— Право, и мы такие. Пока не проспимся и не просрёмся — работать не желаем. Хирург — он тоже человек.
— Вот и я про это. Не выдержал я на третьи сутки испытания голодом, взял на кухне ведро недоеденного больными молочного супа и от брюха наелся. А на следующий день выходные окончились и меня выписали из больницы за нарушение режима.
— Везде режим — куда не ткни.
Как ни крути, а получалось, что многочисленные праздники у этих людей вовсе и не были праздниками. Слушатели согласно мотают головами, когда заходит разговор о том, что в России все воруют и пьют. Это неправда. Большинство населения России и мира — законопослушные люди, а байки о всенародном воровстве придумают те, кто систематически ворует сам, используя своё служебное положение. Сеют смуту среди сограждан и наживаются на этом, а в действительности… Люди горбатят на огородах и в Первомай, и в День Победы, и в день независимости России. Пересчитают дрожащими руками денюшки на ремонт водопровода, переплачивают барыгам и вздыхают, смахивая с лица скупые слёзы. Сетуют на власть да вилами разбрасывают навоз на свои шесть соток.
Над городом рассыпался салют — щедрость богатых не знала границ. В развороченной розетке холодного дома заискрили провода. Багровый тэн погас на мгновение и снова стал накаляться. В ночь перед Рождеством трое бездомных грелись у последнего очага.
Шняга пятнадцатая
Вино и похмелье
«Каждый народ имеет такое правительство, какого заслуживает»
Жозеф де Местр
Выборы в законодательное собрание области прошли успешно. Не заметили наблюдатели подмены урны с бюллетенями и были приглашены на торжественный вечер, где новый избранник принёс клятву своему народу. Остатки годовых бюджетных средств расходовались смело и уверенно, столы ломились от яств, и водочка стояла настоящая.
— С Новым годом Вас, дорогие мои избиратели!
Сильные мира сего отмечали праздник на горнолыжной базе. Много лет уже не было здесь настоящих спортсменов, не по карману им стало дорогое удовольствие, некогда приносившее и радость, и счастье. Трассы поросли бурьяном, подъёмник сгнил, его разобрали на части барыги; а, списанные лыжи присвоил себе завхоз. И, славу богу, что бюджетники из администрации города да некоторые ещё уважаемые верхами бизнесмены не дали окончательно развалиться этой базе отдыха, наезжали периодически и устраивали оргии.
— Ничего себе, пельмени. Хороши! — городничий очень любил поесть, — У тебя, брат-Мирзоев, я заметил мясо какое-то особенное, вкусное. Секрет, наверное, знаешь какой или как?
— К человеку надо хорошо относиться, Иван Александрович! Вот он и работает честно… Иные жмут ему зарплату — рабочему-то, крутят его денежки по четыре месяца в банке — наживаются, а для меня люди это главное! Верите или нет, я ночами не сплю, пересчитывая копейки — кому я и сколько должен… Скупой я стал — это правда. Жалко мне нажитое, и горько у меня на душе… Холопу ему что, я думаю, попить да пожрать, срам прикрыть, ну, и гостинец соплячке купить — вот и все его интересы. А для меня деньги это инструмент для работы, и чем весомее он, тем и эффективнее. Я отказываю себе во многом, порою даже самом необходимом… Светка и та удивляется этому — старая скряга. Но душу я в себе жида по капле — безжалостно и выдавливаю я его поганого напрочь… И иду я навстречу людям!
— Ну, ты, Мирзоев-брат, даёшь! Тебе про пельмени, а ты за державу и за народ… У него Иван Александрович, стряпуха опытная, сибирских кровей — Верка-подельница. Цехами мясными командует. Вот и все его кулинарные тайны!.. Специи особенные из хвои таёжной замачивает она, травы там всякие — алтайские… Аромат живой природы в каждом грамме порубленной говядины преет. Огонь, а не женщина, — Вислоухов улыбался до ушей. Словно крылья могучей птицы, подрагивали на парадном мундире у милиционера новые позолоченные погоны. Взмахни он ими сейчас — оторвался бы от земли и поднялся бы в небо, как ангел.
— Не жалуюсь. Когда я её на улице подобрал, так и дела у меня в гору пошли. Не каждый предприниматель сумеет увидеть талант в замухрыжке, пособить ему развиться и дать окрепнуть, и извлечь из этого пользу немалую, для бизнеса-то. Я рабочим своим говорю вот так: если нету своей головы, не гнушайтесь моею — вот она-то… А ежели чего и сделаете по-своему и лучше, то я не возражаю… А вы видели мой стадион?
— Молодец, в натуре, чего и говорить, — городничий вилкою выковыривал из зубов непрожёванное мясо. — А чего за шмару ты привёл? — тут он налил себе полфужера вина и в два приёма его проглотил, предварительно ополоснув им ротовую полость: — Хороша собою, румяна! И не нашего круга?.. Воспитательница, говоришь?.. Парадигма, однако! — городской голова, покачиваясь, приподнялся со стула и до конца произнёс свою торжественную речь.
— И то верно, товарищи! Вымирают настоящие металлурги и строители, всё более предприниматели да бандиты на части Россию рвут! Новое поколение важно вырастить послушным и дать ему в руки лопаты и лом… Сегодня мы захватываем землю и продаем её — гудим на эти деньги… А завтра?.. Выясняется вдруг, что всё мы уже пропили, что и торговать-то нечем и некому производить? Фиаско!.. Рабочий, товарищ майор, это навоз любой экономики. Вымер он: и не родит землица хлебушка, и не потечёт чугун из печеньки! Хорошего-то рабочего, братишка, — тут он потрогал милиционера двумя пальцами за ухо и чуть приподнял его со стула, — надо растить, как лошадь на ипподроме, с малых лет — терпеливо и бережно… Правильно мыслит Мирзоев!..
— Давай-ка нашу, жиганскую! — щёлкнул пальцами генерал, и духовой оркестр заиграл любимую песню городской администрации:
Гоп-стоп, Сэмэн, засунь ей под ребро,Гоп-стоп, смотри не обломай пероОб это каменное сердце суки подколодной,А ну-ка позовите Герца, старенького ГерцаОн прочтёт ей модный, самый популярныйВ нашей синагоге отходняк.
— Помнишь ли ты, Иван Александрович, песни красные, революционные, о славе шахтёрской, о жизни крестьянской?.. Добрые такие песни… Душевные песни!
— Так и власть-то была народная — рабочих и крестьян.
— А ныне блатные да развратные всё более душу тешат… Веселят между службой…
— Так она наша власть, генерал!.. Веселись!
Исступлённо запрыгала на сцене молодёжь. Задрожали стены и потолки. Взорвались бутылки. Пена от шампанского разбрызгивалась вокруг: на скатерти, на селёдку, на дорогие маринады — хмель омолаживал. Кавалеры острили, щипали подруг, шлёпали их по заднице, ржали, как лошади во время свадьбы: клокотала кровь и стучали виски. Похотливые страсти искали выход наружу — в тёмном углу за ширмою заскрипели диваны. Послышались пьяные стоны возлюбленных, чмоканье их липких губ и хлюпанье их потных тел. Вакханалия удалась на славу…
А утром…
Глубоко оскорблённая, Светлана Михайловна обнаружила, что её муж, замечательный предприниматель Мирзоев, вернулся домой в женских трусах… Она сорвала их с него и стала неистово хлестать ими лежащего в бессилии на полу супруга по лицу.
— Ой, горе мне, горе! Кобель окаянный!.. Зараза ты пьяная!.. Я дни и ночи отчёты пишу, я не сплю, понимаете-ли, обиваю пороги адвокатов и инспекций. Я подсчитываю убытки: чтобы лишнюю копеечку паразитам не отдать, чтобы не захлебнуться нам в море бизнеса, чтобы выжить нам и выплыть — а он их с блядьми пропивает.
Рассерженная супруга в праведном гневе плевала в глаза загулявшему мужу. Она натянула ему эти мокрые трусы прямо на лицо и запричитала:
— Нюхай, козлище! Нюхай, поганый!
Мирзоев задыхался. Тело его не слушалось. Он хотел, было, подняться на ноги, чтобы успокоить супругу, чтобы разобраться с нею по существу, чтобы её наказать: — Кто в этом доме хозяин? — но споткнулся на ровном месте и рухнул обратно — на палас, широко раскинув в стороны могучие руки. Лицо у него горело, шелковая тряпка на голове парила и жгла. Машинально он сдвинул трусы себе на лоб и откашлялся:
— Светка, сука, нагнись!
— Это ещё зачем? — насторожилась она.
— Я тебя, гадина, ёбну!
Она ударила его ногою в живот.
— Старый мудак. Импотент вонючий. Бизнес твой на грани краха. Сволочи без работы в общаге сидят пьяные — водку жрут и гадят. Санэпидемнадзор приходил, штраф принёс. Комендантша шумит, предоплату требует на полгода вперёд. Деньги на счетах быстрее снега тают. В суд на нас подают за обоссанные матрацы. Гони их к чёртовой матери и освобождай квартиру.
— Весною я их не соберу. Мне работу дают на комбинате. Богатый подряд. Ты думаешь я просто так пью, без дела? Мы серьёзные вопросы решаем.
— На лбу твои вопросы, кобель!
— Не остри, Светка! Мне пельмени за последний месяц доходу принесли больше, чем строительство кооперативных гаражей за два года. А других таких рабочих мне не найти. Больно грамотные все стали, им трудовые договора подавай, охрану труда и пенсию. Купи им овса в счёт зарплаты, и пусть едят. Из общаги сейчас уйдёшь, её займут — не вернёшься. А с санитарами я улажу, у них третий год ремонт в конторе идёт. Дам ведра четыре краски — они благодарные будут. Ещё и продезинфицируют весь подъезд. Подельница за мясом Копчёного послала, выживем!
