расписывать пулю, Завирко испекла свой фирменный лимонный рулет, от которого в свою бытность млела местная шпана. У карточного стола, где маловозрастные дворовые корольки ожидали своей очереди сыграть, из знакомых оказался только Охлик. Остальных Олька с трудом идентифицировала. Но что есть, то есть. Выбирать не приходится. Присев за край карточного стола, Олька незаметно для себя втянулась в довольно-таки приятное наблюдение. Все-таки преферанс – игра умных людей. А если ещё играют не на интерес, а на советские копеечки, то вообще – азартнейшее развлечение. Но заводских старичков надолго не хватило, и через час за столом расположились «мальки». Именно это время выбрала Олька, чтобы выложить на стол порезанное на ровные кусочки лимонное лакомство.
- Оооо! – обрадовался дворовый бомонд.
И пока он уплетал Олькино угощение, Завирко принялась осторожно расспрашивать.
Что? Куда делся Шпала? Как?! Ты не знаешь? Санёк редко теперь заглядывает во двор, он работу зачётную нашёл на Пухляковке в автомастерской, там теперь денно и нощно пропадает. К нему, говорят, очередь на ремонт на два месяца расписана! Деньги гребёт лопатой! Приоделся, зазнался. Нет, с Охликом не водится. Зазнался, говорю! Что слышно о Воване? А что слышно? В армию пошёл. Да вот, в апреле и пошел. Говорят, в ВДВ попал. Крепким, хряк, оказался. А Макар куда пропал? Да куда он пропадет? Этот уёбок. Он в санатории «Солнышко» промышляет. Да, разбитом, слева у заповедника. Поговаривают, порнушку снимает, и так, по мелочи. Что, не знала? Да у него на порнохабе даже платная страничка открыта. Шпала оттуда даже ролик скачал. И морду ему бить ходил. А ролик Охлику не показал. Не, не показал. Жмот. А сам Охлик этот ролик не нашел. Да и не искал. У него у самого энтого добра хватает! Девки и так дают. Не за деньги. Любят Охлика девчонки! Ох, любят!!! Одна ты, Олька, неласковая… хи – хи!
В общем, пока во рту дворовой шпаны исчез последний кусочек, Олька уже сложила вместе дважды два. И следующей остановкой стала для неё квартира Шпалы. Ну, тут не нужно было ничего придумывать. Дорогу к Сашкиному дому она не забыла!
***
Двери открыл Шпала. Заспанный, в одном трико при голом торсе, поджаром, сухом и красивом. Олька даже засмотрелась. Красивый мужик стал Сашка Шпаликов. И шпаной больше не назовёшь: во всем облике так и сквозит скрытое достоинство молодого мужчины, нашедшего своё место в жизни, своё дело. Сашка молча кивнул Ольке, мол, проходи. Но Олька так и осталась стоять у порога. Лишь протянула ему флешку. Он нахмурился, почесал спросонья макушку, потом пригладил её резким жестом и, забрав флешку, молча ушёл в зал. Минут десять, за которые он включал свой компьютер, Олька стояла у порога не шелохнувшись. Когда же он вышел и протянул ей флешку, Завирко только и смогла выдавить из себя осторожное:
- Спасибо, Саш.
Тот поморщился, словно от зубной боли, и сказал своим хрипловатым, хмурым голосом:
- Зачем тебе смотреть эту грязь, Оль, раз уже ты сама знаешь, что там?
Олька чуть дёрнула плечом:
- Наверное, не хочу оставлять себе и крохи сомнения.
Она помолчала немного и спросила:
- Говорят, ты ему морду набил?
Сашка покачал головой:
- Не стал. Хотел. Но с полдороги вернулся, решил, что не моё это дело. Кто я ей? Так, дворовый прилипала, поклонник её красоты, – он нехорошо так усмехнулся, как видавший виды урка, – в общем, Лёлечка, в тот день решил я завязать с героической дворовой романтикой навсегда. Видишь, какой теперь парень я стал – загляденье! Девки ценят!– и он снова очень грустно усмехнулся, одним косым ртом…
***
В субботу Гродинка не работала. Но Ольке негде было больше уединиться. Не смотреть же порно при детском саде с Тимохой на стареньком компе?! Нет! Поэтому Завирко, как партизан, пробралась в Гродинку. На охране её даже не спросили. Зачем? Это же феечка с проектного! Мало ли?! А код доступа к замку она с первого дня знала.
В офисе никого не было, но Олька все равно на всякий случай подключила наушники и развернула экран так, чтобы никто случайно вошедший не смог ничего увидеть.
Сердце клокотало, как бешеное. Олька, чтобы успокоиться, налила себе ледяной воды из кулера и выпила. И решительно села в кресло, нацепила наушники и включила один-единственный файл.
В свою бытность они с Анькой много раз обсуждали вопросы интимной жизни. Книжки всякие читали. Да и порнушку им приходилось смотреть, благо Греческая смаковница, Эммануэль первая часть и Дикая орхидея – вполне себе давали представление об интимной стороне жизни. Кроме того, буйные девяностые годы, свободные дворовые нравы и тесные квартирки весьма способствовали половому просвещению молодёжи. Так что Олька вполне отдавала себе отчет о том, что она увидит.
Вот только Завирко никак не предполагала, что можно так обращаться с женщиной. На экране Аньку драли трое. В три ствола. Одновременно. Именно драли. По-другому и не скажешь. Безжалостно. Она подвывала, и Олька с ужасом понимала, что на лбу её не пот, а испарина от боли. Говорить ей не давали. А иногда даже дышать, забиваясь в глотку и порыкивая от удовольствия. Инстинктивно она пыталась отстраниться, но руки ей заламывали за спиной, чтобы не могла никого отпихнуть. И к сперме, стекающей по бедрам, примешивалась кровь из заднего отверстия. Её рвали.
