На рассвете, наскоро перекусив, служивые люди собрались в путь. По молчаливому согласию, дабы не оспаривать старшинства, разделились на отдельные дозоры, каждый со своими холопами. Басманов свою дворню разделил на два отряда по два десятка ратных — каждому из братьев равную силу; князь Воротынский отобрал из всех два десятка, оставив остальных при семье; Зверев, не имея иного выхода, поднял в стремя всех восьмерых, оставив, несмотря на протесты и просьбы, младшего Андрея с матерью. Правда, у князя Сакульского, в отличие от сотоварищей, каждый холоп имел у седла по заряженной пищали и по бердышу за спиной. И хорошо умел с этим оружием управляться. Когда в ворота постучались стрельцы, служивым осталось только дать шпоры коням и промчаться по улице к закатным воротам.
Андрею стрелец достался молодой, но молчаливый, слова не вытянешь. Однако окрестности знал отлично, уверенно ведя десяток от хутора к хутору то по накатанной колее, то по неприметной тропке, а иногда и вовсе напрямик, проскакивая кустарники и выходя точно к очередным воротам. Стучал рукоятью плети:
— Фелофей, Аграфена! Это Степан! Тикайте отсель, татары идут. Известие верное, всех бояр окрест исполчают! — И снова давал шпоры рыжему мерину.
К полудню они вышли к какой-то реке и устроили дневку: напоили и пустили попастись скакунов, поели сами. А потом снова в седло и вскачь — от двора к двору.
Чем дальше к вечеру, тем ровнее становилась местность вокруг. Деревья попадались от случая к случаю, кусты, поначалу образовывавшие целые рощицы, теперь росли только узкими полосками вдоль канав и ручьев. Андрею подумалось, что Рязань стоит аккурат на границе лесов и степей. По пути в город дорога чуть не все время перерезала боры и рощи. По пути на юг — ни одного густого леса они так и не встретили.
— Ходко идем, — вслух отметил князь. — За день полста верст получилось, не меньше.
— У Мечи остановимся, — наконец подал голос стрелец. — Дальше пахарей нет. Завтра вниз по ней до Истьи дойдем, и до Оки. А там возвертаться можно с чистой совестью. Больше тут никто не обитает.
— А я думал, ты немой, — усмехнулся Зверев.
— Прости, княже. Думы недобрые. Не до беседы.
Заночевали они у края обрыва над широкой, в сотню шагов, реки, названия которой стрелец не назвал. Вестимо, та самая Меча и была. Поутру повернули на восток, но уже не так ходко. Проводник вел их широкими зигзагами, хутора встречались тут где-то каждый час. До полудня успели встревожить четыре семьи, к сумеркам — еще шесть. Ночь же застала небольшой отряд опять на крутом берегу.
— Специально такие места выбираешь? — заинтересовался Зверев.
— Отец так учил. Вода для лошадей, высота — чтоб видеть дальше, у обрыва, если что, отбиться проще. Завтра вечером к Оке выйдем, и поутру назад можно поворачивать. — Стрелец расстелил свой кафтан, завернулся в него, подвинул ближе седло, подложив под голову, и закрыл глаза.
Андрей же выпрямился, оглядывая горизонт. Замер, заметив что-то подозрительное.
— Илья, туда посмотри! Огни мне кажутся, или так звезды так низко стоят?
— Не пойму, княже, — подошел ближе холоп. — Светятся и светятся. На небо поутру глянуть надобно. Коли костры, дым заметен будет.
Но утром, как назло, небо затянуло облаками, повеяло влажностью. Ничего не угадать.
— Коли у горизонта, то не меньше, как в переходе, — сказал стрелец. — Мы ныне от них уходим, не встретятся. В седло пора подниматься, путь еще долгий.
И разъезд снова помчался навстречу восходящему солнцу.
До Оки они не добрались. Просто потому, что у самой реки никто отстроиться не успел — крестьяне опасались обильного весеннего половодья. Заночевали у той же Истьи, а утром повернули почти в обратную сторону — на запад.
— Отчего по Оке не подняться? — поинтересовался у проводника Андрей.
— Там Тысья и Городня еще текут, — ответил стрелец. — Они у впадения глубокие, вброд не перейти.
— Значит, теперь мы уже не от татар, а им навстречу скачем?
— Бог даст, обойдется. Дозор заметим, схоронимся. Опосля переберемся как-нибудь. Вплавь али раздемшись.
— На бога надейся, а сам не плошай. Илья, разведи огонь, запали всем фитильницы. Остальные пороху на полки пищалей подсыпьте да затравочные отверстия проверьте! Поперек седла стволы положите, дабы не суетиться в опасный момент!
Княжеский полусотник спешился, достал огниво, застучал кресалом, раздул трут, подпалил от него бересту, от бересты фитиль — обычную толстую пеньковую веревку. Прошел от холопа к холопу, самолично поджигая каждому фитилек в глиняном пузырьке с небольшими отверстиями. Поднялся в седло, вынул из висящего на передней луке чехла пищаль, поднял прижимную планку с затравочной полки, сыпанул из пороховицы немного черных гранул, прижал их планкой, поправил в зажиме фитилек:
— Сделано все, княже!
— Тогда вперед… — Зверев ощущал себя закоренелым перестраховщиком, но опыт предыдущих походов подсказывал, что намного безопаснее перебдеть, чем прозевать. Ну, сгорит у холопов лишний локоть фитильной веревки, так ведь ему цена — две деньги в базарный день.
— Под теми деревьями Тысья течет, — указал на узкий длинный ивняк проводник. — Ближе держаться надобно. Дабы скрыться быстро, коли что не так.
— А мы не зайцы, — поправил бердыш за спиной Андрей, — чтобы по кустам прыгать. Обойдемся.
— Татары вперед дозоры большие выпускают, — явно обеспокоился отвагой спутников стрелец. — Дабы с нашими разъездами сторожевыми точно управиться. Тут лучше спрятаться и тревогу поднять, нежели сгинуть без смысла.
— Тревога уже поднята, служивый, — хмыкнул князь. — И даже смерды дальние о том упреждены. Так что погибать можешь без опаски. Зря ты пищаль не взял. Бердыш хорошо, но пищаль лишней тоже не бывает.
Проводник не ответил. И даже двигался где-то с полчаса прямо через степные пологие взгорки. Но потом все же начал забирать все правее и правее. Андрей препятствовать не стал — при дневке все равно к реке придется повернуть, к водопою.
Лошади, утомленные предыдущей скачкой, шли вяло. Всадники их особо не понукали. Случись чего — хоть немного отдохнувшие скакуны куда полезнее загнанных. Степь наполняло стрекотанье кузнечиков, с разбойничьим посвистом носилась над головой какая-то пичуга, запахи трав и цветов казались столь густыми — хоть в бутылки на зиму запасай. Солнце пропекало тело даже сквозь кольчугу и поддоспешник — страсть хотелось купаться.
— Вода, наверно, еще холодная, — вырвалось у Зверева.
— Ничего, не запарим, — по-своему понял его проводник. — Вскорости береза видна будет. Так возле нее пляжик пологий. Для водопоя самое удобное место.
— Никак скачет кто? — поднялся в стременах Полель. — Вон, затемнело что-то у окоёма.
На самом краю горизонта и вправду появилось некое темное пятно, хорошо различимое на ярко-зеленом фоне.
— Может, из смердов кто к Рязани катится? — предположил Илья. — Зря их, что ли, предупреждали?
— Может, и смерды, — согласился Зверев. — Может, и к Рязани. Может, и прикрыть их от татей близких? Татары, подозреваю, совсем недалече уже.
— Коли обоз, то едут медленно, — сказал стрелец. — После дневки нагоним без труда.
— Да? — покосился на него князь. — А ну, мужики, фитили у пищалей запалите! Глянем давайте, что это за путники такие в наших краях?
Он первым достал фитильницу, раздул пеньковый жгутик, перенес огонь к зажиму пищального замка, а потом пнул пятками бока лошади:
— Н-но, родимая!
Дозор перешел на широкую рысь — не самую быструю, но и скакунов сильно не утомляющую.
— Тоже заметили, — сказал остроглазый Полель. — Тоже навстречу скачут. Толпа, однако, изрядная.
Кованые конские копыта стремительно втаптывали траву в землю, птицы и кузнечики смолкли, почуяв неладное, и даже запахи куда-то пропали — Андрей их больше уже не замечал. Скачущий навстречу отряд увеличился в размерах, и теперь было ясно, что это и вправду татарский передовой разъезд: полсотни легких копейщиков, что должны истреблять замеченные русские дозоры, редко превышающие числом пять всадников.
— Над ушами лошадиными цельтесь! — крикнул холопам князь. — Над самыми ушами!
Полверсты — татары сбились плотной массой, стремя к стремени, опустили копья. Холопы тоже подтянулись ближе друг к другу, но мчались на врага одной широкой цепью.
Четверть версты — скакунам передалась нервозность всадников, и даже без понукания они начали разгоняться все быстрее и быстрее.
Двести саженей…
— Над ушами! — снова крикнул Зверев, бросая поводья, подхватил двумя руками пудовую пищаль, направляя на разбойников.
Сто саженей…
— Огонь! — Он нажал на спуск. Прижимная планка поднялась, вместо нее на полку упал тлеющий фитиль. Порох с легким шипением превратился в белое облачко.
