Наконец, отчаявшись найти общий язык, Рахбар, зачем-то ежесекундно оглядываясь на кованую дверь каюты (как видно, разглашал секретные сведения!), выдвинул из-под кровати сундук, отпер его и извлек из него карту, которую тотчас развернул передо мной.
– Вот, глядите, друзья. Мы сейчас идем здесь, – Рахбар поставил заскорузлый палец на сплетение тонких азимутальных линий.
Я жадно впился взглядом в карту.
Поначалу я вообще не обнаружил никаких знакомых очертаний. Ну просто ни одного!
Как во сне!
Ни характерного изгиба Африканского рога в районе Сомали.
Ни Индийского субконтинента с тяжелой каплей Шри-Ланки.
Ни узнаваемого желудка Персидского залива.
Но вдруг меня осенило: подробнейшим образом прорисованный материк в центре карты – это никакой не материк, а остров Сокотра!
Просто поймите. Кому в нашей морской пехоте та Сокотра так уж упала на ум, чтобы помнить, как именно она изгибается? Этот остров попал в поле нашего внимания по большому счету внезапно. Еще в начале года ориентировки обещали пиратские базы на побережье Сомали, а юридически принадлежащая Йемену Сокотра ранее считалась совершенно мирной. Однако гражданская война, как видно, расшатала эту бедную арабскую страну…
Но вернемся к карте Рахбара. И города, и крепости на ней были нарисованы со средневековым буквализмом. Я сразу узнал в абрисе одной из построек наш форт «Три дерева» – над ней был нарисован уже знакомый нам герб Бин Назима.
Короче, Сокотра располагалась в центре мира. На Африку картографу отчего-то было наплевать, и он высокомерно ее не нарисовал.
А вот Аравия кое-какой интерес вызывала.
Прямо скажем, она, судя по всему, являлась метрополией этой самой ихней Империи Алхимиков (о чем свидетельствовал герб с самогонным аппаратом и ящерицей со второго штандарта, нарисованный примерно в районе современного города Шарджа).
– А плывем мы вот сюда, – палец Рахбара проследовал к побережью, я бы сказал, Омана, при этом старательно обогнув непонятный мне значок на карте. В значке мне почудилось что-то вроде изображения двух человеческих черепов, от него веяло тревогой и жутью.
Об этом же подумал, по-видимому, и дядя Вова, у которого чутье на опасность было – мое почтение.
– А что здесь? Почему мы делаем такой крюк? – спросил он. – Рифы, что ли?
Рахбар тяжело вздохнул и примолк, как будто решая для себя, говорить нам или нет. Наконец он решился.
– Тут располагается подводный город саламандр.
– Кого? – хором спросили мы с дядей Вовой.
Слово «саламандра» было знакомым. Во-первых, из-за немецкой фирмы, производящей обувь, которую, когда я был маленький, так любила моя мама, учительница математики. Во-вторых, я знал, что это такое земноводное, отдаленно похожее на ящерицу.
Но прямо вот «город саламандр»? Серьезно?!
– Разве в ваших землях не живут эти отвратительные существа, порождения черной магии, южных колдунов и злобных богинь бездны? – осторожно осведомился Рахбар.
– Смотря о ком мы говорим, – отвечал я уклончиво. – Об акулах? – я потряс в воздухе вяленым плавником.
При упоминании акул лицо Рахбара просветлело, а глаза исполнилось нежности, как если бы я вдруг заговорил о молочных поросятах.
– Акулы – это лишенные чешуи рыбы, которым ведома справедливость. Они глуповаты, но их души чисты, и человек легко находит с ними общий язык, если хотя бы немного старается. Я же говорю про саламандр – существ, обладающих не только злою волей, но и отягощенных разумом! Наделенных способностями злоумышлять, хитрить, строить козни и действовать сообща!
– И строить города, – ввернул дядя Вова.
– Совершенно верно! Наши ныряльщики за жемчугом неоднократно эти города видели. И многие из них поплатились жизнью за свое любопытство!
– И что у них? Всё как у нас? Дворцы, рынки, общественный транспорт?
– Дома и крепости точно есть. Относительно прочего рассказывают всякое, – ответил Рахбар. По его лицу я видел: он верит далеко не всем рассказам.
– Но мы же скорее всего не увидим этих… как вы сказали, саламандр? – спросил я, отхлебывая добрые два глотка рома. – Вы же проложили курс вдали от их города, так?
Рахбар лихорадочно закивал.
– Конечно! И капитан Курр, и высокомудрый Шень Ди уверены, что в этот раз опасности нет никакой. Но только… – Рахбар потупился.
– Только – что?
– Но только брат… мой брат Дидо, за день до нашего выхода в море прислал мне с почтовым альбатросом сообщение. Уверяет, что саламандры овладели новым искусством и теперь эти бестии совершают дальние набеги, используя… ездовых кашалотов!
– Ездовых кого? – дядя Вова поперхнулся акулятиной.
Лицо Рахбара стало бледным и строгим.
– Кашалотов. Они седлают их, как мы лошадей, и ездят вдвадцатером на одном, общаясь с ним на своем морском языке… Саламандры расплачиваются с кашалотами частью своей добычи – телами матросов с захваченных кораблей.
– Может, ошибся твой брат? Может, не все так плохо?
– Может, и ошибся… Но только тот корабль, на который мой брат нанялся штурманом, из последнего плавания в порт не вернулся, – вздохнул Рахбар.
Остаток рома мы выдули с такой быстротой, как будто это был не ром, а вода.
Потом, в неверном свете растущей луны, я долго сидел на палубе и всматривался в морские дали. Моим сердцем владела тоска по дому и, как ни странно, надежда – надежда на то, что однажды все как-то образуется.
О чудовищах морских глубин я старательно не вспоминал.
Глава 9. Саламандры!
На борту галеаса «Голодный кракен»
Жемчужное море
К рассказам штурмана Рахбара дядя Вова отнесся более чем серьезно. Уж не знаю, что тому было виной: то ли врожденная внушаемость, то ли выпитый ром.
Как бы там ни было, следующим вечером мой напарник уговорил меня вытащить на боевое дежурство два крупнокалиберных пулемета (которые до того момента спокойно лежали в нашей с ним каюте).
Один пулемет – это был старенький «Браунинг» – мы разместили на фордеке.
Второй – «Утес» – угнездился на ахтердеке.
Боеприпасы к ним обоим имелись в изобилии – сомалийские пираты люди запасливые. Проблему составляли сектора обстрела.
Дело в том, что специальные деревянные башенки в носу и корме по обоим бортам уже были заняты катапультами. Нам же пришлось разместить свое хозяйство прямо на досках палубы. Но высокий сплошной фальшборт и другие «архитектурные излишества», как выразился дядя Вова, не позволяли нам взять под прицел значительную часть горизонта.
Например, из «Браунинга» мы не могли вести огонь ни прямо по курсу (мешал деревянный кракен на форштевне), ни по обеим раковинам – конкретнее, в секторах по сорок пять градусов в стороны от кракена.
Зато со своей носовой позиции мы очень даже могли обстреливать акваторию в районе обеих весельных групп по бортам, ведя огонь фактически в корму корабля.
С «Утесом» дела обстояли несколько лучше, но общий смысл был тот же: из этого пулемета удобно было вести огонь в нос, то есть по обеим раковинам, и проблематично – за транец.
Я это рассказываю так подробно потому, что уже совсем скоро все эти нюансы оказались в прямом смысле жизненно важны.
Дядя Вова подытожил наше ночное бдение частушкой, которой его научил отец, всю молодость проведший на «комсомольских стройках»:
Приезжай ко мне на БАМ —Я тебе на рельсах дам.
– Это ты к чему?
– К тому, что если саламандры придут, мы им дадим звезды!
– Но в частушке, по-моему, совсем не про это! А про женщину, которая ждет не дождется своего мужчину, чтобы… гхм… того сего…
– А разница? – дядя Вова поглядел на меня с недоумением.
Луна серебрила коротко остриженную голову старшины, а крепкий морской ветер шелестел брючинами его широких штанов с двумя десятками накладных карманов. Морской волк как он есть!
Ночь прошла спокойно, а вот позавтракать нам не дали.
Стоило мне только вонзить зубы в лепешку с бастурмой, как с марса донесся истошный крик дозорного:
– Саламандры!
Мы с дядей Вовой переглянулись. Должен сказать, что в наших взглядах сквозила не только тревога, не только удивление по поводу того, что фантастический рассказ штурмана Рахбара сбывается, но и детское какое-то удовлетворение: ночные труды не пропали всуе!
Мы вскочили из-за стола и, схватив автоматы, бросились в нос корабля.
Пока мы проталкивались через всеобщую тревожную суету, на «Голодном кракене» происходило то, что я бы назвал подъемом экипажа по боевой тревоге.
Специальные расчеты в диковинных черных балахонах с перекрещенными молниями на спинах расчехляли катапульты и, вращая вороты, взводили их в боевое положение.
Наша рота лучников (численностью, напомню, в неполный взвод) нахлобучила шлемы, опустила забрала и, натянув кирасы, выстроилась побортно.
Шень Ди, неотступно сопровождаемый великаном-големом Тутарбаном, который теперь волочил огромную дубину, точнее даже сказать палицу, занял командную позицию на нижнем марсе фок-мачты.
