армия начинает сама вырабатывать политику, она превращается в инструмент самой себя, это всё равно, как если бы скальпель объявил себя хирургом. Белые генералы – военные до мозга костей, лучше чем кто-либо чувствовавшие природу армии, ни как не могли взяться за то, за что армии ни при каких обстоятельствах браться не надлежит.
К ним предъявляли требования, которые можно предъявлять только к вождям государства, а не к вождям армии. А они продолжали оставаться генералами и не хотели превращаться в политиков. У них спрашивали: «За какое будущее для России вы сражаетесь?» А они отвечали: «Это не наш вопрос», и всех, конечно, очень сильно разочаровывали. Над ними потешались: «Белые сражаются за учредительное собрание», а это идея, мягко говоря, не сильно вдохновляющая. А они всего лишь не хотели браться не за своё дело, и этого ни как не понимали.
И я в своё время писал о том, что идеологически красные были гораздо сильнее белых, но я не учитывал тогда того, что красные и белые находились в очень разных позициях. Красные уже были властью, быстро приступив к созданию своего государства. Белые находились на положении повстанцев, у них была только армия, площадку для новой власти они ещё только пытались расчистить. То есть с красных можно было спрашивать, в какое будущее они поведут страну, с белых это спрашивать было просто преждевременно. У красных военачальники идеологией тоже не занимались, Фрунзе и Буденый тоже не знали, куда вести страну, а Чапаев так тот вообще был не в курсе, за коммунистов или за большевиков сражается. Василий Иванович был, как д,Артаньян: «Я дерусь, потому что я дерусь». Так почему же мы спрашиваем с белых военачальников то, чего не спрашиваем с красных?
Итак, мы вернулись туда, откуда пошли, а именно к вопросу: за что же они воевали, если могли и не воевать? За что шли на смерть и претерпевали невероятные лишения, если так легко было отсидеться? Давайте выслушаем их самих, только не забывайте, что это говорили не кандидаты в депутаты, а люди старой русой закалки. За свой возвышенный пафос, за свои красивые слова они платили кровью.
Генерал Алексеев перед первым кубанским походом писал: «Мы уходим в степи. Можем вернуться, только если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы».
О том же писал и генерал Деникин: «Пока есть жизнь, пока есть силы, не всё потеряно. Увидят светоч, слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе, те, кто пока ещё не проснулся … Не стоит подходить с холодной аргументацией стратегии и политики к тому явлению, в котором всё – в области духа и творимого подвига. По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия – малая числом, оборванная, затравленная, окруженная – как символ гонимой России и русской государственности».
Кубанский атаман полковник А.П.Филимонов: «Революцию я считал стихийным народным бедствием, углубление её считал безумием и преступлением… Роль всякого порядочного человека мне представлялась такою, какая бывает во время приближения пожара, наводнения или эпидемии. Нужно было спасать, что можно, нужно было ставить заградительные плотины, принимать меры от заразы… Я считал, что благо, которое может оказаться в результате столь ужасного стихийного движения, будет куплено ценой такого человеческого горя, крови, страданий, что лишь в безумной голове маньяка может родиться идея революции в такой стране, как Россия. И действительно, вся Россия, и в частности – Кубань, обратилась временно в дом таких маньяков».
Генерал Марков сказал слова, ставшие позднее крылатыми: «Легко быть смелым и честным, помня, что смерть лучше позорного существования в оплеванной и униженной России».
Полковник Дроздовский много писал в своём дневнике о смысле белой борьбы:
«Россия погибла, наступило время ига, неизвестно на сколько времени, это иго горше татарского».
«Я люблю свою Родину и хотел бы её величия. Её унижение – унижение и для меня… не покидают того, кого любишь, в минутку несчастья, унижения и отчаяния. Ещё другое чувство руководит мною – это борьба за культуру, за нашу русскую культуру».
«Чего-то ждать, сложа руки, нелепо. Только организуясь, имея в руках оружие, вы сможете спасти себя и послужить России. Иначе вас ждет тюрьма, издевательства, пытки и бесславная смерть».
«Большевизм – это смертельный яд для всякого государственного организма, и по отношению к комиссарам не остается ни какой другой политики кроме войны и отчуждения… Пока царствуют комиссары – нет и не может быть России, и только когда рухнет большевизм, мы сможем начать новую жизнь, возродить своё Отечество…»
«Идея белой армии в чистом виде – идея борьбы правды с ложью, справедливости с насилием, честности с низостью, и идея эта остается чистой и незапятнанной, в какие бы уродливые формы она порой не выливалась, в чьих бы слабых и неумелых руках она не очутилась, какие бы разочарования не внушали её отдельные исполнители».
Когда стали появляться слухи о возможности заключения перемирия между Колчаком и большевиками, адмирал счел необходимым сделать заявление: «Между нашими войсками, защищающими существование нашей Родины – России, защищающими жизнь, благополучие и верование всего русского народа и красноармейскими шайками изменников, погубившими свою страну, ограбившими всё народное имущество, избивающими без жалости население, надругавшимися над верой и святынями, перемирие невозможно».
Об этом же говорил генерал Корнилов: «Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все у кого бьётся в груди русское сердце, все, кто верит в Бога – в храмы, молите Господа об объявлении величайшего чуда спасения родимой земли».
Теперь я наконец понял, за что сражались белогвардейцы. Они прекрасно понимали, что РКП(б) – не одна из политических партий, и большевизм – не одна из возможных форм правления. Большевизм – это извращение человеческой природы, отрицание всего того, что дорого любому нормальному человеку. Пока над Россией господствовал большевизм, не было и не могло быть ни какой цели, кроме прекращения этого безумия, возведенного в принцип. Представьте себе, что горит ваш дом, на пожар сбегаются люди, готовые его тушить, а вы спрашиваете у них, с какой целью они хотят принять участие в тушении пожара, как они видят себе ремонт, который потом надо будет сделать, и на каких принципах должна быть организована жизнь в этом доме? Пожар – не время для выбора знамени, под которым его надлежит тушить. Если там кто-то крикнет: «Пока мы спорим, всё сгорит», то это будет крик здравомыслящего человека.
Белые вожди просто понимали простую истину: есть вещи, которые нельзя делать одновременно. Если власть в стране захватили сумасшедшие маньяки,
