Теперь он лежал на спине и смотрел в серое небо.
«Я должен был попытаться», – сам себе сказал мозз, а человек безвольно, как надетая на руку тряпичная кукла, беззвучно повторил слипающимися от крови губами эти слова.
Позвоночник человека был сломан, однако все, что выше пояса, еще кое-как работало. Он медленно поднял руки, выставил перед собой ладони и стал неторопливо перебирать пальцами. Для человека это были странные, несвойственные движения: каждая кисть напоминала сей час отдельное от тела живое создание, похожее на белого кожаного паука.
Что теперь делать? Где-то поблизости были твари, но они не торопились наброситься на беспомощного человека, чувствуя подвох, странность, тайную угрозу.
И тут мозз уловил страх. Нет, не страх своего носителя, чей разум, скованный волей оккупировавшего его существа, уже готовился расстаться с жизнью и боялся, боялся из последних сил. Источником страха был кто-то другой. Кто-то видевший, что произошло только что, и напуганный этим. Напуганный визгом поверженной вичухи в обломках здания. Тем, что с ней произошло. Необъяснимостью случившегося.
И этим существом был человек. Где-то рядом был другой человек. Удача!
Упавший перевернулся на живот, оскалился и, яростно цепляясь за потрескавшийся асфальт, волоча за собой свои мертвые ноги и оставляя на асфальте кровяные мазки, пополз на зов страха.
Глава 8
Незапланированный выход
Внезапно появившийся на платформе Виктор Турманец выпучил в ярости глаза, вытянул вперед руку и, тыча пальцем в Маломальского, зло прорычал:
– Ты!
– Ну, я. – Сергей пожал плечами, демонстрируя совершенную невозмутимость. Однако внутри он сжался, молясь всем мыслимым и немыслимым силам, чтобы никто из группы Виктора в походе на Полянку не пострадал.
– Я из-за тебя столько времени потерял! – рычал Турманец, решительно шагая в сторону сталкера; кулаки его были крепко сжаты.
– Надеюсь, что ты только время потерял, и ничего больше, – осторожно закинул удочку Маломальский.
– Чего?! – Виктор подошел вплотную.
– Я говорю, что там, на Полянке?
Сергей давно знал этого человека, и иногда ему очень хотелось зарядить Виктору по шее разводным ключом. Сейчас как раз такой случай.
– А нет там ни хрена! Никаких, мать твою, монстров! – заорал на него Турманец. – Гермоворота только распахнуты! Но мы их захлопнули, раз уж у тебя кишка тонка была!
«Вот и хорошо. Значит, все живы. Надеюсь, что хренозавры ушли на поверхность, а не в туннели», – подумал сталкер, а вслух добавил:
– Ты уверен?
– Уверен, чтоб тебя!
– А трупов человеческих там не было? Два мертвяка?
– Нет, черт тебя дери!
– Точно?
– Да точно, мать твою!
– А статуи? Статуи на месте?
– Ах, вот оно что! – зло засмеялся Виктор. – Так бы и сказал, что обделался из-за статуй!
Внезапно в разговор вклинился стоявший в стороне Странник. Подойдя, он ткнул Виктора пальцем в лоб и заявил:
– Притухни.
– А ну руки убери! – зарычал на него Турманец. – Что это за обморок с тобой таскается, а? – это уже было сказано сталкеру.
– Ты, Витюша, его лучше не зли, – усмехнулся Сергей, мысленно костеря попутчика, постоянно лезущего на рожон. – Это бывший альфовец, только с амнезией. Но рефлексы на месте: он в туннеле кошку загрыз, как в спецназе учили. Так что осторожней.
Турманец посмотрел на Странника. Во взгляде его читалось сомнение.
– Что-то дохловат он для альфовца, – проворчал Виктор.
– Зато лом в узел может завязать.
– Ага, как же!
– Не веришь? Тащи лом, продемонстрируем.
– Да идите вы оба, – махнул рукой Виктор и ушел.
– Он вообще-то неплохой мужик, – вздохнул Сергей, обращаясь к Страннику. – Ну ладно. Как мы-то с тобой теперь поступим?
Странник снова ткнул пальцем в потолок.
– Туда. Мозз.
– Ну, я-то, допустим, с экипировкой. А ты как туда пойдешь?
– Все равно.
– Ага. Герой! – Маломальский качнул головой и усмехнулся. – Ты хоть на поверхности бывал?
– Я там живешь. Ничего не надо. Только мозз.
– Ты там жил? Когда? До Катаклизма? – поморщился сталкер.
– Всегда, – мотнул тот головой.
– Да иди ты! Ну хорошо, отбросим этот бред и представим, что мы действительно идем на поверхность. Мы же сейчас в Полисе. Ты представляешь, что будет там, на поверхности, рядом с выходом?
– Что?
– Библиотека, балбес! Великая, мать ее, библиотека!
– Ну и что? – Странник развел руки и пожал плечами.
– Как это что? Ты что, не знаешь, кто там живет? Чертовы библиотекари! Да я лучше еще раз заночую рядом с гнездом вичухи, чем сунусь к этим тварям хоть на пушечный выстрел!
Стран Страныч вдруг встал прямо напротив Маломальского и пристально посмотрел ему в глаза.
– Сергей, ты боишься? Страх плохо. Нельзя страх. Это смерть будет.
– Ну, мне, как тебе, надо быть ужаленным в голову, чтобы ничего не бояться, – хмыкнул сталкер.
– Ты не понял, Сергей. Страх убивать разум, оставлять место для мозз. Пища мозз. Нельзя.
Маломальский не все понял в этой длинной речи попутчика, однако с тем, что страх ведет к гибели, был согласен. Он-то умел усмирять свой страх на выходах в город – забивал голову разговорами с самим собой, всеми этими придурковатыми шуточками, – и места для страха в нем просто не оставалось. Веселил себя как мог: когда смешно – не страшно. В сталкерском ремесле «страх» точно значит «смерть». Бояться – значит, не быть себе хозяином, действовать не по строгому расчету, а по велению дремучих звериных инстинктов. Гибель приходит на запах страха, как стигматы – на запах крови.
Но соглашаться на выход – да еще прямо здесь, у Библиотеки, – было сущим безумием. Да и как искать на поверхности, в огромном разрушенном городе, кишащем монстрами, одного-единственного зараженного человека? Нет уж, дудки!
Сергей уже собирался ответить на предложение Странника окончательным отказом, но тут юродивый, словно что-то почувствовав, вдруг отступил, опустив голову. Неуклюже пятясь, сделал еще несколько шагов назад. Снова посмотрел на Сергея, как-то грустно улыбнулся и, подняв правую руку, по-детски ею замахал.
– Не надо, Сергей. Странник один пойду. Был рад тебя знать. Очень, – сказав это, он повернулся и побрел к посту у гермоворот.
Маломальский какое-то время тупо смотрел ему вслед.
– Кто же тебя отсюда так вот выпустит? – проворчал он.
Буму было стыдно. Стыдно перед этим странным человеком и перед самим собой. При этом он чувствовал, что происходит что-то совершенно неправильное и эта неправильность очень скоро перерастет в непоправимость. Сергей вздохнул и пошел за Странником. Нагнал его, схватил за локоть и развернул к себе.
– Ты отвечаешь за свои слова?! Ты уверен, что туда надо идти? Что мы сможем его найти?! Что, если мы там подохнем, оно того стоит?! Понимаешь меня?..
– Да – понимаешь. – Странник улыбнулся и кивнул.
– Да – стоит.
– Ладно, пошли обратно к коменданту, черт тебя дери! – И Бум потащил Странника за собой. – Ох, чую я, придется мне горько пожалеть об этом!
– Не бойся, Сергей. Страх – плохо.
– Заткнись, пожалуйста.
* * *
Это было в высшей степени опасно, но Черный орден иногда шел на такие миссии. Чем не достойная проверка воли и силы для лучших из представителей избранной расы?
И хотя с красными сейчас было перемирие, о столетней войне с вечным врагом в Четвертом рейхе не забывали. Просто теперь ее вели другими методами. Да, там, в метро, они заключили мир, понимая, что война пойдет до полного взаимного истребления, а ресурсы Рейха – особенно человеческие – не были бесконечными.
И тогда они, лучшие из лучших, те, что с гордостью носили на своих рукавах черные повязки с двумя белыми рунами в виде молний и называли себя штурмовиками, избрали иной путь борьбы: они выходили на охоту за группами красных сталкеров. Следили за ними, изучали маршруты, давали набрать трофеев. А потом устраивали на обратном пути засады, уничтожая и грабя врага.
Это ведь другой мир – поверхность, и здесь никто не говорил о перемирии. А когда с поверхности не вернулся человек или группа – это всегда списывали на мутантов. Даже среди подозрительных, никому не доверяющих большевиков вряд ли кто догадается, что люди уничтожены в секретных операциях фашистов, которые нарушают мирный договор. Главное – не оставлять живых свидетелей, а такого не случалось еще никогда.
В тайные рейды отправлялись лучшие из лучших – закаленные, испытанные, сильные. Нордический характер и железное сердце, беспощадность к врагам и совершенная преданность Рейху. Попасть в ряды штурмовиков было наивысшей привилегией и лучшей наградой за службу. Так, во всяком случае, вещал Министр культуры и пропаганды.
– Бессмыслица какая-то. Бред! – проворчал, сопя фильтрами маски, командир, которого все называли Руделем. – Быть такого не может.
– Говорю тебе, я видел, – настаивал самый младший в группе, по прозвищу Ганс. – Вон с того поворота она вылетела, с Воздвиженки. А на спине у нее человек сидел. А потом она врезалась в ту стену, что напротив нас. Там же Военторг был, верно?
