- Нет, Маша, так не годится. Мы боремся за экономию лекарств и тут же их разбрасываем.
- Но на той таблетке уже микробы.
- Какие микробы? - явно тянул время Юрий.
- Какие-какие! Стрептококки, стафилококки...
- Маша, - укоризненно произнес Юрий, - ну неужели ты думаешь, я не справлюсь с этими плюгавыми микробами?
- Больной Андриц! - поняла, куда клонит Юрий, Маша. - Без разговоров принимайте таблетку.
- Слушаюсь, товарищ Маша.
Когда она вышла из палаты, Корзун сказал:
- Тут с душевным теплом все ясно. А как смотрит на перевод Александр Петрович?
Алесь не успел вымолвить слова - вмешался Юрий:
- Если вы переведете товарища старшего лейтенанта в районную больницу, у него не срастутся кости.
- Ну и болтун ты. Почему не срастутся?
- Как вы не понимаете, Иван Валерьянович? Может, товарищ старший лейтенант нашел здесь свою судьбу.
- Машу, что ли?
- Машу, Дашу, Пашу, Наташу - какая разница.
- Ты не забыл, что у меня гири подвешены? - пригрозил Юрию Алесь.
- А что я такого сказал?
- Ничего. Я в порядке профилактики.
Продолжать разговор не имело смысла. И так ясно: Алесь влюблен. А через минуту стало столь же ясно - в кого. Он весь просиял, когда в палату вошла Наталья. Сперва она не заметила Ивана Валерьяновича и поэтому спросила, обращаясь только к Алесю и Юрию:
- Мальчики! Как наши дела?
И тон вопроса, и светлая улыбка были красноречивы дальше некуда. И тут в поле ее зрения попал Корзун. Улыбка сменилась выражением легкой досады.
- Иван Валерьянович... Как это вы прошли, что я вас не заметила?
- Кому надо, те замечают, - с ноткой обиды ответил Корзун. - Не буду вам мешать.
Что ж, кажется, все прояснилось. Остается поставить точки над "i". Одно дело догадки, предположения, другое - ответ на прямо поставленный вопрос. Надо только предупредить Наталью. А то еще, чего доброго, просидит тут до полуночи, и тогда вести какой-либо разговор будет просто неудобно. Да и пусть этот счастливчик поскрипит зубами.
- Наталья Николаевна, я заеду к Марье Саввишне. Буду ждать.
- Зачем?
- Дело есть. Так что не задерживайтесь. Рабочий день уже кончился.
По дороге спохватился, что у Титовых сейчас Оксанка, дочь Тереховой. Надо заехать в магазин и купить ей конфет. Поймал себя на мстительном чувстве: Наталья, поди, не раз вспомнит, какой он чуткий, внимательный.
Марья Саввишна была дома. Оксанка на диване играла с куклами.
- Еду я, Марья Саввишна, в Поречье, - начал, поздоровавшись, Корзун, как вдруг - заяц. Остановил меня и спрашивает: "Ты к Оксанке?" - "К Оксанке", - отвечаю. "Передай ей, пожалуйста, "Мишки". Я сам бы отнес, говорит, - да мне по другим делам нужно". - "Пожалуйста. Мне не трудно. Только дома ли она?" - "Дома, дома", - говорит.
- А откуда он меня знает? - недоуменно спросила Оксанка.
- Я тоже удивился. Спросил его: "Откуда ты знаешь Оксанку?" - "Мы, зайцы, - говорит, - все знаем. Знаем и что тетя Наташа сейчас в больнице, что она скоро придет домой".
- А знают они, когда поправится моя мама?
- Спрашивал и о твоей маме. "Скоро, - говорит. - Как только поправится, так сразу и домой".
- Хочу к маме, - захныкала Оксанка.
- Тебе же сказал дядя Ваня, что мама скоро приедет и заберет тебя домой, - вмешалась в разговор Марья Саввишна.
Она, конечно, догадывалась, с чем пожаловал к ним Иван Валерьянович. Мается человек. Давно пора ему жениться. И, кажется, нашел себе пару, да что-то Наташка хвостом завертела. Уж не завелся ли у нее кто-нибудь другой? Если завелся, то кто он? Из Поречья? Так здешних она всех знает. Среди них вроде бы нет никого, кто мог бы сравниться с Иваном Валерьяновичем. И статный, и уважительный. Да другая девушка обеими руками ухватилась бы за такого жениха. Так нет же, чем-то он ей не подходит. Вначале как будто на лад пошло, а потом как ножом отрезала. Стала позже приходить домой. Говорит: главный врач она теперь. А если и главный, так что? Может и ночевать домой не являться? Нет, все это отговорки. Что-то тут другое. А что - не говорит. Придет домой - надо с ней потолковать. Чтоб и человеку голову не морочить, и самой все было ясно.
В сенях звякнула щеколда, заскрипели половицы.
- Что-то ты рано сегодня, - встретила Наталью Марья Саввишна.
- А я знала, что у нас гость, - ответила та, снимая плащ.
- А у меня конфеты от зайки, - похвасталась Оксанка.
- К тебе прибегал заяц?
- Нет. Он дяде Ване дал. Он все знает.
- Кто, дядя Ваня?
- Нет, - подосадовала на непонятливость Натальи Оксанка. - Зайка.
- Ах, зайка. Ну, зайка, пожалуй, и правда все знает.
- Может, проводишь меня? - не выдержал Корзун.
- Что ж вы не посидите? Поужинали бы, - засуетилась Марья Саввишна.
- Спасибо. Я ужинал. Вот разве что Наташа проголодалась. Так я подожду.
- Да нет, я тоже недавно перекусила. Пойдемте.
- Тетя Наташа, хочу с тобой, - спрыгнула с дивана Оксанка.
- Оксаночка, девочка моя дорогая, на дворе сыро, ты можешь простудиться.
- А ты?
- Я уже большая. Да и ненадолго я. Скоро вернусь.
"Скоро вернусь", - мысленно повторил Корзун. Значит, ответ у нее готов. И то, что согласилась его проводить, скорее жест вежливости. Хорошо хоть, не задержалась, сразу пришла. Нет, не скажешь, чтобы она была неблагодарной. Тут другое. Есть вещи, которые не в ее силах. Сердцу не прикажешь...
Был вечер из тех, когда в селе (именно в селе!) начинают будоражить тебя запахи набухающих почек, влажной коры, набирающего силу разнотравья. Со стороны речки стлался сизоватый туман. Солнце уже спряталось за горизонт, но нижний край редких облаков еще был подсвечен ярким красноватым светом. Где-то далеко рокотал трактор, будто сердился на двоих несговорчивых людей. Хотя почему на двоих? Иван же предлагает Наталье дружбу. И не просто дружбу, а крепкий, на всю жизнь союз. Наталья не против дружбы, но только такой, которая ни к чему бы ее не обязывала.
Первым нарушил молчание Корзун:
- Так как, Наташа?
- Милый вы мой, Иван Валерьянович...
Корзун чуть не остолбенел от этих слов. Неужели?.. Но тут же отрезвел. Нет, Наталья не из тех, кто вдруг меняет свои решения, особенно в таком деле, от которого многое зависит в жизни. После небольшой паузы Наталья повторила:
- Милый мой Иван Валерьянович! Прими я ваше предложение, я бы испортила вам жизнь. Я, право же, невыносимый человек, настоящая тиранка.
- Наташа, ты просто наговариваешь на себя.
- Да нет же. Говорю совершенно искренне. Прошло бы немного времени, улетучился бы этот легкий угар, и вы бы меня возненавидели.
- Наташа, я одного не понимаю. Ну, решила по-своему. Ну, кто-то там у тебя есть. Так скажи откровенно, и делу конец.
- Иван Валерьянович! Во-первых, никого у меня нет. Пока нет... Во-вторых, я, видно, не гожусь для семейной жизни. Вы очень скоро бы это поняли. Вас устраивает такая перспектива?
- Нет.
- Вот видите. У вас уже подает голос рассудок.
Наталья умышленно не говорила главного. Но он же неглупый человек, должен это понять. И он понял.
- Скажи просто, что ты меня не любишь, - помог Наталье Корзун.
- Я не хотела вас обижать.
- Что тебе милее другой.
Наталья промолчала. Зачем ей говорить о том, кто милее. Она еще сама толком не разобралась в своих чувствах. Иван Валерьянович когда-то ее спас. Он добр. Но ведь любят не за одну доброту.
Умом Корзун сознавал, что обвинять Наталью он не вправе, но где-то в глубине души снова начинала закипать обида. Не помня себя, он выпалил:
- Ох, Наталья, чует мое сердце: худо нам будет - и мне, и тебе.
Резко повернулся и, не простившись, пошел к машине. В пути обида росла все больше и скоро захлестнула так, что не заметил, как резко нажал на тормозную педаль. Колеса взвизгнули, и машину развернуло поперек дороги. Нет, в таком состоянии ехать нельзя. Что же делать? Дома он будет ходить по комнате, прикуривать одну от другой сигареты, звонить в хирургическое отделение: не спят ли дежурные сестра и санитарка? Надо хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей. Не уснет до самого утра. Что же делать? Может, к Инне? Она примет, забудет обиды последних месяцев. Да какие там обиды? Ничего ведь у них не было с Натальей. Не было ни одной встречи, чтобы, как бывало с Инной, посидели в обнимку, прижавшись друг к другу. Одни унижения. Чересчур горда. Можно ли простить такое? Кто-нибудь другой пусть прощает, только не он. Корзун развернул машину. Конечно, на следующий день будет немало разговоров: Инна живет на больничном подворье. Дойдут слухи и до Натальи, а это именно то, что нужно. Надо же ей показать, что не только свету, что в окне.
Вот и Поречье. В окнах уже горит свет. Из сельского Дома культуры выходят люди. Наверное, закончился вечерний сеанс. Притормозил, чтобы пропустить парочку, перебегавшую улицу. Пучки света от фар выхватили выбеленные перила моста. За ним потянулся такой же белый забор, которым был огорожен больничный сад...
Инна Кузьминична была немало удивлена, когда открыв на стук двери, увидела Корзуна.
