[7:38об].
Однако придраться к Студневу по служебной линии было практически невозможно. Его страсть к драматизации производственных отношений никак не влияла на результаты его работы. И почти непотопляемым делало его близкое знакомство с братом начальника Главка, по рекомендации которого он и получил это назначение. Но импульсивность и конфликтность Студнева всё же давали оппонентам кое-какие козыри.
«Мягков жаловался на Студнева, что он резко все требует, грубо обращается, что Студнева надо уволить, — сообщает Горелов суду. — Я сказал, что Студнев требует то, что должен требовать, что подтвердили и представители вышестоящих организаций» (7:90об — 91).
Подловить Студнева на грубости тоже было не так-то просто, ибо словесная грубость не была ему свойственна. В большинстве жалоб на грубость с его стороны речь шла на самом деле о приказном тоне, чрезмерно требовательной интонации. Даже в ругательной характеристике на Студнева за подписью Мягкова приводится всего один случай словесной грубости.
«Весьма властелюбив и настойчиво добивался у дирекции командывания среди коллектива завода. Абсолютно не авторитетен, как среди инженерно-технического персонала и в особенности среди рабочих. За нетактичность и грубый поступок на производственном совещании рабочих ремонтного цеха, выразившееся в нанесении личного оскорбления токарю т. МЕДВЕДЕВУ „Старый подлец“, Решением Пленума Заводского Комитета от 9/II — 35 г. объявлен выговор по профлинии, с проработкой на всех цеховых собраниях рабочих» [7:28].
Заметим в скобках, что достаточно анекдотично выглядит ситуация «проработки» личного оскорбления «старый подлец» в коллективах рабочих, преимущественно мужских, где крепкое русское словцо — верный спутник во всех делах. Участники этих собраний вряд ли даже поняли, где тут было «личное оскорбление», но, конечно, охотно остались послушать, как один начальник другого распекать будет.
На просьбу прокурора прокомментировать этот факт своей трудовой биографии Студнев сообщает следующее:
«Признаваемый мною нетактичный выпад против токаря Медведева нельзя считать случаем грубого обращения с рабочими, т. к. этот случай был единственный. Я являлся всегда требовательным ко всем в деле выполнения производственных заданий и не считаю это грубостью» (7:42 и об).
А недовольство сотрудников Студнев объяснял простым нежеланием ломать сложившуюся практику и осваивать новые методы работы.
«На всех производственных совещаниях я говорил, что Мягков не поддерживает наши начинания, занимается мелочами. На это Мягков очень злился и последнее время со мной даже не здоровался» [7:66].
Об этом же свидетельствует Горелов:
«Очень плохие взаимоотношения были между Студневым и Мягковым, в особенности последнее время» [7:88].
В этот заключительный период Мягков несколько изменил тактику. Видя, что добиться увольнения Студнева у него не получится, он принялся осторожненько его оттеснять, отодвигать, препятствуя его участию в деятельности тех отделов, где ему особенно были не рады. Для этого он внедрял всякие негласные правила, давал устные распоряжения руководителям, которые позволяли обезопасить отдел от нежелательных вторжений. Расчет был на то, что в силу своего взрывного характера Студнев не выдержит такой неопределенности и сам в конце концов уволится.
О том, как эти манипуляции подействовали на Студнева, мы узнаем из его письма Горелову от 7/VI — 36 г., местами далеко выходящего за рамки чисто делового:
«До недавнего времени я, уставая на работе, не чувствовал усталости, ибо это была здоровая усталость. Но я устал от конкурентов и конкуренции, а посему убедительно прошу Вас точно регламентировать мои, следовательно, ОТНиМ, права, обязанности и все вытекающее для нас и для других из всего того, что Вы найдете более целесообразным, удобным или убедительным.
Должен Вас только предварить о том, что я не намерен с кем-либо конкурировать» [7:16].
Ответил ли Горелов на это письмо, остается неясным. В любом случае, структурные конфликты на предприятии невозможно урегулировать за один день. А у Горелова к тому же тогда наметилась очередная командировка. Отсутствовал он всего десять дней. И именно за этот короткий период, по версии следствия, происходит ряд антисоветских выступлений Студнева, о которых его слушатели, Аринский и Дененберг, сообщают в партком завода.
Горелов:
«Когда я уезжал в командировку с 30 июня по 10 июля 1936 г., Поддьяков подружился с Мягковым. По приезде моем мне Мягков говорил, что Студнев вел антисоветские разговоры, а до этого никто мне ничего не говорил. Выступления Студнева на собраниях и совещаниях были здоровые. Не слыхал от него антисоветских разговоров» [7:89 и об].
Студнев:
«Директор Горелов находился в командировке с 25 июня по 6 июля 1936 года, когда и создано против меня настоящее дело. Я уверен, что если бы Горелов не отлучился на такой длительный срок, настоящее дело не могло бы возникнуть» [7:42об].
Подавляющее большинство эпизодов, признанных судом криминальными, тоже относится к периоду отсутствия Горелова. Даже отрицательная характеристика за подписью Мягкова как врио директора свидетельствует в пользу Студнева.
«В самом СТУДНЕВЕ скрывается злоба к Советской Власти и ненависть к нашей партии, к ее вождям Ленина-Сталина, но это не выливалось в открытую форму, а действие проходило „Тихой сапой“ в кругу определенных людей вроде ПАШКЕВИЧА. И только 29/VI — с/г. на даче, в узком кругу, среди двух товарищей ДЕНЕНБЕРГА и АРИНСКОГО С. М. в очень серьезном споре между двумя последними было явно обнаружено контрреволюционность и Троцкизм — СТУДНЕВА» [7:28].
Иными словами, кроме показаний свидетелей о событиях, произошедших за очень короткий период времени, никаких данных об антисоветской деятельности Студнева у составителей характеристики не было.
В своем последнем слове Студнев восклицает:
«18-го июня 1936 г. меня премировали, кроме этого дали путевку на юг, а 1-го июля дают характеристику, что я контрреволюционер. Я невиновен» [7:96].
Главным инициатором своего преследования Михаил Осипович считает Мягкова.
«Я убежден, что в создании против меня настоящего дела ведущая роль принадлежит Мягкову, который неоднократно пытался при помощи обозначенных лиц уволить меня с завода, чего не допускал директор завода Горелов-Горлэ» [7:42].
Безусловно, у Студнева были основания так думать. Но мы, имея возможность сопоставить информацию из разных источников, не будем столь категоричны. Более того, позволим себе предположить, что именно сажать Студнева Мягков не собирался.
Как мы показали выше, на протяжении всего конфликта со Студневым Мягков действует достаточно осторожно. Сначала открыто добивается увольнения Студнева, ссылаясь на его некорректное поведение по отношению к подчиненным, раздувает его перепалку с токарем до уровня крупного общезаводского события (личное оскорбление «старый подлец»). Затем начинает теснить Студнева административно, чинит ему препятствия в работе. Методы не вполне честные, но они далеки от запрещенных приемов. Эта линия
