Замок окружен вековыми елями, но едва мы их миновали, зрелище открылось замечательное. Потрясающее зрелище. Ну да, поменьше замка Людвига Баварского, и заметно меньше (как мне судить, я ведь видел только фотографии) но тоже… Kolossal.
— Сейчас в нём заводоуправление, библиотека, краеведческий музей, а часть помещений — большая часть — пока пустует. Есть планы устроить там дом молодежи, только это и денег требует очень больших, и разрешения из Москвы: замок Валькенштейна — это исторический памятник, и запросто подобные вопросы не решаются. Москва, говорят, напротив, хочет, чтобы весь замок стал музеем. Целиком. Но на реставрацию, опять же, нужны большие миллионы, а у министерства культуры их не густо.
Мы въехали за ограду, подъездной дорожкой подкатили ко входу.
Замок, настоящий замок.
Вошли. Огляделись. Восхитились.
— Семен Николаевич попросил поводить вас по замку, а к пятнадцати часам пожаловать к нему в кабинет.
— Семен Николаевич?
— Кузнецов, наш директор.
До пятнадцати часов оставалось не так и много, и мы только-только осмотрели главные залы.
— Ничего, приедете ещё, — утешил Паша. — К нам многие возвращаются. Место такое. Только посмотрите.
Мы посмотрели. Из окна видна была река, внизу, а за ней лес до горизонта.
— Лес тоже при Валькенштейне посадили, прежде тут степь была. Тысяча гектаров леса. Теперь там местный заповедник. И река Голуба, чистая-чистая.
— А как же завод? — спросил Антон.
— А что завод? Ну, воду понемножку забирает, так ведь понемножку, а чтобы спускать в реку отходы — ни-ни. Тут безотходное производство. Всё в дело идет. Патока, жом — это же деньги, и хорошие деньги. А для реагентов рекуператоры стоят, в шестьдесят девятом их обновляли специалисты из ГДР. У нас строго!
Тут стали бить башенные куранты, и наш гид заторопился:
— Пора!
И мы пошли.
Глава 11
1 декабря 1973 года, суббота (продолжение)
В ГОСТЯХ У ДРАКОНА
Кабинет был скромным. Как кабинет главного врача ЦРБ второй руки, коек на шестьдесят. На стене обязательные портреты Ленина и Брежнева, обязательный шкаф с синими томиками, обязательный бронзовый бюстик на столе, а рядом два телефона, красный и синий. По правую руку от стола радиола «Иоланта» на ножках, изделие Сарапульского завода имени Орджоникидзе.
Но и стол, и стулья, и шкаф тоже были самыми обыкновенными, Сомовской мебельной фабрики, что в соседнем районе. Мебель эта с помещением не гармонировала, в этом помещении органичнее бы смотрелся Гамбс или даже Чипендейл: ореховые панели, стрельчатые окна, высокие потолки, расписанные сценами псовой охоты… Но что есть, то есть.
— Что есть, то есть, — повторил мои мысли наш хозяин, Семен Николаевич Кузнецов, директор сахарного завода и один из самых влиятельных людей не только района, а и области. А с виду не скажешь: одет вызывающе просто. Офицерская рубаха, галстук защитного цвета, брюки-галифе и сапоги. Сапоги, правда, хромовые.
И — нет даже орденской планки, а ведь наград у Кузнецова преизрядно, и боевых, и трудовых.
Я невольно посмотрел на собственный знак лауреата.
— Ничего, ребята, ничего. Это правильно. Я, когда первую медаль получил, не снимал её даже ночью. Оно, конечно, и снимать было несподручно, я первую медаль в финскую получил, а в финской спали не раздеваясь, где придётся…
Телепат какой-то.
— Ну, как вам каборановская молодежь? Не отвечайте, сам понимаю, запросто не разглядишь. Но, думаю, лучше не найти. Молодежь такова, какова она есть, и больше никакова, как сказал один умный человек. Она, молодежь, без внимания портится. Ржавеет. А с вниманием — горы свернуть может. Нужно вот только знать, куда эти горы сворачивать.
Мы помолчали. А, действительно, куда?
— В шахматы, значит, ты всех победил наших ребяток, — интонация была не вопросительная, а утвердительная.
— Всех, — сказал я.
— Это правильно, молодец. Я опасался, что поддашься ради политесов, а поддаваться нельзя. Пусть знают: дороги молодежи открыты, но идти придется самим, ножками, по буеракам. Это не экскурсия на всём готовом, а настоящий поход. Зависит от тебя где спать, что есть, а, главное, куда прийти. Но сейчас я вам кое-что дам послушать!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Директор включил радиолу. Пока та прогревалась, он молчал и лишь загадочно улыбался. Потом покрутил ручку настройки.
— рит радиостанция «Ворон», говорит радиостанция «Ворон». Я снова с вами, каборанчане! Сегодняшняя новость — комсомольский десант из Чернозёмска. Кто был в клубе «Сахарник», всё видели сами, а кто не был, многое потерял. Во-первых, девушки. Нет, и в нашем Каборановске красавиц немало, но эти были высшего разряда. И одеты по последним парижским модам, так мне, по крайней мере, сказала Лариса, а Лариса, как все знают, в модах знаток. Во-вторых, прибыли эти комсомольцы на мечте моего детства, на автомобиле «ЗИМ». Это вам не «Победа», не «Москвич» и даже не «Волга». Это песня! И, по заявкам радиослушателей, я ставлю «Веселых ребят».
Пока «Веселые ребята» пели веселую песню, директор приглушил звук:
— Вот чем занимается наша молодежь.
— У нас тоже водятся радиохулиганы, но в Черноземске с ними борются, — сказал журналист.
— Мы тоже боремся, не сомневайтесь. Осталась парочка, но и тех выловим. Вот радиопеленгаторы милиция получит — и выловит. А пока интересуемся, что она, молодежь, говорит. А говорит она о том, что хочет. Пар выпускает. Можно проследить, куда этот пар относит, какие ветры на этот пар влияют.
Песенка кончилась
— А потом заезжий чемпион Чижик устроил Каборановское побоище — разгромил наших шахматистов одной левой. Он левой рукой двигает фигуры. Ладный паренёк, с виду из старой комедии — костюмчик шикарный, туфельки лакированные, галстук-бабочка, правда-правда, бабочка, помните, к нам приезжала оперетта, «Летучую мышь показывала», так вот он будто оттуда, из прежнего времени. Но всех наших собрал, как картошку в ведёрко: взял, взял, взял, и так двенадцать раз. Даже не вспотел. Позвал всех в свою шахматную школу, подхватил девиц и уехал в Замок. Теперь, должно быть, коньяк пьют и конфетками закусывают вместе с Драконом. Кстати, вот и песенка про дракона…
Директор выключил радиолу.
— Дракон — это я, — сказал он не без самодовольства. — Сижу в замке высоко, гляжу в поле далеко. Не без этого, признаюсь. А коньяк, это, конечно, можно, — Кузнецов сделал вид, будто спохватился. — Вы как насчет коньяка? Или сначала пообедаем?
— Пообедать, конечно, будет лучше, — рассудительно сказал Антон. — Куда нам коньяк на пустой-то желудок.
— Вот что значит шахматный тренер! Стратег! Тогда — в столовую!
В столовую пришлось ехать, не далеко, но и не совсем уж близко. Заводская столовая.
Кузнецов сел в «ЗИМ», между Ольгой и Надеждой. Ну-ну.
Смена заканчивалась через полчаса, потому в зале было пусто. Хотя в любом случае, уверен, для директора место бы нашлось.
— Что там у нас, Никитишна, — директор взял поднос и, подавая пример, пошел к раздаче.
— Борщ, Семен Николаевич. Макароны по-флотски. Компот. И салат капустный с яблоками.
— Я часто здесь обедаю, — уже за столом рассказывал директор. — Когда командир ест из одного котла с бойцами, это действует лучше всякого контроля. Всегда вкусно, всегда сытно. Голодный боец — наполовину боец, а боец сытый стоит насмерть. Но и контроль, конечно, тоже имеется, санитарные врачи хлеб не зря едят.
И борщ, и макароны по-флотски были вполне доброкачественными. Не хуже, чем на «Седьмом небе». Только порции побольше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что ж, ребята, было интересно с вами поговорить, а теперь извините — работа, — директор встал, и, кивнув на прощание, бодрым шагом пошел к выходу.
— А коньяк? — журналист не сказал вслух, но печальные глаза выдавали тайную боль.
Но тут подошла Никитишна, и протянула два свертка, один журналисту, другой, секунду подумав, мне. Видно, выбирала между мной и Антоном. Антон с виду посолиднее, и старше, и крепче, но я, видно, ей глянулся больше.