Через полтора километра температура упала, и долина Ассама превратилась в пуховый облачный ковер где-то под нами. Клочья тумана начали цепляться за кабину, когда мы взбирались еще по первым ступеням гигантской лестницы. Здесь на расстоянии ста километров по прямой вы проходите путь от липкой жары до вечных снегов, вознесшихся на 8000 метров у северной границы Бутана с Тибетом.
На юге вплотную к дороге подступали джунгли. Это край тяжелого застойного воздуха, царство тигров, слонов, змей и обезьян. Европейская публика наслышана о бенгальских и ассамских джунглях, но мало кто знает, что они, по сути, продолжение бутанских джунглей, тянущихся до долины Брахмапутры. В Бутане наиболее высокая «плотность» диких слонов на единицу площади. Вся южная часть страны представляет собой огромный естественный заповедник; там звери чувствуют себя в безопасности под защитой буддийских верований, полагающих уничтожение любого живого существа смертным грехом.
В Бутане сталкиваются два мира: тибетские обычаи, рожденные в краю вечных снегов, встречаются с укладом обитателей тропиков. Первый пояс джунглей, покрывающий южную треть Бутана, населяют непальские колонисты, рабочие чайных плантаций и потомки непальских родов, рассеянных набегами гуркских королей. Практически здесь не встречаешь коренных бутанцев, привыкших к более умеренному климату.
Дорога упрямо змеилась выше и выше, к снегам. Когда мы поднялись на первый перевал, долины словно сомкнулись за спиной — вокруг расстилались лишь переполненные влагой лесистые холмы.
Это очень сырые джунгли. Ведь Черрапунджи — мокрейшее место в мире — находится в нескольких милях отсюда, в Ассаме. Подумать только, что в остальной части земного шара осадки меряют в сантиметрах и даже в миллиметрах. А в Черрапунджи за три месяца муссона на квадратный метр площади обрушивается столб в восемнадцать метров воды! Пенные потоки лавиной затопляют поля и селения в долинах. Это случается каждый год...
Нельзя не восхищаться мастерством индийских инженеров, которые, преодолев все трудности, пробили дорогу через этот ад. Ей постоянно угрожали оползни, пока тысячи рабочих вели стройку. Они и сейчас продолжают поддерживать ее в пригодном состоянии. Каждые тридцать километров мы встречали бригады, вручную перетаскивающие громадные обломки скал. Иногда куски скал рушились с откоса, и, переломанные как спички, деревья летели с их пути.
Я повидал много горных дорог, но ни одна не может сравниться с этой. Она обошлась в миллионы рупий и стоила нечеловеческих усилий.
Мы преодолели три перевала, обогнули насупленные необитаемые горы, покрытые девственными дубравами, и въехали на собственно Бутанское плато. Какое-то время мы еще следовали за причудливыми изгибами ледяной реки, сердито пенившейся вокруг валунов, как внезапно впереди показался первый дзонг. Как описать свои чувства в этот момент? До этого, несмотря на пересечение границы, я не ощущал реально, что нахожусь в Бутане. Теперь, увидя контуры крепости, я понял, что это так.
Голые стены, слегка отклоняющиеся назад, подымались как естественное продолжение скалы. Крепость-дзонг гордо царила над затянутой туманом долиной, словно молчаливый и грозный часовой Страны драконов грома.
«Обгоняя, ты приближаешь конец»; «Жизнь и так коротка, не укорачивай ее скоростью!» — две надписи на хинди украшали придорожный столб. Что они могли значить в краю, где на сто мулов вряд ли приходится один автомобиль?
Мы въехали в столицу Тхимпху. Чиновник, занимающийся королевскими гостями, осведомился, каков мой ранг. Я ответил нечто невразумительное: «Доктор этнографии».
Позолоченные молнии украшали стены в моей комнате. Удобная кровать, стулья и бюро, привезенные недавно, чувствовали себя неуютно в краю, где принято сидеть в позе лотоса, а ковры, расшитые драконами, служат общей постелью.
— Так... — протянул чиновник, когда я закончил свое жизнеописание.
И исчез на два дня.
Дом для гостей был пуст. Я решил разобрать свой багаж. Вот тибетская грамматика, весьма неточная карта Бутана, пара сапог для верховой езды, а вот и две чашки тончайшего севрского фарфора — подарок для короля. На стене чуть пониже портрета деда царствующего монарха висело волеизъявление его величества, запрещающее подачу спиртного во всех крепостях и домах для гостей его страны. Как хорошо, что я привез чайные чашки!
Я углубился в изучение карты. Бутан на ней имел форму рыбы. Страну пересекали шесть глубоких долин, разделенных хребтами; самый высокий перевал находился на высоте 4350 метров. Реки, бежавшие в этих ущельях, вытекали из-под вечных снегов на горных пиках.
Северный Бутан представляет собой сплошной горный массив с непокоренными вершинами, не нанесенными на карту.
На западе долина Вонг, в свою очередь, делилась на три отдельных ущелья — Ха, Паро и Тхимпху. Там, я знал, проходил обычный маршрут королевских гостей. Потом двинусь в долину Пунакха, где стоит бывшая столица, — туда дорога еще не добралась, пересеку Ринак (Черные горы), громадный хребет, разделяющий западный и восточный Бутан. В этих местах еще никому из чужеземцев не довелось путешествовать.
Падение со слона
Утром в понедельник я отправился к столичному дзонгу. Тхимпху был оживлен: двигались караваны, сновали в разные стороны монахи, солдаты, крестьяне. Все были одеты в доходившие до колен и перехваченные широким поясом кхо и пестрые чулки. Только цвета короткополых халатов были разные — у кого черные, у кого оливковые; у большинства они были в красную, желтую и ярко-зеленую полоску с белым рисунком.
Халаты и чулки придавали солдатам средневековый облик, контрастировавший с современными автоматами, которые они носили, небрежно закинув на плечо и нисколько не беспокоясь, в какую сторону направлен ствол.
Дзонг Тхимпху поистине необъятный комплекс. По размерам и внешнему рисунку его можно сравнить в Европе только с Эскориалом (1 Дворец, построенный Филиппом II недалеко от Мадрида. Резиденция испанских монархов.) в Испании. Это гигантский прямоугольник строгой тибетской архитектуры, с тремя бесконечными рядами окон, причем первый ряд поднят на девять метров над землей. Над стенами вздымаются мощные квадратные башни, увенчанные многоэтажными крышами. Если не считать дворец далай-ламы в Лхасе, то дзонги Тхимпху и Пунакхи, без сомнений, крупнейшие постройки Центральной Азии, а может, и всего Азиатского континента.
Громадный массив невозможно охватить целиком с одной точки. Тысячи рабочих с лопатами и корзинами, словно муравьи, копошились на платформе, откуда поднимается над рекой цитадель. Вода омывает подножие этой неприступной твердыни. Двое вооруженных караульных с белыми шарфами на шее стерегли главный портал из толстых колонн красного дерева, инкрустированных позолоченными фигурами вперемежку с другими буддийскими символами.
В дзонге проживают король, его двор, чиновники, служители, а также глава бутанской церкви и более тысячи монахов, в общей сложности две трети населения столицы. Женщинам не дозволяется оставаться на ночь в пределах гигантского святилища.
Бутан — религиозное государство. До 1933 года король делил власть с «воплощенным ламой», но и поныне настоятели монастырей сохранили за собой совещательный голос в решении важнейших государственных дел.
Каждый входящий в Тхимпху или любой из тридцати двух дзонгов страны обязан накинуть на плечи шаль. К сожалению, у меня ее не было.
Я ступил на двор, аккуратно вымощенный большими светло-серыми плитами. Молодые монахи сидели у подножия высокой учи, главной молельни крепости, подымавшейся на двадцать четыре метра посреди двора. Ее белый, ничем не украшенный фасад смотрел на долину рядами окон с бледно-голубыми, оранжевыми и красными наличниками.
Я засмотрелся на эту башню, как внезапно зазвенел колокольчик. Молодые монахи тут же вскочили и разбежались. Из угловой двери появился освещенный солнцем пожилой монах, за которым шествовала некая важная персона. Монах тряс колокольчиком в левой руке, а в правой был кнут, которым он грозно замахивался. Через секунду во дворе вообще не осталось ни души: послушникам не положено видеть своего наставника.
Я, не отрываясь, смотрел на кнут, ожидая, что вот-вот меня постигнет участь сэра Эшли Идена. Но нет, следом за персоной вышел камергер в белой шали с мечом на поясе, который проводил меня по лестнице ко входу во дворец. Он отодвинул занавес, скрывавший дверь, украшенную медной чеканкой» с изображением бутанского дракона, и ввел в приемную Дашо Дунчо, личного секретаря его величества.
Я очень нервничал. От предстоящего свидания зависело очень многое. Человек, который сейчас меня примет, мог не только решить судьбу моего пребывания в Бутане, но и вообще распорядиться не кормить меня.
