когда пришёл срок, повез письмо в Неаполь, но там не было пастыря с именем Спиридон. В отчаянии я молиться стал, и бог, через святого Николая, повелел идти в земли гиперборейские в Неаполь (Град Новый) на реке Волхов. И вот я тут!
–Язык откуда знаешь? Náviget, haéc summá (e)st.47
–Язык выучил, книги читая в монастыре, еще греческий знаю, латинские наречия, арабский.
Знал владыка о чуде, веровал в него, но чтобы вот так обыденно, после службы, на полатях Софийского собора, в библиотеке видеть и осязать его, для святителя было необычно и немного страшно.
Любой в Новгороде знает, что в семье купца «Вощаной сотни-Иванское сто» Михаила и жены его Анны родился Алексей, ставший впоследствии преподобным отцом нашим Варлаамом, основавшим обитель в Хутыни вместе с Порфирием и Федором Малышевичами. Преподобный, беса с Хутыни изгоняя по повелению Господа Бога, Отца нашего Иисуса Христа перед пасхой на три дня в Иерусалим летал, оседлав нечистого. Вот теперь лежит перед Владыкой грамота на бересте, в Святом граде самим Преподобным на пасху писанная.
В краткой молитве, возблагодарив Бога за чудо перед ним явленное, Владыка пригласил Арсения к себе. Велел служкам растопить баню и повёл в кельи, епископом Никитой выстроенные, сам, освящая путь в знак уважения духовным подвигом Арсения.
На следующий день после молитвы, Спиридон сам принёс чистые одежды Арсению. Повелев переодеться в новое платье, сказал,
–Значит так, чернец, Sub rosa48 поедешь в Суздаль к князю Ярославу Всеволодовичу с моим письмом. Он определит тебя молодого князя Александра учить Писанию и греческому языку. Это будет твое послушание. Береги князя от книг мерзких и от языков льстивых, во благо Пресвятой Богородицы, заступницы нашей, я же за тебя грешного молится, буду.
Недолго длилось отсутствие Арсения, вместе с князем Александром Ярославовичем вернулся он в Новгород и исповедовался Владыке в исполнении своего послушания. Получив благословление, начал жить он в Новгороде при дворе молодого князя Александра, оставшись его учителем, духовным наставником.
Всё было бы ничего, да, как и всякий человек грешен был монах Арсений. Поддался он греху честолюбия, возжелал приход свой иметь в Новгороде, на Ярославовом дворище и непременно в Николодворищенском соборе, князю новгородскому вот уже как лет сто не принадлежащему. Вот во исполнение своего желания пошёл он к князю Александру, с предложением вернуть Николодворищенский собор под сень княжеской власти и с мыслью потаённой, что, как только князь собор получит, и доходы соборные в казну свою соберёт, то сразу его Арсения над соборным клиром и поставит.
На Городище в притворе Благовещенской церкви, после утренней службы, он говорил князю, торопившемуся на завтрак со своими боярами, указательным перстом тыча в лики страдающих грешников, изображённых на фреске «Страшного суда»,
– Ведь, что летописи пишут, послушай княже, «6644. В тоже лето (1136.г) оженися Святослав Олговиць Новегороде и венцяся своим попы у святого Николы; а Нифонт его не венця, ни попом на сватбу, цернецем дасть, глаголя: «Не достоти пояти».49
–Не даст тебе епископ благословления и попа для службы, и не пойдёшь ты князь: ни под венец, ни в поход, и чем кормить дружину, и город будешь, а?– вопрошал Арсений, поясняя, приведённый отрывок.
–Сятослав, на что Ольгович, так и тот додумался своих попов иметь в Городе, а мы чем хуже? Да и лавки соборные доход в казну твою князь дадут. Я монах, мне земные блага не к чему, я о правде пекусь, и об общем благе!!! – закончил свою речь Арсений.
Князю позиция монаха понравилась, но драться с ониполовцами он не хотел,– новгородцы слишком буйных князей не жаловали и выгоняли из города, не мешкая.
Судится князь, тоже не мог. Судил в Новгороде епископ. Кому Спиридон присудит Никольский собор, и так было ясно. Давно владыки новгородские смотрели с вожделением на прямого конкурента святой Софии – пятиглавого красавца Николу, украшавшего Торговую сторону. Владыка Спиридон не был исключением, и возможность присовокупить к дому святой Софии ещё одну соборную церковь он не потерял бы.
Доходы взять себе надо было бы, деньги всегда важны и в политике, и в жизни. Да и это, то же как-то не с руки делать было князю, хотя доходы с лавок никольских шли не в городскую казну, а в казну святой Софии и новгородцев можно было подбить на раздел чужого добра. Но слишком уж большой полк имел в своём распоряжении владыка и мог за себя, и за честь святой Софии постоять без сторонней помощи, и против князя, и против всего остального Новгорода.
Так, что, как ни хотелось князю, но воплотить в жизнь предложение Арсения он не мог, но и без поддержки тоже оставить его не мог. Ведь за просто так, вернуть себе, в свою казну то, что когда-то принадлежало другим князьям было приятно. Обдумав создавшееся положение в близком кругу, князь приказал Арсению взять, любым способом, ключи от лестничной башни храма у никольского старосты, запереться там, и никого туда, кроме людей княжьей сотни, не пускать. Самому же Арсению он повелел съехать с княжьего двора на Рюриковом городище, и жить на полатях Собора, получая еду сразу из княжеской кухни княжьего двора.
Здесь необходимо маленькое пояснение. Сам каменный Никольский собор изначально строился без лестничной башни, но с хорами. Лестничную башню построили позднее лет, примерно, через 40-60, причём при строительстве лестницы была заложена фреска «Иов на Гноище». Фрагменты, которой были найдены в конце 20 столетия. В описываемое нами время то есть в 13 веке от композиции были видны только, само гноище, да ноги Иова, и еще часть лица его жены. Ранее, до сооружения лестничной башни, на хоры, то есть на место где, как правило, находился князь во время литургии, попадали по переходу из княжеского дворца. Там до сих пор на южной стене, над нартексом, на высоте 11 метров над землёй сохранился дверной проём. Княжеский терем или дворец, или если угодно – княжий двор находился в 60 метрах южнее Николодворищенского собора.
Такое, половинчатое решение вопроса о приобретении части собора – его лестничной башни, показало незаурядный ум князя в решении вопроса – как взять то, что плохо лежит? И поначалу только немного насторожило новгородцев. Поэтому, когда они коллективным – демократичным своим разумом поняли, что они-то вообще – то ничего не приобрели, а, скорее всего, потеряли. Ведь той частью собора, где сидел Арсений они теперь распоряжаться не могли. Поэтому бессребреника монаха Арсения за
