Он совсем развеселился, когда подошла Анна:
– Над чем смеемся?
Она наградила Денни прохладным взглядом – не враждебным, но и не дружеским. Анна так и не простила ему избиения Келлана, а заодно ненароком и меня. Денни выпрямился и перестал смеяться:
– Ни над чем. Смешинка попала.
Анна прищурилась, будто подозревая Денни в намерении умыкнуть меня у Келлана. Я сотню раз повторяла ей, что между нами нет ничего, кроме дружбы, но вряд ли она поверила.
– Кира, мне пора, хочу немного поспать. – Она смотрела исключительно на меня. – Мы с моими девочками страдаем.
Я чуть усмехнулась, понимая, что она имела в виду не ребенка в своем животе.
– Ладно, давай.
Она поковыляла к фургону Гриффина, а мама с папой, наговорившиеся с Дженни, направились ко мне. Судя по папиному лицу, он жаждал потолковать о моем намерении уехать с Келланом.
Я вздохнула, и Денни взглянул на меня:
– Уже не терпится, чтобы они улетели?
– Ага, – усмехнулась я.
Сказать или не сказать, что я уезжаю? Признаться в этом было, пожалуй, легче, чем поведать Денни о порнозаписи Келлана, но мне почему-то казалось, что труднее.
Мама отвлеклась на монетку под ногами. Она подбирала любую мелочь, даже центы, и хранила все, что были выпущены до семидесятых. Дома у нее стояли десятки банок, набитых старыми монетами.
Пока папа стонал и молил маму бросить эту дрянь, я быстро выпалила то, чего в действительности не собиралась говорить:
– Скоро я присоединюсь к Келлану в Лос-Анджелесе, и мы отправимся в турне. Я уезжаю из Сиэтла.
Денни разинул рот и побледнел. Он будто получил удар под дых. Меня пронзила боль. Я никогда не оставляла Денни – всегда уезжал он. Страдая, я пересмотрела свою убежденность в том, что покидать легче, чем быть покинутой. Это было не так-то просто, а я ведь еще не уехала.
Денни отвел взгляд и взял себя в руки. Собравшись с силами, он обратил внимание на моих родителей и хитро улыбнулся, но только губами, не глазами:
– Помню, как мы сообщили твоему папе, что уезжаем из Огайо. – Он посмотрел на меня. – Желаю удачи, она тебе пригодится.
Я кивнула и погладила Денни по плечу. Мы оба испытали печаль, вспомнив былое. Печаль о том, что мы потеряли. Сейчас нам было хорошо, у нас все наладилось, но это не означало, что мы забыли о прошлом, по которому иногда тосковали.
Денни понимающе улыбнулся, и у меня чуть защемило сердце. Я буду скучать по Дженни и Анне, но по Денни, наверное, еще сильнее. Не зная, признаваться ли в этом, я улыбнулась ему как могла убедительно.
– Но я буду часто приезжать – проведывать Анну.
– Пожалуй, это хорошая идея, – кивнул Денни, когда наконец-то подошли мои родители. – Я бы предложил присмотреть за ней, но сама знаешь, как она ко мне относится.
Родители уже слышали нас, и я лишь слегка кивнула. Мне не хотелось объяснять им, с какой стати у Анны возникла неприязнь к Денни. Они не знали о его поступке, на который я же Денни и толкнула, – и пусть не знают. Папа заставил бы меня навсегда вычеркнуть Денни из своей жизни, а я этого не хотела. Он был частью меня.
Папа вымотался и нуждался в отдыхе от отдыха. Скрестив на груди руки, он встал прямо и попытался сделать мне внушение:
– Кира, нам нужно сесть и обсудить твое путешествие с Келланом. – По его лицу было ясно, что эта мысль казалась ему дикой. – Ты что, и вправду собралась в Лос-Анджелес? Мне не хочется, чтобы ты оказалась в таком большом городе. – Помедлив, он добавил: – В окружении рок-звезд.
Я улыбнулась, приготовившись ответить, но Дженни подступила ко мне, услышав наш разговор:
– Серьезно поедешь? Будешь с ними во время записи альбома?
Мне было некогда рассказать ей. Так много всего навалилось – и быстро… У меня еще голова шла кругом. Схватив Дженни за плечи, я ответила сразу и ей, и папе:
– Келлан очень хочет этого, а я уже закончила учебу, и у меня масса свободного времени.
– Кира, нельзя тратить время впустую, пока ты не нашла работу, – нахмурился папа. – Ты испортишь себе резюме.
Поморщившись, я взяла Дженни под руку, вдруг почувствовав необходимость ее поддержки.
– Вообще-то, папа… Я не собираюсь устраиваться на работу. Когда Келлан запишет альбом, он снова отправится в тур – продвигать его. И я поеду с ним.
Я произнесла это еле слышно. С секунду единственным звуком был шум уличного движения. Затем Дженни и папа заговорили одновременно. Странно, но оба они сказали одно и то же, но совершенно по-разному:
– О нет!
Восклицание Дженни выразило изумление, папино – приказ. Я уставилась в пространство между ними, возбужденно стиснула руку Дженни и послала папе задушевную улыбку:
– Я понимаю, что это неожиданно, но я так хочу.
Дженни обняла меня и шепнула мне на ухо:
– Я прямо истекаю завистью! – Она отстранилась, сверкая светлыми глазами. – Я буду скучать… Но ты оттянешься по полной программе!
Я хихикнула, ее энтузиазм передался мне, но тут папин голос охладил мой пыл:
– Нет, Кира. Это неприемлемо.
Теряя всякую веселость, я взглянула на него. Он стал еще мрачнее.
– Не для того мы четыре года платили за твое образование, чтобы все пошло коту под хвост и ты отправилась гулять по стране с какой-то группой.
Последнее слово он произнес с откровенной насмешкой, и я почувствовала острое раздражение.
Мне вдруг захотелось напомнить папе, что мое образование оплачивалось в основном из стипендии, а его вклад в сравнении с этим был мизерным, но дело было в другом.
– Папа, это не «какая-то группа». Это группа моего мужа.
– Кира, ты не вышла замуж по-настоящему, – закатил глаза папа.
Я проигнорировала эту реплику:
– И я нужна ему рядом.
Папа фыркнул, словно, наоборот, был уверен, что Келлан предпочитает быть одиноким перекати-полем. Но папа не видел, как тяжко пришлось Келлану на последних гастролях. Да, во многом из-за его собственного отца, но также из-за меня, ведь он хотел быть со мной и не мог. У меня сложилось именно такое впечатление.
– Кроме того, мое образование не отправляется коту под хвост, – добавила я, прежде чем папа успел возразить. – Я буду писательницей, а заниматься этим смогу в пути.
– Писательницей? – Папа тупо уставился на меня. – На это не проживешь. – Мама толкнула его в бок, и папа взглянул на нее. – Что такое?
Не отвечая ему, мама повернулась ко мне:
– Солнышко, я уверена, ты отлично справишься. Папа просто беспокоится, что тебе придется трудно… Конечно, на первых порах.
Я насупилась, глядя на папу. Он выразился несколько иначе. Пока я не стану ведущей журналисткой в крупной газете, папа будет считать писательство такой же ерундой, как музыку. Настоящая работа подразумевала высиживание часов от и до, конкретное место и стабильное жалованье. Папе нравилось подчиняться режиму. Мне тоже, но я знала и то, что жизнь Келлана вскоре расцветет пышным цветом. Папа мог не верить до поры, но в итоге и сам убедится в этом. Келлан был слишком талантлив, чтобы мир не обратил на него внимание.
