Я счел наиболее удобным внушить ей надежду на то, что муж ее поправится, и вообще расхвалил Лилья, сказав, что он как врач опытнее меня и в данном случае сделает все возможное. Так я вышел из довольно затруднительного положения, и больше она меня не донимала.
4 июля, после четырехдневного пребывания в Сортавале, мне наконец представилась возможность поехать в Валаамский монастырь. Два монаха, приехавшие в Сортавалу, возвращались теперь обратно и пообещали взять меня в свою лодку. Мы должны были отправиться в четверг вечером. Уже около девяти я пришел на монастырское подворье, где сидел, поджидая монахов, до одиннадцати часов, пока они собрались в дорогу. Монахи приветливо приняли меня, даже пригласили поужинать с ними, но я незадолго до этого поел на постоялом дворе. Они принялись за еду, а затем стали креститься перед образом богоматери. Часов в одиннадцать они наконец-то были готовы отправиться в путь, но тут, спускаясь с берега на пристань, один из монахов поскользнулся и уронил компас, который нес под мышкой, компас скатился вниз по ступенькам. Обычный человек в таком случае непременно бы чертыхнулся, у монаха тоже вырвались какие-то слова, но я их не разобрал. Мы пытались отыскать компас, но тщетно. Правда, нашли обломки футляра, но мыслимо ли было найти магнитную стрелку! Случившееся могло бы обернуться для нас довольно большой неприятностью, если бы не выдалась тихая ясная ночь без тумана.
Монахи сели в лодку, и гребцы налегли на весла, потому что от паруса не было никакой пользы: буря, свирепствовавшая несколько дней, к ночи улеглась. Даже дождь перестал, так что погода была самая подходящая. Я тоже сел на весла. Монахи не противились и все сорок верст, вплоть до самого Валаама, не мешали мне развивать мускулатуру рук.
Верст пятнадцать мы гребли проливами Сортавальского архипелага и только после этого вышли на открытый простор, а там до самого Валаама не было ни одного острова, ни одной скалы. На последнем из островов упомянутого архипелага есть причал, возле которого по распоряжению Валаамского монастыря построена избушка, где можно остановиться и отдохнуть. Монахи поклонились этому месту и перекрестились. Итак, осталось еще двадцать пять верст пути. На озере нам встретилась лодка, идущая из Валаама. В ней сидели два монаха, они ехали в Импилахти приглашать гостей на празднование Петрова дня. Встреча с нами обрадовала их.
Хотя Валаам не был виден, кормчий, опытный и хорошо знавший озеро, отлично справился со своим делом, и мы наконец прибыли на место. Поскольку я раньше не бывал в монастыре, то неудивительно, что с большим любопытством смотрел на приближающийся остров. Прежде чем пристать к главному причалу, мы миновали небольшой островок справа от нас. На островке возвышалась церковь, относящаяся к монастырю, и монахи в знак особого почитания усердно клали поклоны в ее сторону и крестились. Это был небольшой скит, а не монастырь, как я решил было сначала. Немного погодя мы прибыли к монастырскому берегу, вдоль которого проехали до пристани. Я долго смотрел на посеребренные купола многочисленных монастырских церквей. На берегу было несколько довольно больших лодок и солидный парусник. Позже
я узнал, что парусник еще больших размеров отплыл в Петербург за гостями, приглашенными на празднование Петрова дня. Берег у подножия монастыря обрывистый и заметно выступает над озерной гладью. Похоже, раньше вода в Ладоге была на несколько саженей выше, чем теперь, и доходила до верхнего выступа на прибрежной скале. Мы въехали в лодочную гавань, вышли на берег и по ступенькам поднялись в монастырь. Около десяти часов мы были в монастыре. Монахи, с которыми я приехал, посоветовали мне нанести визит келарю, потому что сам настоятель монастыря был нездоров. Келарь принял меня хорошо и сказал по-русски: «Добро пожаловать». Это-то я понял, хотя вообще с русским языком у меня были затруднения. Затем он попросил монаха проводить меня в отведенную мне комнату.
В это время в монастыре как раз бывает завтрак, к которому и мне пришлось присоединиться несмотря на то, что я горел желанием посмотреть все вокруг. Но, похоже, здесь считается делом чести позаботиться о том, чтобы все гости присутствовали на трапезе, потому что меня с большой настойчивостью, почти насильно привели к столу. По обе стороны просторной трапезной стояли скудно накрытые столы. Направо за столом собрались монахи, а за левый стол сели остальная братия и трудники. За этим же столом разместились и присутствующие здесь гости. О начале завтрака возвестили ударами в колокол, находящийся тут же, в него звонили также, подавая знак прислуге, когда требовалось принести новое блюдо. С начала трапезы некий начетчик встал за особый амвон, установленный посреди комнаты между двумя столами, и начал читать молитву, насколько я мог понять, выдержки из библии на церковнославянском языке, и это продолжалось в течение всего завтрака. На столе были круглые деревянные тарелки, а на них по ломтю мягкого хлеба в полдюйма толщиной. На столе не было ни ножей, ни вилок, но у каждого была деревянная ложка. Сразу после ударов в колокол прислуживающие внесли деревянные миски и поставили с таким расчетом, что на каждые четыре человека приходилась одна миска. Столующиеся перекрестились и принялись за еду. Один из них посыпал еду солью и перемешал ее своим ножом. Видимо, здесь так принято, потому что солили все блюда. Вскоре опять позвонили в колокол и принесли другое кушанье, и так повторялось, пока не было съедено пять перемен, после чего завтрак, длившийся примерно полчаса, кончился. При появлении каждого нового кушанья или питья едоки крестились. Питье чем-то напоминало наш квас, его принесли на стол в больших жестяных сосудах. Такая чаша, поставленная перед каждым шестым человеком, была единственной металлической посудой на столе, если не считать ковшей при этих чашах, из которых мы и пили, потому что стаканов вообще не было. Трудно описать все предложенные нам блюда. Пища на монастырском столе была приготовлена из самых разнообразных продуктов, измельченных и мелко порубленных. Тут были использованы свекла, пастернак, огурцы, редис, горчица, шпинат, редька — все, что поспело на огороде в это время года. По-видимому, их различные сочетания и составляли весь ассортимент кушаний. В иные была добавлена рыба, порубленная так мелко, что иначе как по вкусу нельзя было и определить, что это такое. Л в конце завтрака принесли крупяную кашу, сваренную на воде с добавлением подсолнечного масла. Ели ее ничем не запивая. Молоко в монастыре не потребляют, вероятно так же обстоит дело и с вином. Не было на столе
