Мы на такой скорости подкатили к месту встречи, что проскочили его. Вадька не растерялся, тут же газанул назад и, лихо вильнув, тормознул у тротуара. Кстати, назад он водил даже лучше, чем вперед, демонстрировал некое «элегантное исполнение».
Вадька остановился, знай себе напевает веселый мотивчик, в его глазах не было и тени беспокойства. Что и говорить, он умел себя держать в руках. А я прямо весь извелся, возбужденно ерзал на сиденье, озирался по сторонам.
Вскоре показались девчонки. Вадькина Томка — темноволосая (волосы до задницы), с большими глазищами, и ее подруга — длинноногая блондинка (ноги от ушей), идет виляющей походкой. Я остолбенел. У меня прямо выступила испарина, по телу прокатился холодный озноб. Я не отрываю от нее взгляд — она впилась в меня; взгляд у нее порочный — дальше некуда. Это даже я понял, а Вадька шепнул:
— Отпад полный. Она уже в тебя втюрилась. Волокешь?
«Раз Вадька сказал, значит, так оно и есть», — думаю. У него было редкое качество — отлично разбирался в девчонках.
— Тру-ля-ля! — Томка оглушительно захохотала, и они с Вадькой так посмотрели друг на друга, что я понял — у них серьезные дела.
— Привет, Грачонок! — Вадька засунул руки в карманы брюк. Он каждой девчонке придумывал прозвище и никогда не повторялся — был неиссякаем на выдумки.
Томка и Наталья — так назвалась девчонка, которая, по словам Вадьки, сразу в меня влюбилась, — сильно отличались друг от друга. Одна — брюнетка, хохотушка, другая — блондинка, молчальница. Томка в темном платье, затянутая рюмкой, Наталья — в платье мешком и таком слепяще-белом, что без темных очков не посмотришь. Было ясно — их контраст четко продуманная штука. В общем, они обе были разные и потому особенно притягательные. Чисто внешне мне понравилась Томка, но Наталья была явно доступнее, и это мне казалось важнее.
Пока мы топтались на месте, рядом остановились бабки с «авоськами», начали рассматривать, осуждать наших подружек. Вот народец! Проходу девчонкам не дают: то над короткими юбками свербили, то над длинными, теперь над брюками. А девчонки, бедняги, еле изворачиваются — поди достань стоящую шмотку! Если только в комиссионке или в москательной лавке у татарки. Говорят, там, в лавке, можно сделать любой заказ: от французских духов до атомного реактора. В общем, им, девчонкам, туго приходится. Чтоб в порядке одеться, надо изловчиться ого как! Ну и еще быть смелой, чтоб носить модную шмотку. Это ведь сейчас молодые люди ходят в обнимку и целуются у каждого фонарного столба, а во времена моей юности за один только необычный вид прямо с улицы таскали в милицию, распарывали узкие брюки, отрезали челки. А уж в газетах пропесочивали и склоняли на все лады. Между тем, стиляжничество являлось протестом против всяких дурацких норм. Так вот, сели мы, значит, в машину. Томка обернулась:
— Такая жара, прям не знаю, чего с себя снять. Тру-ля-ля! — пропела, облизала губы и захлопала глазищами, как бы вопрошая: «Ну что, я виновата, что такая красивая?». Потом кивнула мне: — Чтой-то с тобой?! Жуть! С тобой все ясно! — и снова взрыв смеха.
Меня и правда что-то трясло. Я подумал, именно с Томкой у меня и будет серьезная любовь, но тут же понял — это дохлый номер. Она вцепилась в Вадькин локоть, прямо присохла к нему и застонала от удовольствия.
— Люблю быструю езду. Гони, Вадь, как это ты умеешь.
Тут-то я понял — она совсем потеряла голову от его мастерства.
Наталья села небрежно, напоказ положила ногу на ногу и сразу обратилась ко мне:
— Чем ты занимаешься?
— Заканчиваю техникум, — ответил я, немного прибавляя себе стаж. — А ты?
— Раньше работала в книжном магазине, но уволили.
— За что?
— За красоту!.. Парни засматривались. Всегда стояла очередь… Начальство говорило, что я своим видом развращаю коллектив. А сейчас снимаюсь в кино, — бросила она дополнительный козырь.
По своей серости я все понял буквально. «Вот это да! Актриса!» — подумал и от страха меня затрясло сильнее. Со стороны наверняка я производил впечатление мученика, оглушенного любовью.
А Вадька уже мчал в своем духе. Томка не спускала с него глаз, балдела от восторга и то и дело хохотала.
С полчаса мы гоняли по широким и узким улицам, потом выбрались на дамбу и дунули в сторону Волги. По краям дамбы стояли кряжистые тополя. Только въехали под деревья — зеленый воздух наполнил машину и мы вроде очутились под стеклянным колпаком…
До сих пор так и вижу тот солнечный денек, зеленую рябь на лобовом стекле и нас, молодых, беспечных. Жизнь только начиналась, и, казалось, ей не будет конца. И время мы транжирили попусту, куда там! Думали, все успеется, и его, времени, впереди — пропасть сколько! Вот чудаки!
Ни с того ни с сего Наталья стала рассказывать о своем ухажере и так много о нем болтала, что мне померещилось — от нее к нему тянется цепь. «Зачем тогда я? — подумалось. — Хотя, наверно, и хорошее приедается. Короче, она загульная девчонка — чего еще надо?!».
Как бы подтверждая это, Наталья прочирикала:
— Я живу сердцем, а не головой и не раскаиваюсь в своих поступках. Если все взвешивать, не будешь счастливой.
Стараясь казаться прожженным, я попытался положить руку на ее плечо, но у меня это получилось как-то неуклюже.
В середине дамбы Вадька взял к обочине и, перевалив через кювет, тормознул около озера; в кустарнике застолбили поляну и расположились на траве.
— Тру-ля-ля, — пропела Томка. — Кучеряво живем.
Что мне особенно в ней нравилось — она сама себя развлекала. А Наталья скисла. Только вытряхнулась из машины, сразу изменилась. От ее смелых заявлений ничего не осталось. «Как-то здесь неуютно», — протянула в унылой задумчивости. Томка закатила глаза:
— О ураган! Вечно эти твои варианты. Строишь из себя церковную девушку. Здесь так здоровско, правда, Вадь?
А Вадька уже упивался, шпарил на гитаре одну забойную вещь за другой и пел. Он был в ударе. Томка стала ему подпевать, а я пододвинулся к Наталье и попытался ее обнять, но она высвободилась и подсела к Вадьке, и они стали о чем-то болтать.
Так и кантовались на поляне, пока не стемнело. Потом энергичная Томка поволокла Вадьку на другой конец озера, а мне бросила:
— Убыстрись! — и скосила глаза в сторону подруги.
Я понял, надо действовать, и только они смотались, шепнул Наталье:
— Давай спрячемся от них?
Но Наталья замотала головой, растерянно заморгала, на ее губах появилась вымученная улыбка.
— Нет, не сегодня.
Я снова попытался ее обнять, но она отшатнулась. И вдруг слышу, басят парни. Поднял голову — дружинники. Что мелят — не пойму, но явно качают права: лесопарковая зона… штраф… В общем «повязочники» содрали с нас трояк, списали номер машины, пригрозили прислать акты, мне — в техникум, Наталье — по месту работы.
Из-за кустов вышли Вадька с Томкой. Узнав историю, в которую мы влипли, Томка вспыхнула:
— Жуть! Делать им нечего! Ходят выслеживают парочки! Прям ураган! В городе грабят квартиры, а они здесь шастают!
Возвращались в паршивом настроении. Я-то понятно почему, а по какой причине скис Вадька, было неясно.
Попрощалась Наталья холодно, но я все же договорился с ней о свиданье на следующий вечер. Когда мы развезли девчонок, Вадька сказал:
— Наталья красивая и начитанная, волокешь? А с Томкой и говорить не о чем. У нее только одно на уме. Помешана на сексе. А мне эти штучки приелись. Хочется чего-то душевного.
Все это он сказал серьезно, как не говорил никогда, даже осипшим голосом. И куда девалась его всегдашняя веселость?!
У меня были каникулы, и весь следующий день я слонялся без дела, колобродил по городу взад-вперед; как-то само собой набрел на выставку живописи в краеведческом музее. «Дай, — думаю, — культурно обогащусь, все равно надо время убить. Вадька с работы еще не пришел, до свиданки время полно».
На выставке было пусто, только две старушенции шаркали от картины к картине. Я обошел все залы, осмотрел какие-то пейзажи, ничего интересного не отметил и уже направился к выходу, как вдруг увидел… Наталью. Она сидела на стуле в углу и смотрела себе под ноги.
— Ты чего здесь делаешь? — удивился я.
Она вскочила, покраснела.
— Я… пришла посмотреть… Интересная выставка.
— Пойдем отсюда?
— Нет, нет. Ты иди… Я еще должна посмотреть.
— Что с тобой?
— Ты иди… Я приду… Я жду… тетю.
В ее глазах появилась тревога, и я заспешил отойти. Но через пять минут заглянул снова — она все еще была в зале.
— Ну что, пошли?
— Нет. Тетя еще не пришла.
Она сильно нервничала. И только я хотел выяснить, в чем дело, как возле нас выросла какая-то тетка в черном халате. На меня ноль внимания, а Наталье отчеканила:
— Постовая! Твое место на стуле, а ты болтаешь с посетителями.
