Похоже, их подводную часть никто не удосужился обшить медью. А значит, те удары из-под воды, нанесенные кашалотами, которые наш «Кракен» выдержал с честью, стали для них роковыми.
Я заметил, что дядя Вова не на шутку обозлился.
– Вот же суки! Портят казенное имущество! Душегубствуют! – прошипел он, вслед за чем прибег к излюбленной тактике: обрушил поток крупнокалиберных пуль на крутой лоб ближайшего кашалота.
Увы! То ли дело было в какой-то магической защите, то ли у данной особи обработка болевых ощущений отсутствовала напрочь, но кашалот продолжил переть прямиком на нас, хотя потоки крови и жира, хлынувшие из-под продырявленной шкуры, уже залили всю его тупую морду.
В полукабельтове от нас тварь ускорилась и, бешено колотя хвостом, вышла из воды на треть корпуса. Так что теперь на нас перла невиданная глиссирующая торпеда!
Ох и страшное это было зрелище!
Дядя Вова продолжал строчить, посылая десятки пуль в приоткрывшееся брюхо. Но, увы, что результат стрельбы был по-прежнему разочаровывающим.
Скажу без ложной скромности – ситуацию спас я.
Когда уже казалось, что многотонная туша вот-вот обрушится на ахтердек и расплющит всех нас в кровавый фарш, я вспомнил, что в корзине, принайтованной к тумбе компаса, нами были припасены два одноразовых гранатомета «РПГ-29».
С проворством гепарда я схватил пусковую трубу, привел ее в боевое положение и, едва прицелившись, выстрелил.
Реактивная граната, прочертив воздух шипящей кометой, ударилась о гребень волны, срикошетировала и взорвалась точно под брюхом кашалота.
Тварь проткнуло кумулятивной струей, а грохот взрыва был такой, что лопнули стекла наших кормовых фонарей!
Этот грохот, как ни странно, пробрал даже кашалота с его железными нервами. Он перепуганным мальком взвился в воздух и опрокинулся на спину, разбивая о поверхность воды облепивших его саламандр!
Я лично видел, как полетели в стороны расплющенные тушки. Лично слышал визг этих страшных земноводных.
Тут и дядя Вова последовал моему примеру. Он схватил второй «РПГ-29» и отправил гранату наперерез двум другим кашалотам.
Его боеприпас сработал иначе. Граната ушла под воду и взорвалась на глубине метров в пять, обдав ближайшего кашалота струями крутого кипятка.
Тот с перепугу заложил крутой вираж, столкнулся со своим соседом, и они оба принялись улепетывать. Да с такой скоростью, что саламандры посыпались из своих ездовых сетей как грязь с протекторов горного мотоцикла!
Наши успехи морячки и пехотинцы «Голодного кракена» восприняли громкими воплями восторга.
Еще бы! Они уже записали себя и своих друзей в покойники, а тут такие расклады!
Но, главное, плодами нашего успеха не замедлил воспользоваться капитан Курр. (Опытный морской волк стоял у нас за спиной, рядом с рулевым, и ситуацию чувствовал каждой клеточкой своего тела.)
– Боцман! – скомандовал он. – Открыть гребные порты! Ставим все паруса и уходим на полной скорости!
Я в ту минуту с тоской глядел на то, как барахтаются в воде члены команд тонущих кораблей нашего каравана, и не смог смолчать.
– Погодите, капитан, как это «уходим»?! Люди в воде, а мы уходим?!
– Мы обязательно должны заняться ими! – поддержал меня дядя Вова. – У них семьи, у них дети! Морской закон!
Капитан Курр поглядел на нас как на помешанных и даже не удостоил ответом. Но штурман Рахбар, подойдя вплотную, вполголоса пояснил:
– У нас не принято перечить капитану на мостике, – сказал он. – За это полагается повешение на рее.
– У всех полагается повешение на рее! Но, Рахбар, ты же нормальный мужик! Скажи капитану, что на море так нельзя! Что люди должны помогать другим людям, когда те попадают в беду!
Рахбар отвел взгляд, словно хотел промолчать о чем-то стыдном или неудобосказуемом. Наконец он выдавил:
– Это слишком опасно – заниматься спасением… Если сейчас со дна поднимутся еще кашалоты, мы уже не сможем отбиться и погибнем точно так же, как эти несчастные… Мы обязаны использовать наш шанс выжить!
– Но берег ведь недалеко? – спросил я с надеждой.
– Недалеко. Однако скорее всего их всех съедят акулы, – отвечал Рахбар бесстрастно.
Весь оставшийся день корабль зализывал раны.
Хоронили убитых – отправляя их на дно с балластными камнями под ритуальные бормотания Кадама и его адептов.
Заделывали проломы в фальшбортах.
Латали снасти и паруса.
Кадам, оказавшийся не только боевым магом и священником, но и врачом, целил раны: промывал, бинтовал, зашивал.
Молчаливый сухонький Шень Ди и капитан Курр пересчитывали солдат и отдавали указания.
Да, было и кое-что хорошее! Кадам сказал, что Тутарбана можно восстановить! В смысле, провести над глиной, которая от него осталась, особый магический обряд.
– Но сейчас я слишком ослаблен боем, – добавил Кадам. – Мне потребуется трое суток на восстановление моих сил.
Наконец на корабль опустились тревожные сумерки. Задул норд, стало зябко, и в голову полезли самые отпетые мысли.
Сидя в своей роскошной каюте с лепниной и росписями, мы с дядей Вовой едва удержались от пьянства. Но удержались.
Во-первых, потому что, честно говоря, уже не лезло.
А во-вторых, и во мне, и в моем друге оживилось врожденное чувство опасности, без которого в армии делать нечего.
Поэтому мы перебороли усталость и занялись полной разборкой и чисткой оскандалившегося поутру «Браунинга». А «Браунинг», между прочим, это полцентнера самых разнообразных заскорузлых железяк.
К концу наших оружейных бдений покрывало из бараньих шкур, на котором мы раскладывали детали, можно было разве что выбросить, ибо никаким чисткам и стиркам оно больше не подлежало.
Зато «Браунинг» стал как новенький.
За компанию я почистил свой верный «АК-12» и даже оружие последнего шанса – пистолет «ПЯ».
– Саламандры не пройдут! – сказал по этому поводу дядя Вова.
– А то! – согласился я.
После всего этого воинского марафона я просто упал на кровать лицом в богато расшитую подушку и забылся глубоким сном школьника, счастливо сдавшего последний перед каникулами экзамен.
Любой человек, путешествующий на корабле – будь то фрегат ВМФ РФ «Ретивый», или авианосец ВМС США «Рональд Рейган», или галеас имперского флота «Голодный кракен», – очень быстро привыкает, что будят его (если он, конечно, свободен от вахты) утренние склянки.
Склянки на кораблях поновее – как фрегат или авианосец – доносит до его слуха внутрикорабельная трансляция. А на всяких там галеасах, по причине их технической отсталости, удары рынды переносятся старыми добрыми акустическими колебаниями, проникающими сквозь щели в двери каюты…
В первую секунду, когда я проснулся, мне показалось, что услышанный мною сквозь сон звук и был ударом корабельного колокола. С добрым как бы утром.
Однако уже в следующую секунду посыпались все новые и новые «дззззиннь».
Металл звонко колотил о металл.
Потом послышались грузные удары – как будто деревом по дереву.
Я бросил взгляд в сторону люмика – здесь, на «Голодном кракене», был, конечно, не привычный иллюминатор, а узенькое прямоугольное оконце, забранное мутным стеклом в свинцовом переплете.
За окном стояла густая темнота.
Значит, это не утренние склянки.
А какие?
Ночные?
Проснулся и дядя Вова. Он сел на постели и принялся тереть глаза пудовыми кулаками.
– Что там, Сергуня? Опять, что ли, саламандры?
– Кто его знает… Не понос, так золотуха, – вздохнул я устало, притягивая к себе за ремень автомат.
– Так что, собираемся?
– Придется. Надо выйти поглядеть.
Мои дурные предчувствия усилились, когда с палубы донесся чей-то истошный вопль, а затем за бортом что-то увесисто плюхнуло.
Первым, что мы увидели, поднявшись на палубу, был обнаженный по пояс человек, лежащий лицом вниз в луже крови.
На его руке в призрачном свете луны блестел массивный перстень, а в затылке, покрытом редкими волосами, зияла глубокая рана.
«Капитан Курр?» – с ужасом подумал я, глядя на отложной ворот его белой рубахи, украшенный крупным жемчугом.
В этот миг на луну наползла туча. Стало совсем темно. Но не успел я зажечь тактический фонарик под стволом автомата, как палубу залил зловещий багровый свет факелов.
Мы с дядей Вовой увидели, как близ фок-мачты несколько пехотинцев с мечами пятятся к фальшборту.
И тут на них из-под опущенного на палубу рея грот-мачты со свернутым золотым парусом ринулось нечто невообразимое!
Оно, это нечто, было многоруким, многоногим и каким-то неуклюже-зловещим.
Двигалось существо странными рывками, и каждое его движение сопровождалось тем самым гулким стуком, который мы уже слышали из каюты.
Оно успело свернуть головы четырем пехотинцам и выбросить их тела за борт, пока я не признал в нем… того самого «уэллсовского марсианина», который украшал форштевень нашего корабля. То был кракен с красными стеклянными глазами!
