медлила с вопросом, вертевшимся на языке.
В конце первого лестничного пролета, прямо в центре, находилась резная дверь из темного дерева, такого же, что и парадная, только меньше, и резьба была другая. В левом углу располагалась та самая птица, чей остроклювый профиль можно было заметить в убранстве остального замка. Она будто сидела на золотой жердочке, распушив хвост — на конце каждого пера переливался драгоценный огненно-оранжевый мандариновый гранат. Я видела кольцо с таким камнем в интернете, когда папа попросил присмотреть маме подарок на годовщину. Помню, как у папы отвисла челюсть, когда он увидел цену.
Внутри все сжалось от непрошеных воспоминаний, но я решительно отодвинула их на второй план. У меня еще будет время поплакать и пожалеть себя, я надеюсь. Лакей, караулящий у дверей, сделал жест рукой, и они распахнулись, впуская нас в огромную, почти необъятную, бальную залу. Но не успела я рассмотреть ее как следует, заметив только алые портьеры, обрамляющие панорамные окна, выходящие прямо на саванну — где солнце ласкало изгибы зеленых акаций — Лайонел повел меня куда-то в сторону, к галерее с колоннами, обрамляющей зал. Там на широкой стене располагались несколько дверей, ведущих в другие помещение. Зиуданс потянул меня к двери, с тем же силуэтом птицы, только камни были другие, белые, напоминавшие вкрапления жемчуга, в сочетании с бриллиантами. За дверью, очевидно, располагалась Белая Гостиная — золотистые, приглушенного цвета шторы, белый потолок с замысловатой золотой лепниной, диванчики и стулья из белой кости с обивкой светло-песочного цвета. Возле ютившегося в углу диванчика со спинкой в элегантном золотом обрамлении стоял многоуровневый поднос со сладостями, рядом с чайником и двумя чашками с узором из нежных роз, овитых плющом.
— Голодна? — улыбнулся Лайонел.
Вместо ответа желудок застонал в предвкушении скорого наполнения.
Мы успели преодолеть половину расстояния к столу, как в гостиную ворвался взвинченный Амнон, позади которого испуганно жались знакомые мне служанки.
— Какого Ваурмса здесь происходит?!
16
Я застыла на месте, не зная, как реагировать. Флюиды ярости, что излучал Амнон, пропахли его желанием убить меня прямо на месте. Лайонел мягко подтолкнул меня к столу, будто бы сейчас над нами не висела зловещая грозовая туча с головой египетской собаки, готовая разразиться громогласными обвинениями и едкими словами.
— Садись, поешь, — добавил зиуданс, повернув голову ко мне: уголки его губ дрогнули в мимолетной улыбке.
На ватных ногах проследовала к столу, когда в спину прилетело:
— Почему она все еще жива?! — холодный голос был полон глухого негодования, будто костер потрескивал на ледяной поляне, грозя либо растопить лед, либо затухнуть в мгновение ока.
Во мне поднялась волна возмущения. Извините меня, но я не таракан, чтобы обо мне с таким отвращением говорить! Вместе с возмущением, меня накрыли безразличие, усталость и голод. С комфортом расположилась на диванчике, не заботясь, что кровь, следы травы и грязи останутся на светлой обивке, и принялась маленькими глотками пить горячий чай с изумительным цветочным послевкусием. Правда, наслаждаться чаем и ванильными пирожными, тающими во рту в полной мере, мешал набирающий обороты спор. Лайонел отвечал спокойно и сдержанно, приведя довольно складные аргументы в пользу своего решения не убивать меня. Я же все-таки подложная жертва, как-никак, и обещанных графских кровей во мне нет ни капли. Амнон же с каждой секундой терял все больше своего холеного лоска и самообладания. И вот уже яростно сдернутый синий плащ бесформенной грудой валялся на одном из кресел.
— Ладно! — рыкнул Амнон, медленно вдохнув и выдохнув и с силой надавив пальцами на предполагаемую переносицу, разглаживая морщину между глаз. Анубис на секунду закрыл глаза и когда он продолжил, ему удалось взять себя в руки, и голос его снова вернул себе леденящие душу безразличные нотки. — Но скажи мне… Почему она еще здесь? Пусть Вулфссунусы, что привезли ее и получили вознаграждение, сами разбираются с возникшей проблемой. Или просто прикажи отвезти ее в ближайшую деревню Маннов. Не понимаю…?
— Есть причина, — ответил Лайонел тем же невозмутимым голосом. Подойдя к столу, где я уже допивала вторую порцию чая, он сел справа от меня. Тяжелая рука легла на плечи — и мужчина притянул меня к себе: благо в чашке не так много осталось сладкого напитка, а то от неожиданности я бы непременно пролила бы его на царские штаны.
Служанки, все еще стоявшие в дверях, смущенно отвели взгляд. Амнон, потеряв дар речи, опустился на кресло, рядом со своим плащом, и провел ладонью по вытянутой морде.
Я не сразу поняла их реакцию, но стоило сложить два и два, меня бросило в жар, а от невысказанного вопроса кусок пирожного застрял в горле, заставляя судорожно прокашляться, нарушая повисшее тягостное молчание.
— Зачем ты приказал приготовить покои Квенсы? — еле слышно проронил сгорбившийся советник, казалось, ему было все равно, какой будет ответ, ведь он даже не смотрел в нашу сторону, но кончики его острых ушей тревожно подергивались.
— Разве не очевидно? — ответил вопросом на вопрос Лайонел, прижимая меня к себе еще крепче, снова погружая в пряный древесный аромат. Кажется, у мамы была похожая приправа на кухне… Стало спокойно, даже тревожность и напряжение в воздухе перестали достигать меня.
— Нет. Ты скажи. Я хочу это услышать, — с нажимом проговорил Анубис, поднимая взгляд угольно-черных глаз, в которых тлели остатки жгучей неприязни, почти ненависти, направленной на меня.
— Она станет моей Квенсой.
Я уронила десертную ложку, и она звякнула об пол, подобно взрыву бомбы в глуши: настолько давящее и непроницаемое молчание повисло после сказанных слов — воздух стал похож на густой кисель и три пары глаз уставились на меня, наполненные непониманием, с примесью страха и неверия.
Наклонила поднять выскользнувший из рук столовый прибор, но Лайонел меня остановил, жестом головы подозвав одну из служанок. Это была Сако — узнала ее по ленте в волосах и лицу, на котором каждую эмоцию можно было прочитать без труда, даже барсучья внешность не была для этого помехой. Девушка ринулась к нам и принялась выполнять немое указание.
— Еще ч-чаю, Светлейшая? — обратилась она ко мне, избегая смотреть в глаза. Если раньше она и отводила взгляд, то из-за чувства жалости и вины: ведь она думала, что меня принесут в жертву. Но сейчас в агатовых глазах, с едва заметным шоколадным отливом, читался страх.
— О чем это она, Лай? — почти повернулась к Лайонелу, но меня отвлек судорожный вдох: Амнон подавился воздухом от возмущения. Он открывал и закрывал широкую пасть, судорожно бегая глазами от меня к Лайонелу и обратно. Он
