Надежду отправили на трибуну, как представителя студенческой молодежи. Её почин эстафетного субботника одобрен в областном масштабе, да что областном, сам товарищ Тяжельников сказал, что это интересное начинание. Как не поощрить? Ну, а Ольга и я — лауреаты премии Ленинского комсомола, что для нашей области весомо и значимо. Так что вся наша троица удостоилась высокой чести стоять на трибуне в день празднования Великой Октябрьской социалистической революции. В ряду комсомольцев. Тут свои правила: ряд коммунистов, во главе с Андреем Николаевичем Стельбовым, первым секретарем обкома, членом ЦК КПСС и отцом Ольги. Ряд передовиков: промышленности, сельского хозяйства, образования, здравоохранения, науки, культуры и искусства — там мой папенька, Владлен Иванович Соколов-Бельский.
Ну, и комсомол, спорт, студенты и курсанты.
Конечно, всё это условно: папенька мой коммунист, среди передовиков производства немало комсомольцев, а уж спортсмены почти сплошь. Но порядок есть порядок.
Нас, комсомольцев, перед началом демонстрации собрали в обкоме комсомола. Тут, рядышком, комсомол в общем здании с обкомом партии. Ну, как общем, главные, конечно, партийцы, а у них под крылом и облисполком, и комсомол, и все остальные. Не суть. Нас кратенько проинструктировали, потом выложили подносы с бутербродами — бужениной, красной рыбой, яйцом со шпротами, килечкой с маслом. И, не афишируя, но и не скрываясь, желающим предложили по стопочке водки, а дамам — шартрезу местного ликероводочного завода, спецпродукция, в магазине нарасхват, запросто не купить. Предложили для согрева: на улице-то минус четыре. Перед выходом в туалет, это обязательно. И на трибуну.
Я, правда, ни водки, ни шартреза не пил, но мне и не нужно. Предупрежденный, я оделся тепло. Егерское белье, и уж потом рубашка, непременный галстук, костюм, тёплое пальто шинельного типа и шапка-кубанка. Галстук и кубанка — диссонанс, но иногда и диссонанс к месту. Главное — не мёрзну.
— Работники народного образования! Совершенствуйте обучение и коммунистическое воспитание подрастающего поколения! Ура!
— Ура!!!
Свежо, голова ясная, никто с разговорами не лезет. Самое время подумать.
В блокноте оказались неотправленные письма. Некий Ганс Мюллер писал некой Лотте — то ли жене, то ли возлюбленной, то ли вовсе выдуманной личности.
Работал Ганс Мюллер главным помощником Шефа. Так он писал, утверждая, что Шеф поручил ему практическую часть исследования, себе оставив теоретические изыскания. Но и по части теории Ганс Мюллер тоже силен — ну, так следует из его слов. Русские помощники старательны. Условия жизни сносны. Работают с восьми утра до шести вечера, потом их — его и Шефа — вывозят в Особняк, где можно слушать радио, читать русские и немецкие газеты, гулять во дворе или просто спать. Но они продолжают думать о работе.
— Граждане Советского Союза! Активно боритесь за утверждение социалистического образа жизни, коммунистической морали! Ура!
— Ура!!!
А работают они над самой гуманной задачей, над спасением жизни. Создают кровезаменитель. Сколько человек гибнет из-за того, что вовремя не восполнили кровопотерю! А Шеф и он дадут людям прекрасный заменитель — универсальный и недорогой. В каждой деревне, не говоря уже о городах, будет возможность перелить столько фторана, сколько нужно. Фторан — так называл Мюллер кровезаменитель. Стоило тяжелобольному ввести в вену сто граммов фторана, как тому становилось лучше, двести граммов — он стремительно шёл на поправку, ну, а если литр — то старец молодел, а молодой — крепчал. Только вот иногда случались побочные эффекты. Нужно избавиться от них — и благодарное человечество поставит памятник Шефу. Ну, и Мюллеру найдётся местечко рядом. Чуть пониже.
— Трудящиеся Советского Союза! Крепите дисциплину и порядок, повышайте организованность на производстве! Ура!
— Ура!!!
Последнее письмо, от второго марта пятьдесят третьего, было о том, что Шеф получил задание — срочно приготовить два литра фторана. Наилучшего. Для кого, не сказали. Но добавили, что если всё пойдет хорошо, Шеф вернется в Германию, где для него создадут научный институт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Что будет, если пойдет нехорошо, не сказали.
Но он, Ганс Мюллер, верит в могущество науки!
— Советские учёные! Вы находитесь на передовой линии борьбы за ускорение научно-технического прогресса! Страна ждёт от вас новых научно-технических разработок высокой эффективности! Ура!
— Ура!!!
Видно, что-то пошло не так. И Ганс Мюллер не успел сжечь блокнот в муфельной печи. Хотя ничего особо интересного в том блокноте я не нашёл.
Или Мюллера срочно вернули в Берлин, на родину?
Все может быть. А мне нужно лучше химию учить. Особенно органическую и биохимию. Тогда бы не гадал, что такое фтораны.
Но про фтораны стоит забыть. По крайней мере, на время.
Наконец, демонстрация завершилась, и мы с трибун цепочкой вернулись под крышу, в тепло и уют.
Нас уже ждали накрытые столы. Ничего сверхъестественного: жареная картошка, пожарские котлеты, селедка с луком, картофельный салат, водка, ликёр. И минералка, да. Это для масс. Руководители же, самые-самые, поздравив нас с великим праздником, удалились в отдельный зал, дабы не смущать и не подавлять.
Из радиолы передавали праздничные репортажи — Октябрь шагает по стране! Улицы в этот день стали шире, чище и ровнее!
Располагались мы широко, свободно, можно было подсесть к кому-нибудь и поговорить о важном, о комсомольском. Ну, или ещё о чём-нибудь.
Ко мне подсел Колюжный, главред «Молодого коммунара»
— Привет, Михаил. Мы думаем собрать материалы по чемпионату Союза, и издать отдельно. А то много запросов идёт в редакцию.
— Хорошее дело.
— Так ты согласен?
— Материалы Антон Кудряшов писал, я только играл.
— Антон говорит, что без тебя он решить не может.
— Я не против.
— Вот и отлично! А ты не хочешь написать поподробнее — вступление, заключение, примечания?
— Можно и написать, — согласился я.
— Тогда ждём! — и Колюжный пошел дальше. У главного редактора дел много.
Председатель областного спорткомитета поздравил со званием гроссмейстера. Вчера Москва утвердила решение. И теперь я, как гроссмейстер и чемпион страны, буду получать стипендию в двести рублей ежемесячно.
Я поблагодарил.
И — потихонечку удалился. Пантера и Лиса знали, что мне нужно уйти, а остальные и внимание не обратили.
На обкомовской стоянке «ЗИМ» выглядел уместно. Я стал прогревать мотор, а сам все возвращался к письмам Ганса Мюллера. Каково это — писать в блокнот без всякой надежды, что Лотта их когда-нибудь прочитает? Кто эта Лотта? Где она?
Так в бесплодных размышлениях я и доехал до школы-интерната номер четыре, иначе Дома Кузьмы. Здесь ещё до революции размещался сиротский приют, построенный купцом-филантропом Кузьмой Петеркиным. Сам из сирот, он пригласил лучших воспитателей, учителей, мастеров, давая сиротам и образование, и ремесло. Наш знаменитый чернозёмский поэт Судаков, между прочим, как раз из Дома Кузьмы. Сейчас здесь тот же детский дом, только если до революции в нём было сорок воспитанников, то теперь — сто сорок. Другое время, другой размах.
Меня встретил Антон и завуч, Сергей Сергеевич. Антон ведёт шахматный кружок для детдомовцев. Разумеется, даром. Безвозмездно. На общественных началах. И уговорил меня выступить перед детьми. Для них это важно.
Но важно ли это для меня?
Прошли в актовый зал. Полный, все сто сорок человек.
Я рассказал о чемпионате, ответил на вопросы — «правда ли, что Таль может гипнотизировать» и им подобные. Были и интересные: если Алехин встретился с Фишером, кто бы победил? Спрашивающий, пацаненок лет двенадцати, произнес фамилию лучшего шахматиста всех времён и народов правильно, Алехин, а не Алёхин, что заслуживало правдивого ответа. Я и ответил: конечно, Фишер. Потому что за эти годы шахматная теория ушла вперёд, и Алехин при выходе из дебюта обязательно оказывался бы в худшей позиции, а уж как умеет дожимать Фишер, многие шахматисты ощутили на себе. Но, если фантазировать дальше, очутись Алехин в пору расцвета своего таланта здесь, в СССР, позанимайся он год-другой с лучшими тренерами, ознакомься с новинками шахматной теории и, что немаловажно, соблюдай он спортивный режим, разработанный нашими учёными, то Фишер был бы повержен. Жаль только, проверить этого нельзя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
