– Откуда ты все это умеешь?
– Что – все?
– Плести татами. И… просто все.
Мужчина пожал плечами:
– В монастырях прислуги нет. И там совсем по-другому относятся к понятиям чести и бесчестия. Пожалуй, более правильно. Хотя я еще до Шонг Сана совершенно не умел правильно надувать щеки, как положено именитому отпрыску. Мачеха вечно по этому поводу жаловалась на меня отцу.
– А как ты попал в монастырь?
– О, это было не слишком-то просто. Даже с влиянием моей семьи. Пришлось неделю мокнуть под дождем у ворот вместе с другими кандидатами, а послушники выглядывали из-за ворот, швырялись объедками и оскорблениями. – Он мечтательно улыбнулся, словно воспоминание об этом доставляло ему искреннее удовольствие. – Чтобы тебя приняли в ученики, ты должен доказать, что это не случайная блажь. Что действительно хочешь этого. Я был совсем котенок – десять лет. Но уже упрямый, как сотня демонов. И знал, что второго шанса не будет. И так, если бы не мачеха, отец никогда бы не согласился отпустить меня.
– Ты сам хотел туда? – Мия растерялась.
– Конечно. В Шонг Сане нет места тем, кто не знает, чего хочет.
– Но зачем?
– Я проклят, Мия, – спокойно напомнил Джин. – Я знал, что никогда не смогу сравниться с братьями, даже если буду изучать фехтование и военное дело, как одержимый. Отбери у воина катану, он не многое сможет. Мои братья, пока на них нет блокаторов – сами по себе оружие. Я тоже хотел стать таким…
– И получилось?
– Отчасти.
– А почему ты там не остался?
– Люди меняются. В монастыре я понял сразу несколько вещей. Во-первых, что кэмпо – это путь длиной в жизнь, какой бы долгой она ни была. Шонг Сан – это не просто обучение боевым искусствам. Это – духовная практика. Путь к просветлению… один из путей. Понимаешь?
– Нет, – честно призналась Мия. – Ой. Уже пришли…
Они вышли к укрытой среди скал и деревьев ровной площадке. Над каменной чашей с соленой водой стоял пар, вода в природном бассейне слегка бурлила – на дне бил горячий ключ.
– Красиво! – восхитился Джин. – Что это?
В сумерках вода слегка светилась голубым. Сияние исходило от мелких голубых цветков, плававших по поверхности. В глубине ярко-синими искорками зрели еще не всплывшие, чтобы распуститься, бутоны.
– Искроцветы. У вас они не растут?
Он покачал головой.
Здесь, в защищенной от пронизывающих зимних ветров расщелине, уже была весна. Ноги утопали в молодых травах, воздух упоительно пах цветами. С дерева сорвался бледно-розовый лепесток и, кружась в воздухе, медленно опустился на воду.
– Сакура! Это же сакура, Мия?
– Да, – прошептала она.
Он улыбнулся:
– Маленький ханами.
Мия не в первый раз была здесь, но сейчас красота спрятанного в горах источника показалась ей новой, незнакомой. Сумерки все меняли, воровали контуры и краски. Только бледно-голубое сияние воды, нежный запах сакуры и теплый ветерок от источника.
Они прошли и встали у воды. Усыпанная бледно-розовыми цветами ветка опустилась на плечо Мии, она взяла ее в руку и осторожно приложилась губами к закрывшемуся на ночь бутону.
– Я никогда не была здесь во время цветения. Летом все не так.
– А как?
– Искроцвет гаснет, но над водой летают светлячки.
Они еще помолчали, наблюдая, как искроцветы медленно выписывают круги по бурлящей воде, а навстречу им с веток слетают лепестки. А потом Джин тяжело вздохнул.
– У нас дело, – неохотно напомнил он. – Тебе нужно будет вернуться в школу не позже чем через полтора часа.
Мия кивнула, потянулась к поясу, а потом вдруг покосилась на Джина и вспыхнула.
– Отвернись! – потребовала она.
– Ой, да ладно, – хмыкнул самханец. – Чего я не видел?
Но отвернулся.
Она торопливо сняла кимоно. В тусклом свете искроцветов невозможно было различить, запачкалось ли оно, но огромное черное пятно на нижней рубашке наводило на мысль, что стирки не избежать. Мия расстроенно вздохнула и скользнула в воду.
Теплая, чуть солоноватая вода приняла ее в объятия. Пузырьки нежно пощекотали кожу и рассыпались в воде сотней сияющих искорок. Искроцвет засиял ярче. Вода вокруг тела Мии словно вспыхнула голубым пламенем. Сияние разгоралось и снова гасло, отзываясь на мельчайшее движение. Когда Мия провела рукой по водной глади, за каждым из ее пальцев остался медленно затухающий след.
– Как красиво! – Она вскинула голову. – Смотри, Джин, я могу рисовать на воде!
И тут же отвела взгляд, потому что самханец уже разделся и явно собирался к ней присоединиться.
Вода взбурлила и вспыхнула, когда мужчина погрузился в нее с головой. Он вынырнул, шумно отфыркиваясь. Мия шарахнулась и прижалась к краю купели.
– Зачем… мы так не договаривались.
Он усмехнулся:
– Сама ты не отмоешься. Иди сюда. Не бойся меня, Мия. Я клялся не причинять тебе зла, помнишь?
Мия кивнула и нерешительно шагнула ему навстречу. Казалось, пузырьки из горячего источника неведомым образом переместились под кожу и теперь щекотали ее изнутри. И еще тревожно и сладко крутило в животе.
Мокрые пряди падали Джину на лоб. С них срывались опалесцирующие капли и скатывались по шее, по сильным плечам, как маленькие жемчужины. Мия заглянула в его удивительные колдовские глаза и замерла. Он тоже замер. Стоял рядом и смотрел на нее с непонятной улыбкой. Капля воды оставила влажную дорожку на его щеке, как от слезы, и Мие вдруг захотелось стереть ее.
Ласковые объятия воды, одуряющий запах цветов, весеннее тепло в воздухе и серебристо-голубое сияние искроцвета… Все вокруг полнилось древней особой магией, для которой не существовало сословных различий или придуманных людьми преград между мужчиной и женщиной.
Тяжелые руки Джина легли на плечи, заставляя развернуться. Его ладони по жесткости могли поспорить с древесной доской, и Мия некстати вспомнила истории о том, что монахи Шонг Сана умеют пробивать такие доски голой рукой. Она чувствовала тепло его тела рядом. Если бы Джин сейчас догадался сам обнять ее! Вот так – сзади. Но просить о подобном было стыдно.
– Стой спокойно, – шепнул он ей, почти касаясь губами затылка. – Я тебя просто помою.
От его бережных и нежных прикосновений пузырьки внутри ее тела ускорили свой бег. Ладони гладили спину Мии, скользили по влажной, слегка светящейся в темноте коже, ласкали выступающие позвонки и чуть торчащие лопатки. Мия вздрагивала от этих прикосновений и еле сдерживалась, чтобы не выгнуться и не замурлыкать. Небо зажгло над головой крупные звезды, выглянула и вновь спряталась толстая луна. Единственными звуками, разносившимися над источником, были плеск воды и дыхание Джина.
Жесткие пальцы медленно огладили плечо, едва касаясь бархатистой кожи, прочертили линию вдоль вены до впадинки на локтевом сгибе. Мия едва не застонала от этой дразнящей ласки.
Пальцы наткнулись на браслет и замерли.
– Что это? – хмуро спросил Джин. – Не просто украшение, ведь так? Я чувствую магию.
– Обереги целомудрия. И маяки. – Она поразилась тому, как низко, с непривычной хрипотцой, прозвучал ее голос. Спина там, где самханец касался ее раньше, горела. Сладко пульсировало внизу живота, чуть ныли соски. Ее тело желало объятий, прикосновений, поцелуев, и это пугало. Но стократ больше пугала мысль, что Джин может догадаться об этих желаниях.
Мия плеснула себе в лицо, сожалея, что не может охладить воду в источнике. Сейчас бы в ледяную купель. Такую, как во дворе храма. Да с головой.
– Расскажи про них! – Пальцы мужчины чуть сжались на браслете.
Она рассказала, стараясь не поворачиваться к нему лицом. О том, как мать умерла, когда Мие было восемь, а староста деревни, чтобы не кормить лишний рот, продал ее в школу гейш. Все равно мать была приблудной, родом не из деревни. И о браслетах, которые призваны сохранить невинность майко до совершеннолетия, когда на аукционе девушку купит богатый самурай. Деньги, уплаченные за нее, пойдут гильдии для возмещения расходов на воспитание. Позже, когда Мия станет гейшей, она будет отдавать одну пятую дохода гильдии, взамен получив покровительство и обещание сытой старости.
Рассказ прогнал скопившееся в воздухе напряжение, уничтожил таинственную магию места. К его концу Мия успокоилась, ее голос снова звучал мелодично и нежно, и тянущая боль в животе совсем улеглась.
– …а маяк позволяет найти меня, где бы я ни была, – закончила она. – Я же собственность гильдии.
– И, конечно, его не снимешь так просто?
Она поразилась, каким злым был голос самханца.
– Не снимешь. Нужен маг…
Он тихо выругался и отрывисто скомандовал:
– Одевайся. Осталось не так много времени. Нужно вернуть тебя в школу.
Спускались они медленно. Ночные горы были опасны и здоровому, а факел в руках Мии почти не освещал путь.
Всю дорогу самханец был неразговорчив, отвечал коротко и зло, а больше молчал.
