бы и вернулась, присела бы рядом – вон где сейчас Тынис сидит.
Привстав, девушка внимательно осмотрела площадку. Подружки нигде видно не было. Кстати, и рыжая оторва Кротова тоже куда-то делась! Ох, не к добру это…
Женка закусила губу.
– «В городах, где я бывал, по которым тосковал…» – запел с магнитофонной пленки Эдуард Хиль.
Поднявшись, Тынис вопросительно посмотрел на Женю.
Конечно, «Голубые города» в качестве медленного танца – так себе, зато песня новая и уже очень даже популярная! Как и сам певец.
Едва не задев парня, пробежала мимо Тамарка Марусевич, бросила что-то злое дымившему у входа на танцплощадку Хренкову. Так и не помирились…
Расталкивая всех, вихляющейся походкой направился к выходу и Митька Евсюков – Дылда.
– Какой неприятный парень, – посторонился Тынис.
Колесникова покусала губу:
– Вот уж точно! Увидишь – не связывайся…
– Так, может быть, мы с тобой…
Обеих ведь нет нигде – ни Светки Кротовой, ни Катьки! А что, если Кротова вдруг решила устроить разборки? А что? Место подходящее – танцы. Зайдут в лесочек за клуб и… Катька – девка боевая, обиды не спустит. Не-ет, не могла она так просто уйти… Точно – где-то за клубом!
Не говоря ни слова, Женька вскочила со скамейки и быстро пошла к выходу…
Ну, так и есть! За клубом, в лесочке близ заросшего пожарного прудика, слышались рассерженные крики – явно девичьи.
Едва не споткнувшись, Женька прибавила шагу…
– А ну, пусти-и! Пусти, говорю, с-сука!
– Сама пусти!
– Ай! Ухо, ухо… гадина!
– Сама гадина! Н-н-а!
– Ай!
– Ой!
– У-у-у!
Так и есть! Кротова и Катерина стояли друг против друга, вцепившись друг дружке в волосы, и пинались. Каждая пыталась повалить соперницу на траву… Вот что-то затрещало – наверное, разорванное платье…
– А ну, хватит! – подбежав, закричала Колесникова.
Катька обернулась:
– Женька, уйди! Уйди, говорю. Мы тут сами… у-у-у-у!
– Я вам дам – сами… А ну!
Женя поспешила на помощь подруге… да не тут-то было!
– А ну, стой!
У Кротовой-то имелись свои подружки! Такие же оторвы и, похоже, уже хорошо выпившие.
– Слышь, девки, а давайте ее в пруд выкинем… в тину!
– Давай!
Женька и опомниться не успела, как ее схватили за руки и поволокли…
От мерзкого ощущения беспомощности и обиды по щекам потекли злые слезы…
Неужели и вправду вот так сейчас – в пруд, в тину?!
– Милиция! – вдруг послышался крик. – Бегите!
И тут, откуда ни возьмись, появился народ! Похоже, танцы закончились – многие жили в соседнем поселке и ходили домой как раз через лес, козьей тропою…
– Ой, что тут делается-то! Смотрите, смотрите! А еще девушки… А ну, прекратили!
Завидев такое дело, девки, как одна, бросили свою жертву и со всех ног побежали в лес.
– Да беги же!
Опомнилась и Кротова – рванула следом. Лохматая, в распахнутой блузке… Тьфу! Впрочем, Катерина Мезенцева выглядела ничуть не лучше…
Женька тут же обняла подругу:
– Кать, ты как?
– Платье порвала, зараза… – заплакала Мезенцева. – Вон весь рукав… и сбоку. В чем теперь ходить буду? В чем в клуб пойду-у-у…
– Может быть, помочь?
Мезенцева оглянулась:
– Ты кто еще?
– Это Тынис, студент, – гладя подругу по плечу, пояснила Женька. – Тынис, ты про милицию закричал?
– Я, – честно признался парень. – И народ позвал.
– Молодец! – Колесникова одобрительно кивнула. – Без тебя б тут нас…
– Это со страху все. – Тонкие губы студента растянулись в улыбке. – Ну, не драться же с девушками, даже с такими. К тому ж они меня б точно побили.
– Эти – да-а! – наконец-то пришла в себя побитая Мезенцева.
Тынис вдруг насторожился:
– Мне кажется, там, за прудом, тоже скандалились.
– Скандалили… – машинально поправила Женя.
– Скандалили, да. Вон в тех кустах… Я посмотрю быстро…
Обогнув пруд, он скрылся за густыми кустами акации… и тут же вернулся:
– Нет уже никого. Но скандалили – точно!
Где-то совсем рядом послышался шум двигателя, синие блики мигалки окрасили кроны деревьев.
– Милиции только не хватало! – встрепенулась Катька. – Потом позору не оберешься. А ну-ка, давайте-ка быстренько в лес!
* * *
Воскресенье прошло, как обычно, без всяких эксцессов. И Женька, и ее подружка Катерина усиленно готовились к экзамену, и произошедшее в субботу вечером на танцах уже казалось им каким-то дурным сном… Если б не разорванное платье… Да еще кошки на душе скребли почему-то. И Тынис так и не зашел, наверное, встречал своего профессора.
В понедельник Женька проснулась рано, часов в шесть, едва только заговорило радио. Вскоре поднялись и родители.
Утречко выдалось хорошее, солнечное, с синим, вымытым вчерашним вечерним дождиком небом и поющими птицами. За забором, на улице, мычали коровы – пастух собирал на луга стадо. Немногие уже и держали-то, увы…
Слышно было, как вышел во двор отец. Умылся под рукомойником и начал тягать гирю… Потом с кухни донеслось шкворчанье яичницы – мама готовила завтрак.
Пора было вставать… Женя потянулась и, выбравшись из-под одеяла, сменила ночнушку на спортивную форму – черные короткие трусы и майку. Каждое утро она делала во дворе зарядку… Ну, почти каждое… По крайней мере, старалась.
– Жень, тебе без сала? – закричала с кухни мать.
– Конечно!
Женька сало не ела, но мама все равно каждый раз спрашивала.
– Раз-два… три-четыре… – Радио было неплохо слышно через распахнутое настежь окно. – Поставили ноги на ширину плеч… Теперь руки вверх… наклонились… выпрямились… раз-два…
– Ой!
Выпрямившись, Женька вдруг увидела синий милицейский газик, остановившийся у их забора.
Неужели… Это вот сейчас, при родителях, вручат повестку… Или сразу заберут?
Что же теперь делать-то? Бежать, прятаться… или…
Справившись с испугом, Женька рванула к калитке:
– Доброе утро!
– И тебе! – усмехнулся молоденький сержант. – Зарядку делаешь? Молодец. Забеги в десять часов к Дорожкину. Звал.
– К Дорожкину… – Сердце Женьки упало. – А… з-зачем?
– Да не знаю я… Просто сказал – позвать. – Зевнув, сержант махнул рукой и включил передачу. – Ладно, поехал. Ты только не забудь.
– Не, не забуду.
За завтраком, конечно, спросили – заметили газик.
– Милиция? – Женя пожала плечами. – Сержант вот со мной поздоровался.
– А-а-а… Ну ты кушай, кушай. Последний экзамен завтра?
– Ага…
Женька родителям никогда не врала – не было необходимости. Просто иногда не все рассказывала… Да и те не очень-то обеспокоились милицией, знали – от дочки никаких неприятностей ждать не приходилось. Сами же воспитывали, да!
Едва папа с мамой ушли на работу, Колесникова быстро переоделась и со всех ног бросилась к подружке.
Катерина сидела на крыльце в одной рубашке и грустно рассматривала порванное вчера платье. Увидев Женьку, подняла глаза:
– Из милиции приезжали уже?
– Ага… И к тебе?
