Именно тогда я осознал необходимость – чтобы Германия не скатилась в анархию – борьбы со всей этой радикальной агитацией, которая не только не приносит счастья рабочим, но ведет к хаосу. Социал-демократическая партия пыталась сохранить порядок, однако была слишком слаба. Во многом память о тех днях склонила меня предложить помощь национал-социализму, который, как я верил, был способен по-новому разрешить неотложные индустриальные и социальные проблемы великой промышленной страны, коей была Германия.
Исторические примечания
Мятежи в Киле
Германская революция началась в октябре 1918 года с мятежа матросов военных кораблей, стоявших в Киле. Непосредственной причиной было недовольство матросов плохой едой на военных кораблях летом 1918 года. Командиры арестовали ряд матросов, принимавших участие в беспорядках, и грозили им суровыми наказаниями. При арестах многие морские офицеры проявили жестокость. Тайные революционные организации, уже созданные по всей стране, воспользовались этими инцидентами для агитации в экипажах военных кораблей. Когда перемирие казалось почти неизбежным, некоторые чины адмиралтейства все еще готовили определенные линкоры и крейсеры германского флота к выходу в море в надежде дать решительное морское сражение. Однако матросами и низшими морскими офицерами все сильнее овладевал дух противоречия. В начале ноября десятки матросов сошли с кораблей и организованно промаршировали по городу под красным флагом. К ним присоединилась масса рабочих и солдат-отпускников. После нескольких случаев мародерства пришлось закрыть магазины. В Киль прислали Носке, члена социал-демократической фракции рейхстага. Ему удалось направить Кильское движение в цивилизованное русло, особенно после того, как стало известно, что в Берлине провозгласили республику.
«Союз Спартака»
После раскола социал-демократической партии в период войны из-за вопроса о военных кредитах левые радикалы начали агитацию в среде рабочих-социалистов. Сначала она была нацелена главным образом на критику правительства и его политики в военный период. Однако, когда в России победила большевистская революция, пропаганда приняла более революционный характер и ее целью стало руководство социал-демократической партии. Самую важную роль в этой пропаганде сыграл ряд писем, подписанных «Спартак», в память о вожде исторического восстания рабов в Древнем Риме. Безусловно эти письма внесли огромный вклад в разжигание германской революции. Их усердно читали, хотя как полиция в тылу, так и военная полиция на фронте конфисковывали все экземпляры, до которых могли добраться. Установить, кто входил в «Союз Спартака», распространявший эти письма, не удалось. Позже выяснилось, что руководителем союза был старый депутат рейхстага Ледебур, а его ближайшими сподвижниками – Карл Либкнехт и Роза Люксембург.
Правительство народных уполномоченных
Сразу после провозглашения Германской республики страной стал править «Совет народных уполномоченных», состоявший из трех членов крыла старейшего большинства социал-демократической партии и трех членов «независимых социалистов», вышедших из социал-демократической партии после того, как она проголосовала за военные кредиты на первом этапе мировой войны. Возглавил правительство Фридрих Эберт, председатель социал-демократической партии.
Глава 2
Национальное унижение
Версаль и Рур
Моя семья всегда исповедовала католичество. Мои предки – крестьяне из пограничного района между Льежем и Эксла-Шапелем, с левого берега Рейна. После мировой войны мы с отцом принадлежали к католической партии «Центр»[5]; отец был очень дружен с лидером партии Маттиасом Эрцбергером. Мы были чуть ли не единственными католиками среди промышленников региона, в большинстве своем протестантов. Заметный католик в регионе, управляемом пруссаками, – положение не всегда выгодное. Известен пример из эпохи Бисмарка, периода знаменитой «Культуркампф» (борьба Бисмарка с иностранным влиянием через католиков). По этой причине мы и поддерживали католическую партию «Центр», защищавшую права католиков от государственной полиции, зачастую чрезмерно прусской и протестантской. Однако после войны партия «Центр» и особенно ее председатель Эрцбергер совершенно лишились чувства национальной гордости. Во время перемирия и подписания Версальского договора[6] мы с отцом были сильно огорчены демонстративным унижением Германии. Мы вышли из партии «Центр» после того, как она приняла участие в подписании договора.
Весной 1919 года я поехал в Париж с одним из членов немецкой мирной делегации, министром почт Йоганном Гисбертсом. Гисбертс вошел в состав делегации, главным образом как член влиятельной католической партии. У меня же не было никакого официального статуса. Однако я надеялся, что пригожусь немецкой делегации при обсуждении экономических вопросов, регулируемых мирным договором, воспользовавшись многочисленными знакомствами, которые завел во Франции до войны. Правда, возобновить те знакомства оказалось абсолютно невозможным. Я несколько раз ездил из Версаля в Париж, и всегда за мной неотступно следовали полицейские.
Нет необходимости вспоминать тягостный процесс переговоров в Версале. Сейчас все понимают гнусность договора, навязанного Германии, но я должен отдать дань уважения памяти графа Брокдорфа-Ранцау. Социалистическое правительство Германии, воспользовавшись его дипломатическим опытом, назначило его министром иностранных дел и главой делегации по переговорам о мире. Брокдорф согласился на эту роль, надеясь, что сможет провести переговоры и заключить мир, основанный на законе. Поведение союзных держав разбило его надежду. Клемансо навязал договор, по которому на Германию возлагалась вина за войну, обязал ее выплатить репарации, абсурдные с точки зрения экономики, изменил ее границы и лишил немецкий народ права решать собственные проблемы. Брокдорф, с которым я был хорошо знаком, возражал против подписания этого договора. Экономические эксперты (к коим я неофициально был прикомандирован), призванные изучить вопрос о репарациях, объявили поставленные условия невыполнимыми[7].
Я провел в Версале почти три месяца и 16 июня 1919 года уехал с немецкими министрами, входившими в мирную делегацию, в Веймар, где тогда заседали правительство и Учредительное национальное собрание. Брокдорф изо всех сил уговаривал немецкое правительство не подписывать договор. Я же пытался убедить знакомых депутатов-католиков в том, что ни в коем случае нельзя принимать драконовские условия, поставленные союзными державами. Почти все они считали, что договор невыполним, но об отказе от подписания не может быть и речи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
