Дененбергом утверждают, что Студнев негативно высказывался о конверсии госзайма и распространял клевету о тяжелом материальном положении советских рабочих. По словам же самого Студнева, собеседники его завели разговор об их общем дореволюционном прошлом, который в какой-то момент внезапно послужил поводом для обвинения Студнева в неблагонадежности.
«…Аринский привел факты, что в школах это время, в средних, было 100 % детей купцов, помещиков и капиталистов. Я в свою очередь говорил, что вместе со мной учились дети слесарей-рабочих, таким образом, говорить за 100 % учащихся детей капиталистов неверно. В это время Аринский заявил, что это пахнет контрреволюцией. Я тогда не выдержал и сказал: „Я при Сов. власти живу 19 лет, и никто меня в контрреволюции никогда не обвинял“. В это время я обвинил его в меньшевизме, сказал, что он во время революции скрылся к Гитлеру… После таких разговоров я хлопнул дверью и ушел» [7:10об — 11].
Зная предысторию, становится сразу понятно, почему Студнев завелся с пол-оборота. Услышав обвинение в контрреволюции, высказанное открытым текстом, он вдруг отчетливо осознал, к чему подводил его Аринский всё это время, для чего были нужны все эти политические разговоры.
После визита свидетелей в партком на заводе прошел ряд собраний, где обсуждалась «политическая физиономия» Студнева. И уже 12 июля Студнев пишет Горелову очередное послание, представляющее собой нечто среднее между заявлением об уходе и личным письмом.
«… Добиваясь разговора с Вами, состоявшегося 7-го с/м, я намеревался просить Вас освободить меня от работы на з-де.
Но сообщенные мне Вами дошедшие к Вам слухи относительно моей неблагонадежности заставили меня воздержаться от этого намерения на некоторое время, ибо я подумал о том, что это может быть оценено как мое желание увильнуть от ответственности.
Но теперь я пришел к выводу, что, побуждаемый действиями группы лиц уйти с з-да, я это должен сделать немедленно, тем более, что я не намерен возбуждать инцидентов, могущих вредно повлиять на производство.
Но т. к. до сего времени меня всегда обвиняли только в намерении слишком быстро развивать большие темпы в работе, я не примирился с выдвигаемыми против меня обвинениями…» [7А]
Окончательно Студнев ушел только в 20-х числах июля, за несколько дней до ареста. И весь этот месяц он продолжал напряженно работать, проявляя завидное самообладание. Даже 1-го июля, когда Аринский с Дененбергом заявляют на него в партком, а из-под пера Мягкова выходит вышецитированная характеристика, Студнев обращается к главному свидетелю обвинения с совершенно нейтральным деловым письмом.
«От кого: Н-ка ОТНиМ
Кому: Н-ку Техн. отдела т. Аринскому
27/VI мною передан Вам перечень работ, подлежащих выполнению ОПП (Отдел подготовки производства — А. Г.), а также мероприятий по организации раб. мест в 5-ти отделах мех. цеха.
Прошу поставить нас в известность о принятых Вами к исполнению работах и сроках выполнения их…» [7А]
В письме Аринскому от 4 июля Студнев в своей обычной требовательной манере упрекает его в нерасторопности:
«Напоминаю Вам, что кроме 5-ти групп чертежей станка „571“ я от Вас до сего дня не получил ничего.
Заметьте, что последний разговор у директора имел место 21/VI, тогда же технич. директор отдал Вам обязательное распоряжение.
До приезда директора завода я от Вас ничего принимать не буду, тем более, что пока мой аппарат имеет работу, выполняемую по прямому поручению директора завода.
Что касается Вашей служ. записки за № 101, по этому поводу благоволите обратиться в ППО завода» (Планово-производственный отдел — А. Г.) [7А].
В таком же тоне выдержаны все его деловые письма, написанные с 1-го июля до дня увольнения. Конфликтная ситуация проглядывает только в одном письме Аринскому от 15 июля, из которого явствует, что недоброжелатель Студнева пытается настроить против него сотрудников его отдела:
«От кого: Нач-ка ОТНиМ
Кому: Н-ку Технического отдела т. Аринскому
Ваше апеллирование к подчиненным мне работникам вносит разложение в умы и действия Ваших и моих работников.
Никто не смеет сказать, что за время моей работы на заводе я думал хотя бы одну минуту о себе больше, чем о заводе.
Вызов к себе через мою голову моих сотрудников и те разговоры, которые Вы с ними ведете, я рассматриваю и оцениваю, как тенденциозность, выполняемую Вами с заранее обдуманным намерением.
Поскольку я являюсь еще н-ом ОТНиМа, я протестую против Ваших незаконных и необоснованных действий и разговоров.
М. Студнев» [7А]
Читатель спросит, каковы же в таком случае мотивы Аринского? Их несколько.
Во-первых, был личный мотив: Аринский чувствовал себя недооцененным новым директором и был уязвлен возвышением Студнева.
«С момента прихода Горелова-Горлэ на з-д взаимоотношения были натянутые, т. к. Горелов-Горлэ считал, что я не справляюсь со своей работой, когда я работал нач. слесарно-сборочного цеха, хотя в данное время меня как понимающего дело сборки снова поставили на этот участок работы. <…> Не только мне, но всему з-ду известно, что Студнев у Горелова-Горлэ пользовался неограниченным доверием, что можно продемонстрировать следующим: на одном из совещаний инженерно-технических работников Горелов-Горлэ заявил, что всякое распоряжение Студнева рассматривать как мое. <…> Подписанный Студневым приказ об увольнении любого нач. цеха будет мною подписан, не читая. Во время отсутствия директора Горелова-Горлэ и технического директора Мягкова за директора оставался Студнев. Я не знаю ни одного случая, когда бы директор з-да Горелов-Горлэ стал бы на защиту технического работника, если с последним Студнев имел какие-либо счеты» [5:66].
Была в жизни Аринского и более серьезная проблема, чем продвижение по службе. Имея неидеальное коммунистическое прошлое, он своей помощью органам надеялся заслужить политическое доверие. Он и в деле Горелова один из самых плодовитых обвинителей. Однако надежды Аринского не оправдались. Летом 1937 года он будет арестован и осужден на 10 лет за шпионаж.
Ну а что же Студнев? Следы его теряются в декабре 1939 года, когда Московская областная прокуратура выносит отказ по его очередной жалобе. Нет никаких сведений, куда он был этапирован. На реабилитацию ни сам Студнев, ни его родственники не подавали. Реабилитирован он был только в 1991 г. по протесту заместителя прокурора РСФСР с формулировкой «за отсутствием состава преступления». Допустив, что показания свидетелей обвинения могут соответствовать действительности, надзорная инстанция в то же время сочла, что высказывания Студнева нельзя рассматривать как антисоветскую агитацию, так как они не содержат призывов к подрыву или ослаблению советской власти.
ТУРАПИН
