В комнате воцарилась тишина. Клемент, опираясь рукою о край стола, наклонился к Крузу.
— Знаешь, скольких людей я убил? — тихо спросил он.
— Пятерых, — ответил Реймонд.
— Девятерых, — поправил его Клемент.
— Всех в Детройте?
— Нет. Одного в Оклахоме, одного в Канзасе.
— И семерых в Детройте?
— Верно. Но пятеро из них… нет, шестеро были ниггерами.
— Включая судью Гая?
— Включай кого хочешь. Я не собираюсь давать тебе полный отчет.
— И все в то время, когда ты был в «банде крушителей»? Да?
— Почти всех я прихлопнул сам. Лично. Мои напарники оказались слюнтяями.
— Ты убивал людей под кайфом?
Клемент ничего не ответил.
— Как тогда, на улице Сент-Мэри. Тогда ты убил троих.
Клемент продолжал хранить молчание.
— Я не собирался докучать тебе своими расспросами, — сказал Реймонд. — Ты пробуждаешь во мне любопытство.
Он откинулся на спинку стула Норба Брила и положил ноги на край стола.
— Ты очень интересно выразился. Сказал, что копы и грабители играют в игру. У нас совсем особая жизнь, ее ни с чем нельзя сравнить.
— Ты сам выбрал профессию, — заметил Клемент. — Так что опрашивай жертв и свидетелей. Всех, кого сможешь.
— А зачем? Я предпочитаю сначала поговорить с тобой.
— Как с партнером по игре.
— Наверное, в прежние времена мы с тобой спокойно могли бы договориться, — сказал Реймонд. — То есть… если бы оба были лично заинтересованы в исходе дела.
— Или если бы оба захотели порезвиться, — ответил Клемент. — Кстати, ты женат?
Вопрос застал Реймонда врасплох.
— Был.
— Выходит, у тебя была семья. Дети остались?
— Нет.
— Значит, тебе тоскливо, заняться нечем, вот ты и торчишь на работе сутки напролет.
Реймонд ничего не ответил и с надеждой посмотрел на стенные часы. Они показывали четверть двенадцатого.
— Ты за свою жизнь кого-нибудь застрелил? — неожиданно спросил Клемент.
— Да. Но это было давно.
— Скольких?
— Двоих, — ответил Реймонд.
— Ниггеров?
Реймонд смутился.
— Я тогда служил в отделе ограблений, — ответил он.
— Ты и тогда палил из такой крохи? Все хотел спросить, для чего ты обмотал рукоятку резинкой?
— Чтобы в руке не скользил.
— Купи лучше кобуру. Да заведи себе пушку нормального размера, а не эту пукалку.
— Мне и с таким хорошо, — возразил Реймонд.
Их беседа очень походила на обычный разговор полицейских за кружкой пива в баре «Афины».
— Неужели? — удивленно произнес Клемент и обвел взглядом комнату. — И ты неплохо из него стреляешь?
— Каждый год выбиваю положенное количество очков в тире, — пожав плечами, ответил Круз.
— Вот как. — Клемент впился глазами в лейтенанта. — А что, если нам с тобой проверить, кто из нас лучше стреляет?
— В Ройал-Оук в подвале магазина скобяных изделий есть тир, — ответил Реймонд.
— Я имел в виду провести соревнования не в тире, а на улице, — продолжая сверлить глазами Круза, сказал Клемент. — Там более сложные условия. — Помолчав для вящей убедительности, он добавил: — Вроде как ты все время ждешь, что в тебя пальнут, только не знаешь, когда именно и откуда.
— Хорошо. Я спрошу разрешения нашего инспектора.
— Да у тебя кишка тонка! Ты струсил, потому что понимаешь, что я не шучу.
Они некоторое время в упор смотрели друг на друга. «Это что, детская игра, в которой проигрывает тот, кто первый отведет глаза?» — подумал Реймонд.
— Я могу задать один вопрос? — спросил он.
— Какой?
— Зачем ты убил Гая?
— О боже, — устало произнес Клемент. — Столько времени с тобой болтаем, и ты так ничего и не понял. Какая разница, за что убили Гая? Мы сидим здесь, беседуем, оцениваем друг друга. При чем же здесь Гай или кто-то еще?
12
За несколько месяцев до того в воскресном приложении к «Детройт ньюс» появилась статья под названием «Женщины за работой». В ней рассказывалось о восьми женщинах и о том, как они зарабатывают себе на жизнь. Героинями этой статьи, которая сопровождалась цветными фотографиями, были крановщица, машинист поезда, инженер, риелтор, домохозяйка, адвокат, официантка, дизайнер по интерьерам и налоговый инспектор.
Женщиной-адвокатом была Кэролайн Уайлдер. На фотографии она, в шикарном замшевом жакете, сидела облокотившись о стол. На стене за ее спиной висел плакат в рамке, на котором крупными буквами было напечатано:
«На любой работе женщины вынуждены работать в два раза лучше мужчин. К счастью, это не так уж и трудно. Шарлот Уилтон, мэр Оттавы, 1963 г.».
Под фотографией в две колонки шел текст статьи:
«Кэролайн Уайлдер, адвокат, старший партнер фирмы „Уайлдер, Салтан и Файн“» (Бирмингем).
«Когда-то я считала себя художницей. Три года посещала изостудию, искренне верила, что умею рисовать, причем совсем неплохо. Затем я устроилась на работу в отдел рекламы одного очень известного автомобильного завода, где слово „творчество“ постоянно было на слуху. Вышла замуж за „творческого“ директора и через полтора года одновременно уволилась с работы и развелась — и то и другое по причине нарушения субординации. Детей у нас не было. Решив заняться юриспруденцией, я пошла к намеченной цели и поступила на учебу в Детройтский юридический университет. После его окончания два года проработала в коллегии адвокатов. Там я и приобрела опыт защитника. Специализируюсь на защите обвиняемых в тяжких уголовных преступлениях, таких как убийство, изнасилование и вооруженное ограбление. Семидесяти девяти процентам моих обвиняемых выносится оправдательный приговор, дается испытательный срок, или их дела возвращаются на доследование. Меня часто спрашивают, почему я, женщина, занялась уголовным правом, защищаю в суде преступников и помогаю им избежать наказания? Дело в том, что преступниками занимаются полицейские, а я — гражданами, против которых выдвигаются обвинения».
За ум и острый язык служители Фемиды прозвали Кэролайн Уайлдер «железной леди». Войдя в лифт, она могла поздороваться с коллегами, а могла и нет. Такие мелкие для нее темы, как погода, она никогда и ни с кем не обсуждала. Государственные обвинители были вынуждены тщательнее обдумывать свои доводы. В противном случае Кэролайн, демонстрируя доскональное знание закона, часто не оставляла от их речей камня на камне. Когда же выступала она, то судьи в своих креслах замирали и ловили каждое ее слово.
Реймонд Круз наткнулся на нее на пятом этаже суда, в двух залах которого в тот момент проводились предварительные слушания. В коридоре скопились свидетели и члены семей обвиняемых.
Ровно в одиннадцать Реймонд вышел из зала заседаний. Там он только что опознал по фотографии Дизель Тейлор, женщину, которую задушили колготками, а затем дважды выстрелили в затылок. Кроме того, он сообщил, что, когда эта фотография была показана Альфонсо Годдару, тот заявил, что не знает ее. Однако после нескольких часов допроса он сказал: «Ну да, я знаю ее. Видите ли, вы спросили меня, была ли она моей подругой, и я ответил: нет, потому что она моей подругой не являлась. Понимаете, мы только жили вместе».
«На этой неделе должны состояться еще два слушания, а у нас еще пять висяков…» — думал Реймонд, когда его в людном коридоре, взяв за руку, остановила Кэролайн Уайлдер.
— Больше так со мной не поступайте, — сказала она. — Я не против, если вы просто захотите угостить его выпивкой, но допрашивать его вы можете только в моем присутствии.
Реймонд прикрыл ладонью руку Кэролайн. Она тотчас отдернула ее.
— Что он вам рассказал? — спросил Реймонд.
— Что его арестовали… Кажется, за управление транспортным средством в нетрезвом виде?
— Но мы же его отпустили, правда? Послушайте, я даже не знаю, как он добрался домой. Но если он и дальше будет ездить без водительских прав, его ждут крупные неприятности.
Кэролайн даже не улыбнулась. Самолюбие ее было уязвлено, и она явно нервничала.
— Интересно, что вчера вечером сказал вам Клемент у вас в кабинете? — спросил Реймонд.
Он снова увидел ее встревоженный взгляд, из-за чего она казалась неуверенной в себе, испуганной девочкой.
— Если уж ему удалось запугать вас — поверьте, в моих устах это комплимент — значит, он сказал вам что-то по-настоящему мерзкое.
— Вы тут ни при чем, — ответила Кэролайн. — Какую бы информацию ни сообщил мне клиент, она разглашению не подлежит.
— Не похоже, чтобы он передавал вам какие-нибудь конфиденциальные сведения, — возразил Реймонд. — Он вас явно запугивал. В тот момент у вас было такое лицо, что вы смело могли бы подать на него в суд за оскорбление. Возможно, что он сказал какую-то гнусность… или сделал неприличное предложение. Позвольте, я вам кое-что расскажу, чего вы, скорее всего, не знаете.
