же, напрягся – любая царапина для обычного человека – медленная смерть.
Взворыга же, легкомысленно махнул ей перед лицами своих подчинённых – ух! Те отшатнулись. И Видан едва сдержался, чтобы не выбить опасную игрушку из его руки.
– Не стоит слушать глупые басни, что распускают пьяные коробейники в кабаках. – Решил пояснить всему народу, что дело обстоит совсем иначе. Сплетня пойдёт, обрастёт притчами, а после людишки в стороны шарахаться начнут. – Есть, конечно, вольные ведьмаки, но таковых мало. А я, тако же, как и ты, на службе. Мне за работу Конклав заплатит, а ему боярин по договору. Какой тогда смысл здоровьем рисковать, али жизнью, зазря, призывая нежить?
– М-да, служивый, значит, – надул пухлые губы пятидесятник. Не любил он оказываться неправым. Однако это его не смутило, поигрывая лапой, он с начальственной вычурой, не желавшей признавать равенства своей особе, задал вопрос: – И что дальше делать будешь?
И, то ли удаль свою хотел показать, от ли бесстрашие, то ли просто любопытство заело, взялся опробовать остроту когтей на своей рукавице.
– Расследовать, что здесь происходит. Сейчас зачищу здесь всё, чтобы, не дай того Боги…
Ведьмака раздражала дурацкая выходка пятидесятника, наверное, поэтому и упустил он момент, когда мертвечина пришла в движение.
Внезапно из-под потревоженного Взворыгой нагромождения тел, выползла, опираясь на единственную лапу клыкастая морда, клацая зубами. Меч попал по ней вскользь, снеся часть теменной кости, но не убил полностью. От ноги тешащегося воя, ей было всего ничего.
Конечно, ведьмак мог себя укорить в неаккуратности, но, как ни странно, всё это произошло, весьма кстати. Бравый пятидесятник выронил свою игрушку, чуть ли не отпрыгнул, и попятился, теряя весь свой воинственный запал.
Каблук ведьмака с треском раздавил живучую черепушку, пнул к её собратьям поближе.
– Не дай того боги – повторил Видан, швыряя в останки мохнатой головы, огненное заклинание, – чтобы зараза эта распространилась.
– Да, да, не дай того Боги! – согласился с ним пятидесятник, стаскивая рукавицы, измазанные в чёрной крови и бросая их в разгорающийся костёр, и творя охранный жест.
– Свидетелей этого нападения у меня много. Надеюсь, ты не сочтёшь за труд, уведомить тиуна о происшествии, указав, что нежити было больше сотни? – Взворыга только кивнул согласно. – А сейчас, уходите все! – ведьмак обвёл взглядом и общинников всё ещё наблюдавших за ними. И добавил, глядя в упор на присмиревшего военачальника. – Ты бы, выставил гридей, чтобы кто-нибудь из любопытства сюда не наведался. Мне всё это убрать надо…
Люди и сами быстро убрались. По поляне, просеке уже низко стелился смрадный тёмный дым.
***
На постоялом дворе Видан оказался уже поудане, когда солнце сильно склонилось к закату. И сколь ни был он наторелый во всяких передрягах, а с грустью заметил для себя, что устал, всё же годы брали своё.
Вначале пришлось выжечь всю мертвечину, что порубили ночью. После побродил по лесу, тщательно проверяя не осталось ли ещё чего, затаившегося. Ко всему прочему, его сильно беспокоил медвежий рёв, прозвучавший в зарослях, аккурат перед концом нашествия.
И следы небывало крупного зверя он обнаружил. Они уходили в лес на ту середину реки, которая огибала холм. Но соваться в дубраву, вооружённым лишь мечом и ножом, он не рискнул. Каким бы не был аркуда, он был слишком силён. И к встрече стоило хорошо подготовиться.
– Ой! Боги всесильные! – воскликнула суетившаяся в поварне Генка, увидев Видана, прислонившегося к колоде двери на входе в поварню.
Девка лет двенадцати и тощая баба, помогавшие ей, дружно взвизгнули и зажали носы, пытаясь забиться поглубже.
Да, наверное, он был хорош, как никогда! Встречные на улицах так же слаженно от него шарахались, провожая настороженными взглядами. И это уже после того, как ведьмак сполоснулся в реке. Но несло от него по-прежнему знатно смесью палёной мертвечины и гнилья.
– Мне бы помыться, – виновато попросил он.
– Ой, ну, конечно! – радостно заявила Генка. – Сейчас, непременно. А то, как же! Ну-ка, Яра, живо за водой! А ты Рута – баню затопи! – Стала распоряжаться своими помощницами.
Девчонка схватила вёдра и коромысло, выскочила на улицу. Видан едва успел отойти с прохода. Женщина поспешила на задний двор, семеня и покачиваясь, как гусыня и, недовольно хмурясь.
– А где ж, твой помощник Финя? – спросил ведьмак, усаживаясь на пороге, так чтобы не досаждать своей вонью.
– Финька-то? – Генка продолжила суетиться уже за троих. – Так приболел проклятый. Заявился по утру весь подратый, трясётся. Горячка у него, наверное. Где только всю ночь носило?.. Но что с него возьмёшь? Объяснить ничего не может… Травница же, сегодня с утра занята. Да и платить ей надо. Хозяин не станет…
Генка ещё о чём-то трещала, а Видан нахмурился. Перед глазами предстал ночной бой и белый волк-оборотень, яко выделявшийся на фоне луны, пришедший на помощь. Что ж, по возрасту вполне подходит. Проклятие по-разному действует. А если это не просто слова, а правда, то…
– … он крепкий и живучий. Уж сколько раз так было…
– А где Финя сейчас? – спросил заинтересованно. – Я и сам могу лечить.
– Правда? И не жалко сил будет на увечного? – Даже застыла на мгновение.
– Отчего же не помочь? – улыбнулся устало.
– А сколько возьмёте? – Насторожилась, прищурившись, Генка.
– Да ни сколько не возьму. – Удивился он её неожиданной расчётливости. Только чему тут дивиться, если дочь Труна? – Боги разгневаются, коли брать с проклятого.
– Ну, ежели та-ак? – Изумление так ясно отразилось на круглом личике, вытягивая его, что стало смешно. – Вот только проводить не смогу… – с сожалением глянула на печь и на сдвинутую заслонку.
– А ты, объясни, – поднялся ведьмак, – чай, я – не ребёнок, найду!
***
В закутке, отгороженном в чулане, на соломе, постеленной прямо на глинобитный пол, метался в горячке Финя. Испарина покрывала всё тело, иссечённое воспалёнными гноящимися ранами и свежими шрамами. Черты лица заострились. Он с трудом открыл глаза и мутным не узнающим взглядом посмотрел на ведьмака. Сделал испуганное движение подняться, но тело отказалось слушаться. И он бессильно упал на свою подстилку.
Видан подумал о том, как сильно он ошибался, подумав, что оборотень пострадал, не так уж и сильно, а организм его способен справиться с заражением сам и достаточно быстро. Теперь же сожалел об этом. Парень был слишком истощён и недоеданием, и тяжкой работой, и самим проклятием, которое теперь, когда так близко оказался смертельный порог, стало ясно видно. Было что-то неправильное в нём, но вместе с полученным ядом, оно разъедало плоть. Мальчишке необходима была срочная помощь.
Не обращая внимания на недовольные восклицания постояльцев, встретившихся ему
