Странно. Только когда Палачу удавалось оттолкнуть от себя чувства и эмоции, он ощущал себя спокойным и почти счастливым. И он же старался дать возможность Даше почувствовать себя человеком, а не просто орудием.
Странно. Это также странно как и то, что им не дали сразу же плана на отход после операции. С одной стороны, это вполне естественно. Даша. Ни о каком отходе не может быть и речи, пока Даша не придет в себя. Операция должна была проходить так, чтобы у них было минимум несколько часов до того, как ее результаты были бы обнаружены. Или Даше должна была быть отведена роль водителя. Но за руль приказали посадить Володю, а Дашу подставили под удар.
Подставили. Странное и неправильное слово. Оружие нельзя подставить. Оружие нужно беречь и за ним нужно ухаживать. Оно ведь еще понадобится.
Даша застонала, по телу ее пробежала дрожь. Странно. Обычно после всего Даша умиротворенно затихает. Она снова становится семнадцатилетней девочкой, не знающей еще, что ее ожидает. Но сегодня она слишком напряжена. Они слишком долго добирались до гостиницы. Слишком долго. Но ведь все остальное было нормально. Насколько это вообще могло выглядеть нормальным.
Подставили. Нет, ерунда. Приедет Володя и все станет на свои места. Они получат маршрут отхода, или им разрешат самим выбирать маршрут. Это было бы даже лучше. Все отходы наверняка перекрыты. Наверняка. И также наверняка будут разыскивать всех, чье поведение будет отличаться от обычного. Будут искать тех, кто только что приехал. Тут все нормально, не зря они провели в этом пекле полмесяца, выполняя все ритуалы человека на курорте. Палач даже загорел, не смотря на свое отвращение к пляжу.
Затем, необычное поведение тех, кто живет уже давно. Вот тут возможен прокол. Палач поморщился. Сегодня он впервые пришел к Даше в гостиницу. Обычно она приходила к нему, и все в его гостинице знали, что у них роман. Конечно нужно было ехать к нему, но этого не выдержала бы Даша. Это не очень страшно, если сегодня им разрешат отходить. Если же… Им сегодня наверняка разрешат отходить.
Даша снова застонала и сильно сжала руку Палача. Ногти больно впились в кожу, но Палач не пошевелился. Он давно боялся того, что Дашина болезнь может усилиться. Он старался не замечать некоторых признаков этого. Все пройдет. Все будет нормально. Сегодня они уедут, и он сможет посвятить Даше столько времени, сколько будет нужно.
А сейчас главное быть спокойным и уравновешенным. Спокойным, как и положено оружию. Люди никогда не дождутся от него слабости. Он не похож на них, он способен выдержать все. Он…
Даша вскрикнула. Палач открыл глаза и посмотрел на нее. Дыхание Даши стало тяжелым, тело напряглось. Ее руки судорожно сжались, и на простынь каплями стекала кровь, его кровь. Она что-то шептала и голос ее становился все громче, пока он наконец вдруг с ужасом не понял, что именно шепчет она.
– Нет, только не это, не нужно, пожалуйста, не нужно, пожалуйста, не нужно… нет… н-е-ет!
Она почти кричала и Палач, понимая, что делает все не так, попытался ее разбудить. «Нет!» – на этот раз она крикнула, и он зажал ей рот. Она впилась зубами в его пальцы. Палач застонал, но руку не отдернул. Им нельзя было привлекать ничьего внимания. Ее нужно как-то успокоить. Даша открыла глаза и Палач увидел в них ужас и отчаянье. Нет, это не должно произойти. Она должна была прийти в себя, она всегда приходит в себя во время сна. Нельзя, чтобы все это повторилось с самого начала, он просто не выдержит этого. Да и она может этого не выдержать. Ему снова придется насиловать ее? Нет, не может быть. Не может…
Резко дернувшись, Даша вывернулась из его рук и попыталась вскочить. Палач успел перехватить ее за руки и снова повалить на кровать, на этот раз лицом вниз. Даша кричала, но крик ее заглушался постелью. Она пыталась вырваться, и на этот раз вырывалась уже не та ослабевшая от страха семнадцатилетняя девочка. Впервые Даша не провалилась в прошлое. Прошлое настигло ее сегодняшнюю и Палач понял, что еще несколько секунд, и она вспомнит все из того, чему ее учили. Слабость и растерянность навалились на Палача. Он не знал, что ему делать. Впервые за много лет.
Даша снова попыталась вырваться. Палачу пришлось использовать почти всю свою силу, чтобы удержать ее. Даша извивалась всем телом, пыталась ударить его головой и ногами. Сволочи. Что они натворили? За что ей все это, за что все это ему? Палач застонал и ударил. Сильно. Потом снова ударил. Дыхание Даши пересеклось, и вместо крика вырвался хрип. Руки ее рванули простыню. Даша вдруг перевернулась на спину, и лицо ее приблизилось к лицу Палача.
Он видел, как зрачки ее вначале сжались до точек, а потом, словно прыгнув ему навстречу, расширились.
– Слава, – как в бреду прошептала она. – Слава.
Он потрясенно молчал, вглядываясь в ее глаза.
– Мне плохо, Слава, мне очень плохо. Что мне делать? Сла-ва! Ответь! Помоги же мне! Я так больше не могу, ты же обещал мне помочь! Слава!
Палач молчал.
– Я ведь люблю тебя, Слава, ты слышишь меня, люблю!
Не так. Не нужно так с ним, он не может этого слышать. Он думал, что самое плохое это притворяться человеком. Но быть самим собой и слушать это безумие…
– Даша, хорошая моя, – пробормотал Палач, – я с тобой, все будет хорошо, успокойся, все будет хорошо, я тебя тоже люблю.
– Я ведь красивая? – неожиданно спросила Даша.
– Да.
– Красивая… – сказала Даша, словно пробуя это слово на вкус. – Я красивая. Ты меня правда любишь?
– Да, очень.
– Очень… Ты никуда не уйдешь? Я не хочу, чтобы ты ушел. Честное слово, не хочу. Останься. Если любишь.
– Я не уйду, я никуда не уйду. Я буду рядом.
– Рядом. А ты меня любишь?
– Люблю!
– Честно-честно любишь?
Она уходила в свое семнадцатилетие. Она забывала то, что произошло с ней сегодня, она забывала то, что произошло с ней тогда, в тот проклятый день. Она возвращалась туда, где хотела и могла любить. Она уходила туда и увлекала за собой Палача.
Даша прижалась к нему и он почувствовал на своем лице ее губы. И он почувствовал, как эти губы шепчут безумное «Люблю» и ищут его губы. Он осторожно поцеловал Дашу. Она тихо засмеялась. «Я хочу тебя « – тихо прошептали ее губы. Он замер.
– Это не страшно, что я тебя прошу об этом. Когда очень любишь, то это можно. Ты ведь любишь меня?
– Да, – сглотнув комок, ответил он, – я люблю тебя.
– Иди ко мне, – еле слышно сказала она.
Суета
Вначале нужно найти лоха. Лоха вообще нужно всегда держать на примете, но в данной ситуации нужно найти лоха совершенно конкретного и неподдельного. Этим обычно занимался Карась.
У него на подходящего лоха глаз был наметан. С первого взгляда Карась определял в толпе потенциального клиента. В любой, самой угрюмой толпе Карась умудрялся определить того, кто не просто готов отдать все ценности, но еще и имеет эти ценности. Даже сам Карась не мог точно сформулировать набор каких примет определяет его выбор. Он просто знал, что если подойти к эту мужику или к этой телке, или к этому мудаку, то они, телка, мудак и мужик, сделают все что нужно для собственного разорения. Будут действовать как после репетиции и изо всех сил помогут себя кинуть.
Карась вычислял лоха, но первым действовать начинал Пень. У него очень убедительно выходило изображать лоха среди лохов. Именно человек с такой физиономией как у Пня мог совершенно свободно выронить посреди улицы толстенный кошелек или просто кулек с деньгами и пройти дальше ничего не заметив. А потом суетиться, выспрашивая плаксивым голосом у прохожих, не видел ли кто пропажи.
Ответственную задачу развести лоха брал на себя Графин. В зависимости от ситуации и избранного сценария, он либо предлагал лоху поделить найденное, либо просто обращал его внимание на лежащие деньги. Ну и в финале в дело вступали Локоть и Сявка. Сама природа позаботилась об их подготовке на роль вышибал. Такого выражения лица нельзя было специально отрепетировать, с ним нужно было родиться. Только несколько поколений алкоголиков, зачинающих потомство по пьяному делу, могли произвести на свет подобные украшения рода человеческого. Локтю и Сявке достаточно было просто постоять рядом с клиентом, чтобы у того проявилась необычайная сговорчивость в деле расставания с родными ценностями.
Все было настолько просто, что даже не рассматривалось компанией как дело. Так, развлечение. Только по этой причине Карась дал добро на проведение операции. Сам Карась искренне считал, что на курорте нужно отдыхать, что работать надо на знакомой территории и остальные с ним, в принципе, были согласны. Но это, блин, работать, а тут типа отдых, чисто по приколу.
