Глава 6. Луч света в тёмном царстве.
Потеря есть ни что иное,
как начало находки.
Я плыл, старательно перебирая передними лапами. Раны нещадно жгли и чесались, но боли как таковой я отчего-то совсем не испытывал. Я слышал вслед себе смесь из проклятий и молитв, но ничего кроме кривой усмешки у меня это уже не вызывало.
Крестьянские простофили думали, что смогут вот так вот запросто с помощью стрел, топоров, креста, молитвы и святой воды убить истинного оборотня! Они даже меня самого заставили в это поверить. А я, тоже хорош, уже прощался с жизнью, не верил в свои силы, и чуть было добровольно не сдался на волю этих жалких людишек….
Я какое-то время ещё плыл вниз по течению, а они бежали вслед за мной по берегу, крича и размахивая руками, дрекольем и предметами хозяйственной утвари. Некоторые смельчаки даже бросали мне их вослед и непременно теряли в пучине речной. Что ж, если им было его не жалко, то почему их орудие должен был жалеть я?
Когда же последний из самых рьяных моих преследователей отстал, я начал подумывать о том, что пора бы мне было и к берегу пристать. Мысль эта становилась тем более отчётливой, чем больше меня одолевала усталость. Что ж даже для истинного оборотня ранения проходят не совсем бесследно, то есть силы они отнимают изрядные. Решив же, что никакая опасность мне более не грозит, я и повернул к берегу, только к берегу прямо противоположному.
Тот на счастье оказался пологим и я, без каких либо затруднений, выбрался на земляную насыпь, немного прошёлся по ней и, остановившись на изумрудном ковре, расслабленно растянулся на нём во весь рост. В этом была ещё одна моя большая ошибка, которая в конечном итоге могла бы стоить мне жизни. Но только "могла бы" и то чисто теоретически.
Я лежал, стараясь прийти в себя, восстановить срывающееся дыхание и не веря своему счастью. Я свободен! Я жив! Я полностью счастлив!
Наверное, я слишком обессилел от ран, мозги мои были перегружены мыслями и эмоциями, так как никаких иных объяснений произошедшему я не нахожу, потому-то я и заметил её, только когда на мою холку легла тёплая нежная ладонь.
— Бедненький, вона как тебе досталося.
Я вздрогнул и подскочил.
Девчушка охнула и, отстранившись от моего резкого подъёма, мягко бухнулась на попку.
— За что это ты так, — укоризненно произнесла она, — я ведь с тобой по-хорошему?
— Прости. — Смутился я, сразу и не сообразив, что рта своего мне лучше было не открывать, а тихонечко так себе притворяться обычным чёрным волком. Думаю, таковыми нас людям легче воспринимать.
Ляпнув это человеческим голосом, чего мне делать, совсем не следовало бы, так как однажды я свою пасть уже открыл не к месту и известно, что из всего из этого получилось, я уже ожидал, что она сейчас заверещит во весь голос и умчится в деревню за подмогой, для спасения её от злобного оборотня. Мышцы мои напряглись и приготовились к дальнейшему бегству.
"Ну вот, — подумал я разочарованно, — только решил отдохнуть и, пожалуйста, нате вам, новая война, новая боль, новое бегство".
Но девочка только мило улыбнулась мне и присела рядом.
— Вот так-то лучше. — Одобрительно произнесла она и тут же предложила. — Дай раны твои посмотрю, может, что зашить надобно.
Она кивнула на нить и иглу, что держала в руке. Тут же рядом лежала большая не до конца вышитая рубаха, явно не с мальчишеского, а с мужского плеча.
Я так и застыл на месте, как истукан, не из-за рубахи, конечно, а из-за произнесённых ею слов.
— Ты что же меня совсем не боишься? — Удивлённо спросил я.
— А чего тебя бояться-то? — Искренне удивилась она, пожимая хрупкими плечиками. — Человек, как человек.
Я окинул её удивлённым взглядом. Не издевается ли? Или быть может, в бегстве своём я наткнулся на местную убогую?
Она смотрела на меня, вся такая серьёзная и невозмутимая. Самая обычная с виду девчонка, неприметная такая, веснушчатая, с остреньким смешным носиком. Ну, вылитая лисичка!
"Волчонок и лисичка, — подумал я, усмехаясь, — весьма примечательная парочка".
И только волосы её были, на мой взгляд, совсем необычные, рыжие, длинные, вьющиеся. Как пить дать лисичка!
Я улыбнулся. По-моему она мне не врала и не издевалась вроде, она на самом деле так думала. Да и на сумасшедшую она совсем не походила, хотя последних я, честно признаюсь, никогда раньше в своей жизни не встречал. Но об этом в тот момент я старался не думать, надеясь, что мне не довелось увидеть таковую впервые именно сейчас. Очень уж меня тронула безвозмездная забота этой солнечной девчонки по отношению к лютому чёрному зверю.
— Но я же оборотень!? — Изумлённо напомнил я ей.
— Оборотень. — Согласилась она, легонько кивнув своей прекрасной рыжеволосой головкой, в знак полного со мной согласия.
Значит, она с самого начала знала, с кем именно имеет дело!
У меня отвисла челюсть. После всего, что со мной сегодня приключилось, было так удивительно стоять рядом с маленькой рыжей красавицей и слушать, как она спокойно рассуждает о твоей раздвоённой личности.
— И тебя это не пугает?
— Нисколечко, оборотни ведь тоже люди и не всегда плохие. — Мило улыбнулась она, придвигаясь ко мне поближе, задумчиво осевшему на траву.
Интересная позиция и, по моему личному убеждению, весьма правильная, только вот люди её отнюдь не придерживаются или, если и придерживаются, то весьма редко. Похоже, именно такое исключение из общепринятых правил и примостилось сейчас по соседству со мной, взирая на меня своими большими доверчивыми глазёнками. Мне отчего-то подумалось, что я ни в коем случае не съел бы её даже, если был бы сейчас не самим собой, а тем самым огромным серым волчищем из бабкиных сказок, любителем попотчевать маленькими беззащитными девочками.
— Твои раны затягиваются. — Задумчиво протянула она, проводя тоненькими пальчиками по едва заметному шву на моём лбу.
— Да, я же оборотень, а на нас всё заживает лучше, чем на собаках, особенно если потренироваться, как следует, и если только не использовалось серебро. — Ответил я и тут же подумал, а не сболтнул ли я чего лишнего.
— Это хорошо. — Вздохнула она и улыбнулась мне так ясно, солнечно. И у меня сразу же полегчало на сердце. — Расскажешь свою историю?
— Тебе это и, правда, интересно? — Искренне удивился я.
— Конечно.
— Тогда отвернись, я перевоплощусь и оденусь, если ты не против, конечно. — Я сбросил мешок со своими вещами, лёгким наклоном головы.
Девчушка послушно отвернулась.
Я стеснялся своей наготы, до сих пор кроме Травки никто не видел меня нагишом, да и от неё я уже давно стал скрывать своё растущее тело….
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});