Никер замер с полуоткрытым ртом. Его взгляд, устремленный на меня, говорил лишь одно: «Арт, когда ты успел это сделать?! Я ведь почти всегда был с тобой!» Но и я, признаться, был озадачен. Сжечь настоятеля одного из трех храмов Фоссано – это действительно не шутка.
– В каком смысле я его сжег, ваше благочестие? Насмерть сжег? – вежливо поинтересовался я.
– Конечно, насмерть. От него мало что осталось, только обугленные кости, – вздохнул Огдин.
Я подвигал свое кресло и смахнул со стола невидимую пылинку.
– Здесь какая-то ошибка, ваше благочестие. Я не сжигаю людей, даже тех, кто мне не нравится. Это – ваша прерогатива. Я закалываю, вешаю, рублю головы, но не сжигаю. И даже если бы мне захотелось предать достопочтенного Ромуальда изощренной казни, то я бы поборол это грешное желание. Мне часто хотелось раскроить ему череп, но даже и с этим желанием я справился!
Огдин поднял руки вверх и яростно затряс ими.
– Господин барон! Как вы можете так говорить о слуге Многоединого!
– Говорю только гипотетически, умозрительно, ваше благочестие. Чтобы подчеркнуть свою невиновность. Зачем мне ему раскалывать череп? Это ни к чему. Он и так уже мертв.
Огдин смиренно сложил руки на груди.
– Вы неисправимы, господин барон. Мне приходилось иметь дело и со сквернословами, и с богохульниками, и с еретиками, но вы – особенный случай. Подумайте о том, что вы будете делать, если вдруг не станет меня, вашего покровителя… Н-да… Но вернемся к нашей проблеме. Я не обвинял вас в том, что вы сожгли достопочтенного Ромуальда сознательно. Скорее, это получилось случайно. Он погиб, когда вы обстреливали замок Праста горящими шарами.
– Уф, – облегченно выдохнул Никер.
Я подозревал, что поэт не сразу поверил в мою невиновность, а живо представил себе, как я пробираюсь ночью в храм, чтобы оглушить и поджечь неугодного мне настоятеля. Не скажу, что мне не понравилась эта идея, что-то в ней было заманчивое.
Огдин начал подробно описывать, что случилось в замке Праста. Оказывается, тот пригласил настоятеля для обсуждения одного территориального вопроса, а именно, чтобы расширить угодья Храма-на-Холме за счет земель некоего барона Арта. В обмен Праст просил сущую безделицу: усилить его храмовой стражей, ведь барон Арт известен как жадный человек, не готовый добровольно делиться своими землями.
– Праст одолжил виконту несколько своих людей, чтобы Лист поскорее покончил с Понци, – Огдин говорил громко и грамотно, изредка любовно приглаживая узкую бороду. – Никто не ожидал от вас такой прыти, господин барон, что вы тут же осадите замок.
– Так Праст все-таки был там, но струсил сделать вылазку?! – Никер хлопнул ладонью по столу. – Я знал! Догадывался!
Огдин благосклонно кивнул:
– Достопочтенному Ромуальду не повезло. Он как раз бежал в подвал, когда горящий шар поразил его. Настоятель упал на стог сухого сена. По секрету скажу, что некоторые из священников усматривают в этом руку Провидения. Особенно Тулуз, заместитель Ромуальда, который теперь будет настоятелем. Я попытался замять дело, и мне это частично удалось. Однако, господин барон, вам все равно придется дать объяснения перед коллегией. Вас вызовут.
– Церковь в вашем лице всегда поддерживала меня, и я считаю своим долгом поддержать церковь! – напыщенно произнес я, а Никер попытался подавить смешок.
– Петр! Принеси сто ливров! – я обернулся к небольшой двери, расположенной у меня за спиной.
Вскоре дверь без скрипа отворилась и в зал вошел мой бывший личный слуга, а теперь мажордом Петр, здоровенный черноволосый детина. Он без лишних слов передал мне тяжелый кожаный мешок и удалился неуклюжей походкой медведя.
– Я хочу на условиях анонимности передать церкви этот дар, – я придвинул мешок к Огдину. – Но мне неизвестно, в чем церковь сейчас нуждается больше всего. Доверяю целиком вашей мудрости. Потратьте их, на что сочтете нужным!
Никер закрыл лицо руками, чтобы справиться со смехом. Бедный сын виконта, он так и не научился давать взятки с непроницаемым выражением лица.
– Непременно, – Огдин сгреб мешок и элегантно засунул его в складки мантии. – Но мне пора, господин барон.
Я проводил жреца до роскошной белой кареты. Уже готовясь садиться, Огдин вдруг обернулся ко мне и тихо спросил:
– Меня иногда мучают смутные сомнения, господин барон. А вы вообще верите в Многоединого? Признайтесь честно, это останется между нами.
Вот что я должен был сказать на это?! В четвертом веке до нашей эры в этом мире высадились деймолиты, и с тех пор знакомая мне религиозная история Земли полетела в тартарары. На территории Европы, Западной Азии и Северной Африки появился культ Многоединого. Кому-то пришла в голову грандиозная идея объединить эллинический политеизм с монотеистическим иудаизмом, в результате полученная религия стала напоминать окрошку, состоящую из кваса, молока, огурцов, колбасы, меда и других противоположных друг друг ингредиентов. Культ Многоединого утверждал, что все древнегреческие и древнеегипетские боги на самом деле являются частью и аватарами одного-единственного Создателя. То, что эти боги, по легендам, враждовали между собой, во внимание не принималось. Просто получалось, что Многоединый тысячелетиями сражался сам с собой без всяких на то причин. Мне казалось удивительным, как люди могли на полном серьезе верить в это, но, видимо, если с детства что-то вбивать в головы, то поверишь и не в такое. Мой ответ поразил Огдина искренностью.
– Почти каждый день я подолгу думаю о Многоедином! – я прижал руку к груди. – И восхищаюсь его пророками, которые сумели убедить людей пойти за ними!
Огдин посмотрел на меня с сомнением:
– По вам и не скажешь, господин барон, что вы способны думать о пророках.
Зря он так. Мне бы хотелось встретиться с этими парнями и взять у них несколько уроков ораторского мастерства.
– Ваше благочестие, у меня есть вопрос личного характера. Скажите, по вашему мнению, ангелы тоже являются частью Многоединого или нет?
Жрец уже занес ногу, чтобы опереться о подножку кареты, но остановился:
– Это вопрос с подвохом, господин барон. Сначала считалось, что да, являются, потом это стало ересью, а теперь даже не знаю… Я опасаюсь раскола в церкви.
– А деймолиты считают, что являются, – вздохнул я.
– Что?! – глаза Огдина стали круглыми. – С чего вы это взяли, господин барон?
– Прочитал в одной книге, ваше благочестие. Там утверждалось, что поначалу деймолиты очень интересовались людскими религиями и даже много общались со жрецами.
– Господин барон! – зашипел Огдин, еще более снизив голос. – Примите мой совет: никогда и ни с кем это не обсуждайте, а ту книгу выбросите или сожгите! Есть вещи, о которых даже я не могу говорить.
Глава 11
В день, когда я собирался в Фоссано на свидание, в моем замке сломалась система подачи воды. Она была устроена довольно просто: архимедов винт крутился в трубе, ведущей на второй этаж. Волообразный голем ходил по кругу в подвале, вращая винт. На втором этаже вода текла через изогнутые тонкие трубки и нагревалась над очагом. У меня имелся даже кран-смеситель с холодной и горячей водой! Никто из моих соседей не мог похвастаться столь удобным водоснабжением. У них слуги таскали воду наверх и нагревали в больших котлах. Поломка испортила мне настроение, ведь вся эта система – моя идея. Если бы меня не отвлекали военные приготовления, я бы соорудил настоящий большой насос. На свидание мне пришлось идти в слегка расстроенных чувствах, ведь, как выяснилось, винт, подающий воду, лопнул и нуждался в замене.
Свидание должно было состояться в небольшом доме на втором этаже. Вокруг находились мои люди, а до места меня провожал прыткий Алессандро. Когда мы проходили мимо приземистого трактира, то услышали разговор припозднившихся путников.
– Праст поставит на место этого выскочку! – хриплый бас доносился из-за полуоткрытой грубо сколоченной двери.
Я сделал знак Алессандро остановиться. По общему мнению, в округе жил только один выскочка – барон Арт.
– Как бы он твоего Праста не поставил на кладбище, – отвечал невидимый мне баритон.
– Щас! У Праста людей больше, он всех знает, за него все горой, – парировал хриплый.
– За него все горой? – с насмешкой повторил баритон. – Почему тогда только Лист его поддержал?
– Не захотели связываться просто!
– О том и речь, – рассудительно согласился баритон. – Не захотели связываться.
– Вот увидишь, что Праст с ним сделает в ближайшие дни. Размажет его! – обладатель хриплого баса подошел к двери и попытался ее полностью открыть, чтобы выйти из трактира.
Но Алессандро в этот момент решил вмешаться в разговор, причем сделать это молча. Он изо всех сил ударил ногой по двери так, что она захлопнулась. Судя по грохоту и проклятиям, обладатель баса влетел внутрь трактира и крепко обо что-то приложился.
