Она собралась в путь с утра пораньше, сразу после того, как её муж Федот, сорокалетний мужик с лихим чубом на казацкий манер и пышными моржовыми усами, в поисках работы умотал в посёлок. До фермы доковыляла сама, дорога до станции пролегала поблизости от неё. А уж от фермы голосовала – приморилась, с чемоданом-то было несподручно в её положении. Хоть и не тяжёлый, считай, одними тряпками набитый, а всё равно как-никак руку оттягивал. И на полдороге дождалась, наконец, транспорта – тракторист из соседней деревни на мотоцикле с коляской до самого вокзала с ветерком прокатил. Купила билет до Москвы (пропустили без очереди, уважили «тяжёлую» бабу, не без дискуссии на её счёт, как это часто бывает, когда билетов меньше, чем желающих его заполучить) и в ожидании поезда устроилась на перроне, на лавочке под окном диспетчера. Села – ничего, а через полчаса сильно толкануло изнутри, раз другой, и живот вроде как опустился, и самый низ пронизала острая ноющая боль. Анна откинулась, поднялась с перепугу, поддерживая обеими руками раздувшуюся утробу, и уже надумала возвращаться, однако вскоре боль утихла, и она успокоилась. Провела рукой по животу, пожурила: «Не балуй! Рано ишо».
В поезд садилась – всё было замечательно. Но как только отъехали, сразу поняла – до Москвы не дотянет. К счастью, в купе она была не одна. Её попутчики, мужчина и женщина средних лет, представились врачами. На лицо приятные и чистенько одетые. И вообще они показались ей доброжелательными и всезнающими, как ведущие в телевизоре. Разговаривали уважительно, и в глазах светилось понимание. Они отнеслись к ней по-доброму, сказали, волноваться нет причин, в случае чего, помогут, и не такое видали. Расспросили, откуда она и куда едет. Пожурили, выказав беспокойство – в её положении пускаться в такие путешествия, тем более, в одиночку, довольно опасно. Разговаривала больше женщина. А мужчина всё что-то записывал на листке бумаги. Женщина выспрашивала её о семье, о родственниках, о том, какова жизнь в деревне. Анна отвечала искренне, но скупо – непривычно ей было перед чужими раскрываться. Да и вообще разговаривать не хотелось. А ещё женщина поинтересовалась, действительно ли хочет Анна ребёнка, которого ждёт, желанен ли он для неё? Или, возможно, непредвиденная обуза?
– Дак тута… хошь не хошь… – Анна обняла живот.
– Мало ли. Бывает, мамаша не хочет ребёнка по какой-то причине. Нет условий для воспитания или просто нет желания возиться с детьми. А то и элементарное отсутствие мужа может остановить. Предохраниться вовремя не успела и вот… – продолжила женщина начатую тему. – Если вы не хотите ребёнка, скажите сразу. Мы с мужем, – она показала на своего попутчика, – готовы его усыновить и тем самым освободить вас от дальнейших хлопот. Не бесплатно, разумеется.
Анна слушала вполуха, как во сне, ей было не по себе. Помимо того, что она была на сносях, её сознание блуждало в лабиринте сомнений понятных лишь ей самой. Но фраза об усыновлении влетела в неё стрелой и отдалась неожиданной болью. Она вздрогнула, подалась назад, крепко ухватившись обеими руками за живот.
– Ет как же ж… – выдавила растерянно. – Чо ли купить хотите маво рыбёночка? Рази ет можно?
– Решать вам, – уклончиво ответила женщина. – О правовой стороне дела не беспокойтесь. Подпишете отказ, и всё будет по закону. Мой муж имеет и юридическое образование. Он дока по части оформления различных бумаг. Если говорить начистоту, мы давно мечтаем о сыне или дочке. Даже имена придумали. Если сын – Андрей, а если дочь – Алиса. Да Бог не даёт. И вот решили просить кого-то об одолжении.
Анна отвернулась к окну. А женщина откинулась к стенке купе, потёрла бледный лоб, на секунду задумалась, как бы в поисках наиболее веского аргумента в свою пользу.
– Всё-таки подумайте. Ваш ребёнок ни в чём не будет нуждаться, уж поверьте. Только у нас непременное условие: вам придётся забыть о его существовании. Видите, я всё говорю, как есть, ничего не скрываю.
Анна тяжело задышала, судорожно переваривая поступившее к ней предложение.
– Дак чиво ж ет… в детдоме рыбятишков-от, поди, полно… – сказала она, всё так же повернувшись к окну и боясь взглянуть на странных попутчиков.
– Да-да, конечно, вы правы. Но, видите ли, мы хотим воспитывать с самого рождения… Чтобы у ребёнка в памяти не отложилось никого кроме нас. Чтобы избежать дальнейших осложнений и для вас, и для нас и для самого ребёнка, в первую очередь. Они, знаете, иногда помнят, что было с ними в двухлетнем возрасте. И даже в более раннем. А подрастут, начинают выспрашивать. Мы объездили все роддома в округе. Никто не хочет отказываться от своего. И, слава Богу! Это правильно. Это хорошо. Только и нас поймите. Бездетность – тяжкий крест. Мой муж – интеллигент в пятом поколении. Я – в шестом. Но дело не в этом. У вас, наверное, уже есть дети?
– А как же ж, – почему-то соврала Анна, то ли стыдясь про себя того, что до тридцати годов с лишком была пуста, то ли не желая обидеть потомственного интеллигента в пятом поколении, а уж в шестом, тем паче.
– Вот видите. При желании ещё родите. Вы молодая, здоровая. А нам уже не светит. Я больна, а муж хочет ребёнка. Чтобы было кого любить. Чтобы было ради кого жить. Без детей – мучительно. Живёшь… и кажется порой, что тебя нет…
Она посмотрела на мужа, и он кивнул, скорбно опустив глаза.
– Алиса… красиво… – прошептала Анна в полузабытьи.
– Только не подумайте о нас ничего плохого, – сказала примирительным тоном женщина, положив руку ей на колено. – Мы не представились, простите. Меня зовут Галина Сергеевна, а мужа – Семён Маркович. А вас?
– Анна я. Махалкина моё фамилие.
– Если согласитесь, Анна, мы вам будем очень благодарны. Правда, Сеня? – обратилась она к мужу. Муж молча кивнул. – Вы не представляете, как осчастливите нас. А нет, так и нет проблем. В любом случае с родами вам поможем. Решайте сейчас, пока не поздно. И учтите, мы готовы хорошо оплатить вашу жертву.
Анна замешкалась. Голова пошла кругом. С одной стороны, она пожалела бездетную пару в шестом или каком там поколении… значит, до того с рождаемостью у них в роду всё было вроде как в порядке. А с другой – дико продавать собственного ребёнка. «Он же не ведро и не порося!» И в то же время что-то ей подсказывало, что так будет лучше: она согласится на необычное предложение, она уступит хорошим людям, так уж и быть, а сама вернётся в родную деревню налегке, а там скажет, что роды были тяжёлые, и ребёночек помер. Такое в её положении ей как раз подходило, но в своей страшной тайне она боялась признаться даже самой себе. И, поколебавшись какое-то время, всё-таки согласилась. Лукавый сподобил. Анна посмотрела в окно. Сначала увидела своё отражение, но потом на секунду ей показалось, что кто-то в него заглянул. И не просто заглянул, а скорчил свинскую рожу, но тут же преобразившись в кого-то другого, в зеркальных очках, сладко улыбнулся и кивнул одобрительно. Первая рожа принадлежала её мужу, Федоту, а вторая чужому, неизвестному ей человеку. Да и человеку ли? Анна вскрикнула.
– Что с вами? – спросила встревоженная женщина.
– Ничо… показалося…
– Если вы согласны, подпишите здесь, – женщина придвинула к Анне лист бумаги, на котором её муж до этого что-то записывал, и дала ручку.
Анна машинально взяла ручку, всё ещё пребывая в своих мыслях, и также, не вдаваясь в ситуацию, подписала. Мужчина побледнел, а его шея покрылась багровыми пятнами. Дрожащими руками он вынул из внутреннего кармана две пачки купюр, положил на столик перед Анной.
– Спасибо вам огромное, – сказал тихо и добавил приглушённо: – Хватит, надеюсь? Мы вас не обидели?
Анна также машинально взяла деньги и, тупо глядя в пространство, сунула их за лифчик, не считая. И тут началось…
До ближайшей станции оставалось не более получаса. Но Анна уже не могла терпеть – ребёнок настоятельно просился наружу, на свет Божий, словно желал потребовать у будущей мамаши отчёта: «С какой стати им торгуют, как какой-нибудь ненужной вещью, его не спросивши!» Схватки начались нешуточные, а вскоре хлынули и околоплодные воды. До станции было не дотянуть. Врачи-попутчики были наготове – проводник заранее снабдил их водой и чистыми простынями – заперли дверь и приступили к делу. Плод извлекли без проблем, он сам выскочил – только руки подставляй. За считанные минуты с родами было покончено. После этого Анне вкололи успокоительное, поскольку она от длительного путешествия из деревни до станции была совершенно обессилена и рожала, как говорится, на автопилоте, организм не подвёл. Плюс волнение от необычной сделки, на которую у неё были свои причины и на которую в другое время она бы ни за что не пошла. Потому она и во время родов и вскоре после них, можно сказать, отсутствовала, лежала, как деревянная, и даже совершенно отключалась на какое-то мгновение. На ближайшей станции ей помогли выбраться из вагона. Там же сошли и те двое, которые помогли ей с родами и купили её малыша. Они посоветовали начальнику станции заняться только что родившей женщиной, а потом вышли на привокзальную площадь с большим саквояжем, сели в дожидавшуюся их машину и уехали.
