– «Интурист», говорите?
Заявитель кивнул.
– Точно так.
«Интурист» традиционно являлся режимным объектом КГБ. Значит, проверять заявление придется тому, кто его принял, тут в милицию не спихнешь…
– Присаживайтесь, Анатолий Васильевич, – лейтенант сел за стол, достал из ящика специально приготовленную для таких случаев бумагу.
– Вы где проживаете?
Кутьков несколько смутился.
– На Газопроводе проживаю. Четырнадцатый дом, квартира шестнадцать. Только прописан я не там. В общаге асбестного завода прописан. Вот, поглядите…
Заявитель достал из кармана мятых штанов паспорт в замусоленной обложке. Лейтенант пролистал его и вернул. Вздохнул. Шпионы… Ну на кой шпиону нужно надиктовывать на пленку какую-то уличающую его информацию, которая может стать причиной провала? Разве только если это не шпион, а клинический шизоид.
Евсеев снова вперился взглядом в лицо посетителя. На шизоида вроде не похож. Ладно, посмотрим.
– Анатолий Васильевич, – произнес он официальным тоном. – Сейчас мы документально оформим ваше заявление и акт передачи вещественного доказательства в органы ФСБ. Вам нужно будет дать подробные показания об обстоятельствах находки, потом, если потребуется, мы пригласим вас еще раз. Вы располагаете временем?
– Конечно, для такого дела… Безопасность страны важнее, ведь правильно? – спросил Кутьков. Ему явно нравилась непривычная роль сознательного законопослушного гражданина, помогающего органам. – Я там еще и книжку нашел, вот посмотрите, может, пригодится…
* * *
Передавая Евсееву кассету, Толик даже не подозревал, в какую историю втравливает себя и своих хлопцев-херсонцев.
Следующую неделю уже вся бригада, в глаза и за глаза проклиная своего чокнутого бригадира, писала объяснительные. Если собрать их все под одну обложку, получился бы целый роман под названием «Как я провел день 16 июля 2002 года». Регулярно посещая Управление и беседуя с сотрудниками, хлопцы-херсонцы узнали много нового о себе и своей родне. Во-первых, что являются представителями «серого рынка» рабочей силы и могут быть в 24 часа депортированы на родину. Суржик вдобавок обнаружил, что его тираспольский родственник, дядя Вова, отсидел в конце восьмидесятых полтора года в колонии за браконьерство, а его прадед в Гражданскую воевал на стороне белых.
Толик с безмерным удивлением узнал, что его имя фигурировало в деле по убийству некой Матрухиной Нины Степановны, больше известной на Тверской как Нюха или Носик. На фото он узнал проститутку, услугами которой пользовался два или три раза. Ее тело обнаружили в лесу под Зеленоградом осенью 89-го. Следствие отрабатывало всех постоянных клиентов Нюхи, и если бы убийцу не поймали с поличным на «подставе» под Новый 1990-й год, то Толику уже тогда пришлось бы упражняться в жанре мемуаров на зоне. И это в лучшем случае: тогда с убийцами не церемонились. И с теми, кого принимали за убийц, – тоже…
В общем, кассета «сдетонировала». Началось с того, что Евсеев ее внимательно прослушал и выписал ключевые слова: погоны, полигон, дети полковников и генералов, иностранец, космический бизнес, техническая информация о ракетах, пароль, отзыв, ракетные войска, пять тысяч долларов, гарнизон и так далее…
То есть профессионально подготовленный оперативник ФСБ сделал то же, что и ничему не обученный работяга Толик, только словами они пользовались разными. Евсеев пришел к выводу, что для обычного бытового разговора слишком много специфических шпионских терминов, а Толик называл их западлом…
Хотя дефекты пленки не давали возможности на сто процентов восстановить разговор, было ясно – здесь что-то нечисто. Смахивает на шантаж с целью склонения к шпионажу! Лейтенант написал свое заключение, и кассета пошла снизу вверх по всем уровням Управления.
Вначале, как и положено, лейтенант доложил суть дела своему непосредственному руководителю – заместителю начальника отдела майору Валееву. Тот почесал затылок:
– Когда, говоришь, это было? Ах, неизвестно… На театральную постановку похоже… Уж больно нарочито все это – в жизни так не бывает!
– Так что будем делать? – спросил Евсеев. – Спишем в архив?
Майор Валеев задумался, узкие глаза сузились еще больше. В таких делах главное – не попасть впросак. Как говорится: лучше перебдеть, чем недобдеть!
– Списать в архив легче легкого! – назидательно сказал он. – А если мы ошибемся? В деле охраны государственной безопасности ошибаться нельзя… Давай лучше начальника спросим…
Начальник отдела полковник Кормухин выслушал внимательно, надолго задумался.
– А не розыгрыш ли это? Обычная болтовня, может, имитация шпионских разговоров… Прикол, как говорит мой младший. Вы-то сами, лейтенант, что думаете?
– Если бы розыгрыш – тогда все вокруг шпионажа бы крутилось, – осторожно возразил Евсеев. – А здесь наоборот: суть растворена в куче бытовых подробностей. Как в жизни и бывает…
– А вы хорошо знаете жизнь и шпионаж? – ядовито спросил полковник.
Евсеев смутился. Неопытность – его слабое место.
– Никак нет, товарищ полковник! Докладываю на ваше усмотрение…
Действительно, его дело маленькое: доложил – и гора с плеч! Пусть руководство голову ломает. И в переносном смысле, и в прямом. То есть пусть думает, принимает решение и несет за него ответственность. А ему, Евсееву, по большому счету все равно, что оно там надумает!
Начальник отдела покряхтел, подумал, взвесил со всех сторон: дело, конечно, дохлое и бесперспективное, сколько лет прошло, валялась бы эта кассета где угодно – и хрен с ней, старым мусором! Ему самое место на свалке или в мусорной корзине… Но одно дело, когда старый мусор «валяется где угодно», а совсем другое, когда вот он – с сопроводительным материалом лежит у него на столе… Что, своими руками в архив списывать, своей подписью на свалку определять? Нет, не такое это простое дело!
Старый чекист вспомнил про бдительность и персональную ответственность, даже про партбилет вспомнил, которого в былые времена лишали проштрафившихся руководителей, что означало должностную смерть – ни больше, ни меньше! И хотя партбилет теперь валялся где-то в шкафу и никакого значения не имел, воспоминание о нем чувство ответственности укрепило. Принцип «лучше перебдеть, чем недобдеть» еще никого не подводил…
В результате Кормухин доложил материал начальнику Управления генералу Ефимову. Валеев и Евсеев в это время ожидали в приемной.
Генерал гипотез выдвигать не стал и мнением младшего сына Кормухина не интересовался, а размашисто написал на рапорте:
«т. Кормухину.
Тщательно проверить.
Установить или опровергнуть факт вербовки иностранцем неизвестного офицера».
Кормухин вместе с Валеевым вернулся к себе в кабинет, а Евсеев остался ждать в приемной, которая была гораздо скромнее, чем у начальника Управления. Через несколько минут Валеев вышел с рапортом, на котором ниже генеральской резолюции было начертано указание начальника отдела:
«т. Валееву.
Организовать исполнение и доложить».
Еще через несколько минут папка с материалами оказалась у Евсеева. Знающему человеку ясно, что на ней добавилась резолюция Валеева:
«т. Евсееву.
Проверить пленку на подлинность. Идентифицировать участников беседы».
Хотя содержание работы каждого сотрудника должно содержаться в тайне от коллег, добиться такого удается только по особо серьезным делам, поэтому Кастинский и Ремнев оказались в курсе дела.
– Ерунда это, чушь собачья! – вынес вердикт капитан. – Выеживался кто-то, а наш ученый раздул мыльный пузырь. Надо было ничего не регистрировать, а отправить этого заявителя с его кассетой в милицию, там бы быстро разобрались…
– В три минуты, – кивнул Ремнев. – Бросили бы в корзину, и дело с концом!
Он откинулся на спинку стула и медленно покачивался на задних ножках.
– Мало есть непонятных кассет или фотоснимков? Так что, по каждой розыск вести? Сверхбдительность не всегда хороша: сам себе надел ярмо на шею. А перспектив-то – ноль! Зачем же самому себе подножки ставить?
Евсеев слушал коллег, наклонив голову и выпятив нижнюю челюсть. Такое выражение он иногда видел на лице отца. К счастью, нечасто.
– Спасибо за советы! – резко подвел он итог дискуссии. – Но я раскручу это дело и доведу его до конца!
– О-о-о! А-а-а! – разулыбались коллеги, но наседать прекратили: настрой у молодого лейтенанта был вполне боевой.
С этого момента версии о розыгрыше или театральной постановке отпали сами собой. А Юрий Евсеев оказался запряженным в хлопотное и, судя по всему, безнадежное дело. Сам он до поры до времени не верил, что шпионы оставляют в номерах гостиниц диктофонные записи, как не верил, что инопланетяне забывают на Земле свои летающие тарелки.
Хотя его сомнения никого не волновали. Когда делу дан официальный ход, включаются такие рычаги и механизмы, которые могут перевернуть любую летающую тарелку.
