Дионисий Тигранович затаился. Даже Секач и тот явно напрягся.
– А? Чего? – спросил он, скашивая глаза.
Лицо Гая сжалось, как резиновая игрушка.
– Будущего меня… – повторил он с непонятной интонацией.
– Прошу прощения, если задела чьи-то чувства! – продолжала Лиана. – Если угодно, назовем это «мать особого ребенка, имеющего особую плотность и способного нырять на двушку». Далее сплошные копирайты Дионисия Тиграновича, от меня же только математический анализ. У сегодняшних шныров, если верить пророчеству, будет трое детей. Ребенок Яры, который УЖЕ есть. Ребенок Рины, которого ЕЩЕ нет. И ребенок Насты, которого тоже ЕЩЕ нет… Из этих детей один, возможно, станет Гаем, другой Митяем. С большей вероятностью, Гаем сделается ребенок Насты, если его отцом будет Гамов.
– Ах, Лианочка! Ну почему же «если»? – счастливо проворковал Белдо. – Уже никакое не «если»!
– Она ждет ребенка? – резко спросил Гай.
– Я доверяю Младочке и Владочке. Страшные ведьмищи, но никогда не ошибаются! Сквозь бетон видят! – Дионисий Тигранович скрестил пальчики и отодвинулся, показывая всю степень своего суеверного ужаса перед ведьмищами.
– Почему вы не сказали раньше?
– Я сам узнал только сегодня. Млада и Влада впервые увидели Насту вблизи… Ну а дальше вся эта их магия! Уверен, Наста сама еще ничего не знает.
Гай отвернулся от Белдо, и тот, сразу перестав кудахтать, замолчал.
– И зачем нам эти личинки? – спросила Лиана. – Ну, по большому счету?
– Вы слышали легенду, что каждого человека ждет на двушке уникальная закладка? Только его закладка, которая даст ему неведомые силы, каких не дала бы ни одна другая, и одарит его всей полнотой физической, душевной и духовной красоты? – спросил Гай.
– Почему легенда? Разве это не правда? – удивилась Лиана.
– Правда, Лианочка! – пропел Белдо, и на его маленьком личике кротость смешалась с невероятной злобой. Верхняя губа отползла. Заблестели зубки. – Но, увы, возможно, уважаемый Гай забыл другие слова, которыми некто сообщал, что кто же доверит нам наше, пока мы не научились распоряжаться чужим? Я, разумеется, несколько перевираю цитату, но суть именно такая!
– Да, – сказал Гай. – Я прекрасно помню и эти слова тоже. Но я часто думаю о своей закладке. О той, что на двушке. Размышляю, каким могло быть это МОЕ, если все, что в нашем мире, не стоит этого МОЕГО? И не поспешил ли я, когда отказался от своей закладки ради множества чужих? А ведь Митяй получил СВОЮ закладку. Даже Фаддей и Кика получили СВОИ! Какими они теперь стали?
– Ну и шут с ними! Я лично и без своей закладки не сильно страдаю, – равнодушно отозвался Секач.
– Вы-то, Лев, конечно нет! Но ведь и кошка не страдает, что не умеет управлять автомобилем, – мягко сказал Гай. – Мы все еще можем получить наши закладки! Они по-прежнему ждут нас на двушке, никто их не уничтожал. Какой-нибудь белемнит, панцирь улитки, живой плод с летающего дерева… Не знаю уж что!
– На двушке миллиарды разных предметов, – заметила Лиана. – Даже если вы кого-то пошлете – какого-нибудь колеблющегося шныра, готового оказать вам услугу, – как он найдет именно вашу закладку?
– Весь вопрос в том, КОГО послать, – сказал Гай. – Вот для этого нам и нужны эти дети. Они сумеют отыскать любую закладку и принести ее нам. Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!
– А это не опасно? – Дионисий Тигранович быстро высунул и спрятал язычок, умильным выражением личика смягчая возможный гнев Гая.
– Про «не опасно» – это очень важный вопрос, – сказал Гай. – Заметьте, Дионисий, что во всякой жизненной ситуации он всегда волнует людей больше прочих. Еще есть второй главный вопрос: «Почему все не так, как я хочу?»
Белдо опять высунул язычок:
– Так не опасно получать свою закладку преждевременно? Все равно что малышу пяти лет подарить спортивную машину, для которой он еще не дозрел.
– Не двушке решать, что мне получать и когда, особенно если это предназначалось для меня! Я сумею этим распорядиться! – отрезал Гай и крупными шагами заходил по комнате. Изредка он врезался коленями в стол, но не морщился от боли. Вместо него морщились Белдо и Арно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Я вот что подумала, – сказала Лиана. – Кто у нас получил свою закладку здесь и сейчас? Кажется, Даня из ШНыра? Невероятное стечение обстоятельств. Мальчик до сих пор в ШНыре. Вроде бы закладка не сильно ему повредила. Так что рискнуть, конечно, можно.
– Пока все складывается! – сказал Гай. – Если Млада и Влада не ошиблись, ребенок Насты УЖЕ существует! Правда, все дети, даже ребенок Яры, еще совсем крошечные. Сколько времени пройдет, пока они подрастут… Так что основная ставка у нас на вариант с драконами. Для этого нужно, чтобы Наста вернулась в ШНыр к своему Гастрафету!
– А если она не захочет? Или Гамов не отпустит? – уточнила Лиана.
Гай сдвинул брови:
– Что значит «не захочет»? Дионисий!
Белдо взглянул на завесу. Наста, громко хохоча, дружески колотила по плечам Павла Тархова и Зю. Гамов наблюдал за Настой искоса и с некоторой тревогой. Он явно жалел, что познакомил Насту с «позитивной гвардией». Наста, как всегда, отдавалась всякому новому делу со слишком большой горячностью. Разгонялась быстро, а вот притормозить ее было сложно.
– Что-нибудь придумаем, – пообещал Белдо. – Наста, конечно, не для Женечки. Женечке нужна тихая девушка, которая будет смирно сидеть в парикмахерских и сниматься для Инстаграма – а тут просто батька Махно в юбке… Рано или поздно девочка выкинет свечку и вернется в ШНыр. Ну а выкинуть свечку мы ей поможем! Может быть, прямо сегодня?
– Не стоит… Думаю, эта пара разбежится и без нашего участия, – сказал Гай. – Начнем с Яры и ее ребенка. Как я там определял человеческое желание?
– Выбор либо из двух зол меньшего, либо из двух благ большего, – сказала Лиана.
– Вот именно. Из двух зол меньшего!
Глава восьмая. Месть скользкого полотенца
Центр личности не должен находиться в «я-зоне». «Я-зона» – это территория невротиков. «Я хочу», «я не хочу», «я такой», «я сякой», «мне плохо», «мне хорошо». Пока человек заморачивается, занимается вечным самокопательством, он в опасности. Но как только он смещает свой центр заботы из «я-зоны», прорывается во внешнюю жизнь и начинает заботиться о ком-то еще, кроме себя, тут он уже прорывается.
Из дневника невернувшегося шныра
В одном из переулочков Копытова стоял длинный красный дом в два этажа. При царе дом этот принадлежал купцу. На втором этаже жила семья купца, а на первом и в подвале шла бойкая торговля, причем товар загружался прямо с улицы, с подвод, через маленькие оконца со скосом. Затем началось увлекательное время революций. Купец умер от сыпного тифа. Многочисленные дети его, притворившись рабочим классом, разбежались по миру. Дом поменял множество владельцев, служил то конторой заготзерна, то детским приютом, то, в 1941 году, штабом истребительной дивизии. Потом лет на шестьдесят сделался домом пионеров. Сейчас, в двадцатые годы двадцать первого века, дом тихо и мирно прозябал. Из десяти помещений более-менее обитаемыми остались два. Остальные были завалены старой мебелью, транспарантами к праздникам, флагами, портретами вождей, лозунгами, призывающими учиться и работать, и прочей поселковой атрибутикой, которая нужна только к выборам и еще пару раз в год. Пол в некоторых комнатах провалился, на обшарпанных стенах местами просматривалось до восьми слоев обоев, потолки провисли, но чугунная лестница с заклепками, ведущая на второй этаж, сохранилась удивительно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Снести дом не могли, потому что он числился где-то как памятник культуры. Но культура домом не занималась – только повесила на дверь замок и изредка меняла выбитые стекла.
Поэт Лохмушкин, обнаженный нерв эпохи, потопав толстенькими ножками в начальственных кабинетах, сумел выбить здесь помещение для поэтической студии. Вот только стихи в Копытове писали исключительно военные пенсионеры, собиравшиеся не слишком часто, и дубликат ключа плавно перешел к шнырам. Любое случайно заглянувшее в «красный дом» поселковое начальство могло увидеть поэта Макса, поэта Родиона, поэтессу Штопочку и еще кучу всякого свободного от дежурства населения. В настоящий момент в «красном доме» находились Яра со своим карапузом, заглянувшая сюда во время прогулки, и несколько некогда средних, а теперь уже старших шныров.
