— Конечно.
— Тогда отвернись, я перевоплощусь и оденусь, если ты не против, конечно. — Я сбросил мешок со своими вещами, лёгким наклоном головы.
Девчушка послушно отвернулась.
Я стеснялся своей наготы, до сих пор кроме Травки никто не видел меня нагишом, да и от неё я уже давно стал скрывать своё растущее тело….
Вот так вот и получилось, что примерно в то же время, как мой брат рассказывал всё нашей общей матери, я рассказывал свою историю новой знакомой. И сам того не ожидая, я выложил ей всё от самого начала, то есть от своего рождения, и до самого конца, то есть настоящего момента, когда я, собственно говоря, её и повстречал.
— Ты только не думай, люди не все такие, есть и справедливые, что судят по человеческим поступкам каждого индивидуума, а не по злой молве. — Сказала она после того, как я поведал ей историю своей жизни. — А для меня ты, прежде всего, человек.
— Ты и, правда, так думаешь? — С сомнением произнёс я. Удивительно слышать такие речи от обычного человека, тем более от девочки, совсем ещё ребёнка!
— А как же иначе? Ты только посмотри на себя, прислушайся к своему сердцу. Ты больше человек, чем зверь, вот твой отец и не принял тебя в свою стаю. Он любит тебя, старается помочь, но он видит, что ты не такой как он, не такой как все они. Тебе претит всякая мысль об убийстве невинного. Если ты хочешь знать моё мнение, то лично я думаю, ты дитя большой любви.
— Я дитя большой любви. — Тихо повторил я.
Девчонка улыбалась. И мне она тогда показалась самой красивой девочкой на свете, и мне очень захотелось, чтобы она стала моим настоящим другом. И если бы так случилось, то кто ещё мне был бы нужен после двоих таких друзей, как Ворон и лисичка?
— А у меня жеребёнок есть красивый и не обычный. — Похвастался вдруг я и сам же смутился своему хвастовству.
Она понимающе улыбнулась.
— Покажешь его мне?
— Наверное. — Несколько сконфужено промямлил я.
Я чувствовал, как раны мои затягиваются, плоть стремится к плоти, края их срастаются, тонкие ниточки шрамов разглаживаются, а будь я сейчас в образе волка, то они медленно покрывались бы чёрной густой шерстью. Я постепенно излечивался.
— Тогда пошли, посмотрим? — Бодро предложила девочка и поднялась.
Я хмуро покачал головой. Спасибо, надоверялся уже людям. Хватит с меня!
— Давай я лучше в следующий раз с ним приду. — Пришёл я к некоему компромиссу.
— А ты точно ещё придёшь? — Спросила она с надеждой в голосе и меня поразила эта прозвучавшая в нём надежда. Неужели не один я во всём этом огромной мире чувствовал себя одиноким?
— А почему бы и нет. — Пожал я плечами и, подумав, смущённо добавил. — Только, если с меня не будут пытаться снять шкуру.
— Нет, что ты. — Искренне испугалась она. — Я обещаю, что тебя никто не тронет. Я не позволю.
— Ну, если я буду под твоей защитой. — Я развёл руками.
Она улыбнулась и невольно зарделась.
— Тогда я приду. — Закончил я.
— Тогда давай в следующий раз.
— Давай. — Легко согласился я, тем более что само это предложение от меня самого и исходило.
— А когда он будет, этот следующий раз? — Робко спросила лисичка.
— Да хоть завтра.
— Завтра я не могу. — Запечалилась вдруг она. — Завтра у нас в деревне свадьба, меня дед ни за что не отпустит, а незаметно мне никак не уйти.
— Давай тогда дня через три. — Предложил я.
Она немного подумала.
— Давай, думаю, у меня получится. — Чуть помолчала и добавила. — Если захочешь, то можешь и вовсе к нам в деревню на свадьбу наведаться. У нас вся деревня гулять будет. Не каждый день дочь старосты за сына соседского старосты замуж выходит.
— Так, стало быть, у вас завтра большой праздник?
— Стало быть. — Отчего-то обречённо вздохнула она. — Наша деревня там находится, за лесом.
Я проследил за её вздёрнутой рукой и поспешил успокоить подругу.
— Я теперь и так легко смогу найти твою деревню, по запаху твоему. Я же всё-таки истинный оборотень. Забыла?
— Ой, и, правда. — Смутилась девочка, мельком оглядев свой опрятный наряд.
Я сразу же почувствовал, что ляпнул что-то не то. Её чистое платьице, розовое личико и рыжеватые волосы отчётливо мне об этом говорили. Я и сам смутился, подумав, что она, возможно, не совсем правильно меня поняла.
— Я хотел сказать, что это вовсе не значит, что от тебя чем-то пахнет. — Мы оба зарделись ещё гуще. — Я просто хотел сказать, что мы оборотни очень хорошо различаем, выделяем и запоминаем индивидуальный запах любого живого существа или неодушевленного предмета и по этому запаху можем легко найти его обладателя. Может, я что-то не так сказал, но я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты меня понимаешь.
— Понимаю. — Она помолчала. Краска постепенно сползала с её лица, приходя в норму. — Так ты придёшь?
— Меня убьют, как только я переступлю околицу. — Обречённо произнёс я.
— Никто тебя не тронет.
— Но я ведь оборотень. — Печально напомнил я. — Забыла?
— Кто тебя разберёт, кто ты. — Пожала она плечами.
— Но у меня чёрные волосы. — Настаивал я.
— У моего деда волосы тоже чёрные, только теперь поседели изрядно. — Буднично заявила девчонка, в очередной раз беспечно пожимая точеными плечиками.
Я прямо-таки опешил. Если у него чёрные волосы, то значит он…. Но тогда как ему позволяют жизнь в деревне среди людей?
— Он что… тоже… оборотень? — Для пущей верности своей догадки, решил уточнить я.
— Нет, почему же? Человек.
— Но тогда почему?
— Что почему? — Не поняла она.
— Ну, волосы у него спрашиваю чёрные почему?
— А, это. Пути Господне неисповедимы. — Серьёзно произнесла лисичка. — А создания божьи так и вовсе не соизмеряются цветом шерсти и волос. На юге, как я слышала, есть целые народы, у которых не только волосы чёрные, но и кожа. Только представь себе, люди с полностью чёрными телами, так сказать с ног до головы.
— Но это же невероятно!? — Не поверил я.
— Невероятно, но факт. И вообще, вот тебе вопрос на засыпку, как ты думаешь, если истинному черноволосому оборотню укусить какого-то светловолосого балбеса, то у того почернеют и волосы или только помыслы? — Произнесла она и поучительно продолжила. — Свет должен быть, прежде всего, в душе, а не в цвете кожи или волос. А если у кого бы то ни было нет света в душе, да и в наличии её самой можно усомниться, то тут уж не обессудьте…. — Она неопределенно развела руками.
— Ты очень умна для своих лет. — Задумчиво спросил я, хмурясь. — Сколько тебе? Десять? Одиннадцать?
— Женщинам не принято задавать подобные вопросы, то есть вопросы, изобличающие их возраст, но я тебе отвечу, ибо возраст мой ещё не в той поре, чтобы его скрывать от окружающих. Мне девять. А что на счёт ума, так в этом тоже воля Господа нашего и его божий промысел. — Без малейшего намёка на веселье ответила девочка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
