ох, черт! Да ведь сегодня выселяют Лизольщицу[42].
Лизольщицу никто не любит. Она сумасшедшая. Никогда не смотрит в лицо, никто не слышал от нее ни полслова. Порой мы встречаемся на лестнице: допустим, ты идешь вниз, а она вверх – и, увидав тебя, молча разворачивается, спускается на площадку ниже и вызывает лифт. А как от нее несет лизолом! Должно быть, в квартире у нее притаились какие-то сказочные чудища, от которых только им и можно спастись.
Однако – черт!.. – готовя себе кофе, я думаю: а может, новые владельцы выставили ее на рассвете, пока я спал? Пока грезил о женщине, которую любил, а она меня бросила? Или нет: разумеется, мне снилась чертова Лизольщица и представители властей, появившиеся у ее дверей в пять утра. Новые хозяева дома – это огромная риелторская фирма. Конечно, они явятся на рассвете.
Лизольщица заперлась у себя в квартире и знает: наступил октябрь, первое число, а значит, сегодня ее вместе со всеми пожитками выкинут на улицу. Может, хоть теперь заговорит? Я представляю, как она молча вжимается в стену. Хотя нет, все не так просто. Эл Ньюкам, менеджер по продажам из «Саут-Ориндж Инвестментс», сообщил мне, что Лизольщица ходила в Службу правовой помощи. Плохая новость: очевидно, с ней не так-то легко сладить. Чокнутая, да не совсем. Если удастся доказать, что она не понимала своего положения, департамент душевного здоровья округа Ориндж встанет на ее защиту и заявит, что «Саут-Ориндж Инвестментс» не имеют права выселять человека с ограниченными возможностями. Какого черта она пошла в Правовую помощь, как вообще до этого додумалась?
Время девять утра. Пожалуй, спущусь вниз, в отдел продаж, и спрошу у Эла Ньюкама, выселили они Лизольщицу или она все еще у себя, безмолвно прячется и ждет. Ее выселяют, потому что дом из пятидесяти шести квартир новые хозяева решили превратить в кондоминиум. Официальные извещения мы получили четыре месяца назад, и сейчас практически все уже выехали. «Саут-Ориндж Инвестментс» дала жильцам сто двадцать дней на то, чтобы съехать, и заплатила каждой семье 200 $ компенсации на переезд. Все по закону. А если хочешь купить свою квартиру, у тебя есть право преимущественного приобретения. Я свою покупаю. Я остаюсь. 52 000 $ – и живу себе спокойно, пока Лизольщицу выставляют за дверь: она ведь чокнутая и у нее нет 52 000 $. Может, зря я не переехал?
Внизу, в газетном автомате, беру сегодняшнюю Los Angeles Times. Девушка, стрелявшая на школьном дворе, «потому что ненавидит понедельники», признает себя виновной. Должно быть, дадут условно. Взяла револьвер и пошла стрелять в детей – не знала, чем еще заняться. Сегодня, кстати, ненавистный ей понедельник, и она в суде. Неужто нет предела безумию? Я снова думаю о себе. Для начала сомневаюсь, что моя квартира стоит 52 000 $. Я остаюсь, потому что боюсь переезжать – боюсь перемен, боюсь всего нового, – да и просто лень. Или нет, скорее, мне нравится этот дом. Нравится, что друзья живут неподалеку, нравятся окрестные магазинчики – они стали почти родными. Я прожил здесь три с половиной года. У меня два кота – они любят наш закрытый дворик, где можно гулять, не опасаясь собак. Неужели меня за спиной называют Кошатником? Все выехали, остались Лизольщица и Кошатник.
Неприятная мысль: от сумасшедшей Лизольщицы меня отделяет только счет в банке. Деньги – официальный сертификат нормальности. Может, Лизольщица тоже боится переезжать? Тогда мы с ней похожи. Просто хочет остаться там, где провела уже несколько лет, и жить как раньше. Каждый день она спускается в подвал, к стиральным машинам, снова и снова стирает и сушит в барабане свои вещи. Там я ее и встречаю: вхожу – а она тут как тут, у машины, следит, чтобы кто-нибудь не стащил ее тряпки. Интересно, почему она не смотрит в лицо? Вечно отворачивается… Я чувствую в этом ненависть. Она ненавидит всех и каждого. И теперь представьте: те, кого она ненавидит, вот-вот ворвутся к ней домой! Представляю, какой ужас она чувствует! Должно быть, сидит себя у себя в квартире, ожидая стука в дверь, смотрит на часы – и с каждой минутой кошмар все ближе.
К северу от нас, в Лос-Анджелесе, превращение многоквартирных домов в кондоминиумы запрещено городским советом. Там победили квартиросъемщики. Великая победа – но Лизольщице она не поможет. Мы в округе Ориндж. Здесь все решают деньги. Безнадежные бедняки живут к востоку от нас, в мексиканском квартале. Иной раз, когда охрана открывает ворота, чтобы пропустить машину, во двор к нам вбегают смуглые женщины с корзинами грязного белья и устремляются в подвал: пользуются нашими стиральными машинами – своих-то нет. Наши жильцы этого терпеть не могут. Когда у тебя есть хоть немного денег – достаточно, чтобы жить в современном доме, полностью электрифицированном и с охраной, – начинаешь на многое смотреть свысока.
И все-таки надо выяснить, выселили Лизольщицу или еще нет. В окно к ней заглядывать бесполезно, шторы всегда плотно задернуты. Так что я иду в офис продаж, навестить Эла. Однако его там нет, и офис заперт. Тут я вспоминаю, что на выходные Эл должен был лететь в Сакраменто за какими-то важными документами, которые государство умудрилось потерять. Значит, еще не вернулся. Не будь Лизольщица сумасшедшей, я бы постучал в дверь, заговорил с ней и все разузнал бы. Но в этом суть ее трагедии: любой стук в дверь ее напугает. В этом состоит ее болезнь. Так что я стою у фонтанчика с питьевой водой, который устроили здесь новые владельцы, любуюсь цветами в ящиках, которые они поставили… а дом-то и вправду выглядит лучше! Раньше напоминал тюрьму, а теперь превратился в сад. Новые хозяева вложили кучу денег, все здесь обновили, покрасили, придали подъезду совершенно новый облик. Фонтанчик, цветы, раздвижные двери… и Лизольщица, что, забившись в свою нору, молчаливо ждет незваных гостей.
Может, приклеить ей на дверь записку? Например, такую:
МАДАМ, Я СОЧУВСТВУЮ ВАШЕМУ ПОЛОЖЕНИЮ И ХОТЕЛ БЫ ПОМОЧЬ. ЕСЛИ ВАМ НУЖНА МОЯ ПОМОЩЬ. Я ЖИВУ НАВЕРХУ, В КВАРТИРЕ С-1.
А как подписаться? «Такой же псих»? Такой же псих, только с 52 000 $ в кармане: лишь поэтому я здесь нахожусь на законных правах, а она нет. С сегодняшней полуночи. Еще вчера ее квартира принадлежала ей так же, как мне моя.
К себе я возвращаюсь с мыслью написать женщине, которую когда-то любил, а нынче ночью видел во сне. В мозгу складываются всевозможные фразы. Одним
