Сразу после работы он помчался к родителям. Встретила его мать, обрадовалась, тут же накрыла на стол. Он не был в родительском доме уже месяц и удивился, насколько чужой показалась ему эта роскошная, уставленная старинной, тяжелой мебелью, устланная толстыми восточными коврами квартира. Мать живо расспрашивала его, интересовалась, как идут дела на работе. Юре разговор на эту тему был неприятен, он отвечал односложно и все оглядывался, ожидая, что вот-вот войдет отец. Наконец, не выдержав, спросил:
— А где папа? Я хотел с ним посоветоваться.
— Он у себя, — понизив голос, ответила мать. — Какую-то докладную готовит.
— А если я его отвлеку немного?
— Ну, попробуй. Хотя он последнее время даже ужинает у себя.
Юра прошел к отцовскому кабинету и осторожно стукнул в дверь. Не дождавшись ответа, растворил ее. Петр Александрович сидел за своим громадным столом. Скрипело перо, Петр Александрович, не замечая ничего вокруг, что-то бормотал себе под нос — проговаривал строчки. Он всегда так делал — не мог писать молча.
— Пап! — позвал Юра.
Петр Александрович, не оборачиваясь, поманил его рукой. Юра обошел стол и сел напротив. Петр Александрович метнул на него взгляд поверх очков и продолжал писать. Наконец, отложил ручку.
— Что, проведать заглянул? — спросил он чуть насмешливо.
Юра кивнул. Ему захотелось обнять отца, но он тут же подавил это желание.
— Посоветоваться вот хотел, — произнес он.
— Ну, говори.
— Понимаешь…
— Постой, да ты поел уже?
— Поел, поел. Я прямо из-за стола.
— А, ну хорошо. Так что там у тебя?
Юра не знал, с чего начать.
— Ну, говори же! А то я к утру не закончу.
— Я, в общем, тут подумал и решил поехать в деревню. Работа в коллегии не для меня.
Повисло молчание.
— Ты подумал и решил поехать в деревню, — сказал Петр Александрович.
— Ну, в общем, да.
— Работа в коллегии не для тебя.
— Да, в общем.
— Гм. И чем тебе не нравится твоя нынешняя служба?
— Скучная она. Каждый день одно и то же.
— И что, ты думаешь, в деревне тебя каждый день будет ждать приятное разнообразие?
— Ну, там более практическая работа. Прямо в гуще народной. Там, по крайней мере, я смогу выполнить свое призвание.
— Послушай меня, Юра. Послушай, ведь я много лет проработал земским логопедом и знаю, что такое жить, как ты выражаешься, в гуще народной. Ты ничего не добьешься. И знаешь почему? Потому что таких прекраснодушных романтиков деревня жрет с ходу, не давясь. Ты оказываешься один в поле, натуральным образом один в натуральном поле, и против тебя — войско. И ты честно бьешься с этим войском, до последней капли крови и всегда — слышишь, всегда — проигрываешь.
— Почему проигрываешь? Мне вот Саша написал…
— Это Ирошникова сын? Я слышал.
— Да. Написал, что…
— Представляю, что за чушь он там написал. Сколько уже он там? Месяц? Два? Эта эйфория пройдет. Он писал про поля с реками? Про заливные луга? Зори? Скажи, он писал про зори?
— По-моему, нет.
— Он про них напишет. Он еще пришлет тебе пару писем, где опишет рассветы, волнующиеся поля ржи и прочую дребедень. А потом, Юра, он начет писать совсем другие письма. О том, что у него не осталось времени на разглядывание пейзажей. Что его осаждают толпы недужных крестьян, принимающих его за фельдшера. Что его усилия напрасны и как только он уезжает из деревни, там снова начинают говорить, как прежде. А потом, Юра, он совсем перестанет тебе писать. И вот тут нужно срочно — слышишь, срочно — ехать туда и спасать его. Потому что к тому моменту он либо запьет, либо будет близок к тому, чтобы пойти в сарай и удавиться.
— Ты говоришь это по своему опыту, папа?
— Да, черт подери, я говорю это по своему опыту! Если бы меня вовремя не перевели в город, я никогда не выбрался бы оттуда. Юра, поверь мне, — то, что ты делаешь сейчас, намного лучше. Ты быстро вырастешь по службе…
— Папа! Ты считаешь, что мы делаем напрасное дело?
— Кто «мы»?
— Логопеды.
— Нет, отчего же? Постой, откуда ты это взял? У меня и в мыслях не было это говорить. Мы делаем необходимое дело, Юра. Мы…
— Папа! Тогда почему ты препятствуешь мне? Почему ты в меня не веришь?
— Постой, Юра…
— Ты никогда не верил в меня. Я хочу трудиться. Хочу настоящей работы , а не бумажки перекладывать. Почему ты думаешь, что я не справлюсь, папа? Я справлюсь!
— Что за чушь ты мелешь? Я в тебя не верил? Да я…
— Я хотел попросить твоего разрешения. Ты же понимаешь, что я мог бы этого не делать. Я мог просто поехать, и все.
Снова повисло молчание, на этот раз более продолжительное. Лицо Петра Александровича темнело на глазах.
— Настоящей работы захотел? — наконец, проговорил он неприятным голосом. — В деревню, ага!
— В деревню, — не дрогнув, подтвердил Юра.
— Нет, мой дорогой! — взревел Петр Александрович, стуча по столу. — Настоящая работа — не в деревне! Крестьян поправлять — невелик труд. Ты в городе поработай, на окраине! Вот где работа! Видишь? — и он потряс стопкой бумаги перед Юриным носом. — Видишь сводки? Это мы получаем отсюда, из столичных районов. Там не хватает логопедов, потому что все, как ты, хотят в деревню — на травке попастись. А вот ты рабочих повыправляй — как, сдюжишь? Ну, отвечай!
Юра смешался. Он уже настроился на предстоящую встречу с Сашей, долгие вечерние беседы. Петр Александрович, видя его замешательство, зло рассмеялся.
— Вот поэтому я в тебя и не верил, — произнес он, близко наклонившись к Юре. — Теперь ты понимаешь? Езжай в свою деревню. Ведь на это, по твоим словам, тебе даже и моего разрешения не надобно. Что же ты сидишь? Давай! Но отныне ты по крайней мере перестанешь терзаться вопросом, почему я не верил в твои силы.
Юра вскочил. Невиданная прежде злость и решимость овладели им. Ему вдруг захотелось во что бы то ни стало осадить отца, изумить его, завоевать:
— Что ж, я пойду работать туда! Поеду на окраины. Что же ты вдруг замолчал? Не ожидал, да? Давай, говори, куда мне ехать! Или думаешь, что я хочу тебя поразить? Ничего подобного! Я хочу настоящей работы, неважно где, но только не в коллегии!
Он своего добился — лицо Петра Александровича вытянулось, он сглотнул. Но уже через секунду принял непроницаемый вид
— Хорошо, — коротко произнес он. — Ты будешь отряжен в Цибиковский район. Станешь главным логопедом. Там уже три месяца никто не работает — никого найти не могут. Район сложный, год назад там закрылось основное предприятие, где работало все трудоспособное население. Сейчас обстановка неблагополучная, масса народу просто шляется без дела. Преступность высока. Правоохранительные органы делают, что могут, но твоя задача немного иная, хотя тебе работать в связке с ними. Ну как, не передумал?
Юра помотал головой. Внезапно во взгляде Петра Александровича что-то мелькнуло.
— Иди сюда, — приказал он.
Юра подошел. Петр Александрович притянул его к себе и крепко обнял.
Цибиково был одним из древних фабричных пригородов столицы, который вырос вокруг старинного нефтеперерабатывающего завода. Нескончаемые тянулись бывшие промышленные зоны с их заборами, трубами, приземистыми корпусами из серого кирпича — давно брошенными, с зияющими выбитыми окнами. Дома здесь были такими же, их было не отличить от фабричных корпусов. Улицы серокирпичных многоэтажек сменялись кварталами старых бараков, давно предназначенных на слом, но не сносящихся по согласованию со столичными властями.
И районная логопедическая коллегия располагалась в одном из таких старых серокирпичных домов — первый этаж был полностью отдан логопедам. Рожнов вошел в пустой кабинет. В центральной коллегии предупредили, что ему как главному логопеду района положены два заместителя, которые пока не назначены за отсутствием желающих пробоваться на вакансию. Собственно говоря, в постоянном штате коллегии сейчас числились всего три человека, в том числе исполняющий обязанности главного логопеда, директор по снабжению, которого никогда не бывало на рабочем месте. Сотрудники — один ведущий логопед и один делопроизводитель – тоже вечно отсутствовали. Чем они занимаются, никто не знал, потому что, кроме них, в коллегии целыми днями никого не бывало. Рожнов слышал, как в пустых кабинетах надрываются телефоны.
Тут телефон зазвонил и у него. Он снял трубку:
— Рожнов слушает.
На том конце провода возник шум, похожий на суматоху. Несколько голосов одновременно и испуганно заговорили между собой. Он разобрал слова:
— Появился! — Он у себя! — Ну? Что говорит-то? — Я не могу, мне дочку из школы…
— Кто говорит? — раздельно произнес Рожнов.
Трубку на другом конце провода тут же бросили. Не прошло и десяти минут, как в кабинет ворвались запыхавшийся лысый мужчина и толстая женщина и разом заговорили, цветя улыбками:
