секундной паузы, сделала вывод она.
— Именно! И когда приближаются предпочитают обойти, причём вне зависимости от полнолуния. Ох недаром они воют на луну, и именно волчье обличье принимает оборотень.
— Есть сказания и об оборотнях медведях, лисах, рысях, — неуверенно заметила Долгорукова.
— И сколько таких фактов задокументировано?
— Ни одного. Кажется, — после очередной заминки неуверенно ответила она.
— Вот именно, что ни одного. И будь я проклят, если это всё не взаимосвязано.
— И какой из этого вывод? Хочешь использовать волков для поиска мест Силы?
— Хорошо бы, да не выйдет. Видите, волки бегут по тропе и отворачивают от кармана практически добежав до его края. То есть, чувствуют опасность только в непосредственной близости.
— А почему опасность? — спросила она.
— В смысле опасность? — не понял я.
— Ну, ты сказал, что они чувствуют опасность.
— Хм. И впрямь, так и сказал, — помяв подбородок, растерянно признал я. — А что если…
— Что? — тут же спросила внимательно наблюдавшая за мной Долгорукова.
— Что если волки так же могут обращаться?
— В людей, — хмыкнула она.
— В волколаков, — не поддержал я её веселья. — Волколак это всё же не волк, а уже другой зверь, изменённый Силой. К примеру, я точно знаю, что он не боится плетений. Вообще никаких. Только добрые сталь и свинец.
— Хочешь попробовать обратить волка?
— Жаль на это разряжать карман, но есть у меня один, который лишь месяц как сбросил Силу. На нём и попробую. Только надо бы как-нибудь волка поймать. Ну это ничего, объявлю награду, найдутся и охотники…
Ещё до темноты мы с Марией Ивановной ушли в изнанку. На этот раз каждый сам по себе, чтобы заняться ростом вместилища. Даже мне всё ещё не имело смысла воздействовать на него, будучи в потоке, что уж говорит о ней, находящейся под воздействием желчи…
— Господи, Пётр, ты в порядке? — глядя мне в глаза обеспокоенно спросила она, когда я вернулся из изнанки.
— Разумеется я в порядке. Только хочу есть, как волк, — принимая кружку с бульоном, ответил я.
— Но ты был в изнанке три часа.
— Это обычное для меня время, — опустошив кружку, ответил я.
— Да, твои холопы мне говорили. Но это опасно!
А ведь мне приятно то, что она беспокоится по моему поводу. Да что там, тепло по сердцу разливается, и сосёт под ложечкой. Она конечно красивая, не чванливая и вообще, но я никак не ожидал от самого себя, что стану на неё засматриваться. Впрочем, это ведь нормально. Не евнух же я в самом-то деле.
— У меня нет влечения к Силе, и я не получаю особого удовольствия при нахождении в изнанке. Просто вот такая у меня особенность. И, да, я чувствую, что более трёх часов мне там находиться нельзя. Это как с плетениями, которые я исправляю, просто понимаю, что так правильно, вот и всё.
— Ты просто… Это невероятно. Ты прямо особенный.
— С этим не поспоришь, — не стал возражать я.
— Ты избранный! — наконец выпалила она, и на этот раз с девичьей непосредственностью.
— О-о-о не-е-ет, Мария Ивановна, на избранного я точно не тяну. Уникум, да, но только не избранный. Скорее всего это связано с тем, что я универсал, ну и какие-то личные особенности. Но это точно не избранность…
Когда стемнело я наложил конструкт, и мы устроились как в прошлый раз. Четыре часа в одной позе, да к тому же и неудобной. Находиться всё это время в изнанке нельзя ни мне, ни ей, поэтому момент опустошения кармана мы поджидали в реальном мире.
Наконец вязь погасла, и я прогнал по телу исцеляющую волну. В достаточной мере взбодрившись, я поднялся, но тело всё же затекло и «Лечение» в этом не помогло, ведь это не болезнь и не ранение. Я подал руку Долгоруковой и помог ей подняться.
— Ой! — оступилась она, и я тут же подхватил её, невольно прижав к груди.
Моя раскрытая ладонь легла ей меж лопаток, и я ощутил под ней камень её «Панциря» на четыре сотни люм. Мизинцем слегка не дотянулся, но всё же почувствовал «Кольчугу» на две сотни. Ну и конечно же уловил её вместилище… И тут я замер. Какая-то тень догадки мелькнула где-то на периферии, нечто важное, что лежит на поверхности, и чего я никак не могу рассмотреть.
— Пётр, — весело произнесла Долгорукова, намекая на то, что мне следовало бы уже отпустить её.
Но я стоял боясь спугнуть мысль, вертевшуюся рядом словно мотылёк, и остававшуюся неуловимой. Ещё немного. Совсем чуть-чуть. Я чувствовал, что нахожусь в шаге от чего-то важного.
— Пётр, что ты себе позволяешь, — она пошевелилась и попыталась меня оттолкнуть, но не преуспела в этом.
— Да погоди ты! — в сердцах воскликнул я, продолжая прижимать её к себе, и всё так же пытаясь ухватить за ниточку какую-то догадку.
— Ты ошалел⁉ — возмутилась она и с силой оттолкнула меня.
М-да. Ещё и пощёчину залепила. Да такую смачную, что наваждение как ветром сдуло. Я машинально потёр щёку, пытаясь вновь поймать исчезнувшее чувство и настроиться на прежнюю волну. Тщетно.
— Ну спасибо, Мария Ивановна, — постояв несколько секунд в растерянности, раздосадовано махнул я рукой.
— Спасибо⁉ Не извини⁉ — возмутилась она.
— Извиняться? За что? — не понял я.
— Ваше поведение, Пётр Анисимович, это верх неприличия.
Хм. Переход великой княгини на вы, однозначно означает, что я где-то накосячил. Быстренько прокрутил события последних минут… М-да. Некрасиво получилось.
— Прошу прощения, Мария Ивановна, моё поведение было недостойным, но поверьте, у меня и в мыслях не было ничего предосудительного. Просто…
— Что просто? — рассержено фыркнула она.
— Признаться, когда я вас подхватил, у меня мелькнула какая-то догадка, и я пытался понять, что это.
— Настолько увлеклись, что позабыли о приличиях?
— Ещё раз прошу прощения.
— И что это за догадка? — всё ещё пыша гневом, но уже успокаиваясь, поинтересовалась она.
В ответ я только разочарованно развёл руками. И тут же раздалось громкое и требовательное урчание моего желудка. А следом и более деликатное Долгоруковой. И всё. Лично я, кроме как о еде, больше ни о чём думать не мог.
Когда же первый голод был утолён новь ушёл в
