Легкий ужин и состояние неожиданного покоя разморили его. Заметив это, Наталья принялась стелить постель, а он вышел на балкон выкурить сигарету.
Интересно, что же он теперь скажет Василенко? Дескать, извините, вашу дочку украли? А сопровождающий, получив по голове, не смог обеспечить надлежащий контроль? Ох-хо-хо, подумал Виктор, хорошенький мне предстоит разговор… Он оперся о балконные перила, глубоко затянулся. Сигарета пыхнула несколькими искрами. Тоже мне, «Уинстон…» Мэйд ин Кишинеу…
«А правда, – отстраненно удивился он, – почему это я совсем не беспокоюсь о судьбе очаровательной москвички? Ну, утащили и утащили»… Действительно странно: он почему-то был уверен, что ничего страшного с девушкой не случится. Во всяком случае, появление коварного Леонида Светлана восприняла с заметным облегчением.
«Они наверняка заодно, – решил Черноусов. – Значит, как-нибудь выкрутятся.»
Балкон выходил на вокзальную площадь. Виктор бездумно смотрел на башенные часы, слушал нескончаемый гул, напоминавший слабый рокот моря. Да, есть в вокзалах нечто такое…
У него участился пульс. Как же он сразу не обратил внимание обилие вокзальных воспоминаний, имеющееся в письме? Вокзал. Через каждые два абзаца – вокзал. Не может быть, чтобы случайно. Не может быть. Не…
Виктор медленно погасил сигарету. Спокойно, товарищ Черноусов, у вас фантазия богатая. Видите то, чего нет.
А почему нет? Если мисс Василенко приехала с конкретной целью – что-то получить от Софьи Яковлевны Левиной (а это подтверждается всей цепочкой событий), а получила лишь письмо, не логично ли предположить, что письмо содержит нечто важное – помимо лирических отступлений?
Черноусов вернулся в комнату и вновь взялся за потертый на сгибах листок. Теперь он читал, чувствуя, что где-то в вокзальных отступлениях должна быть подсказка.
И она нашлась. В предпоследнем абзаце письма:
«А теперь я смотрю на жизнь, как на бесконечное ожидание на вокзале – сдаешь самое для тебя дорогое, воспоминания о последнем звонке, об этом пасмурно-радостном дне – собственном дне рождения – в автоматическую камеру хранения. И безуспешно пытаешься начать отсчет времени от конца к началу…»
– Красиво завернул, – пробормотал Виктор, – ай да Израилевич, ай да искусствовед…
– Что с тобой? – встревожено спросила Наталья, стоявшая посреди комнаты в ночной рубашке.
– Ничего, ничего… Автоматические камеры хранения, железнодорожный вокзал. Что там дальше? «… последний звонок, пасмурно-радостный день… День рождения…»
Черноусов опустил письмо, задумался. А когда у него день рождения. Как он может это узнать? Звонить в ЗАГС, что ли? Он испытал чувство раздражающего разочарования. Казалось, еще чуть-чуть, и… Вот тебе и гениальная разгадка. Дешифратор-дефлоратор. День рождения. Регистрация рождения и смерти…
– Хо! – сказал он. – Хо-хо! Ай да я! – он замолчал.
«Мы же останавливались на кладбище, я смотрел на памятник, там были все эти даты. Вспоминай же, Виктор, вспоминай, от этого твоя жизнь зависит…»
Черноусов сжал голову руками и закрыл глаза. Что там было, на памятнике? Двенадцатое ноября… Нет, это дата смерти. А… Вспомнил.
Черноусов открыл глаза. Вспомнил. Он еще подумал тогда: не успел отметить день рождения, а ровно через неделю. Ровно через неделю. Значит, день рождения – пятое ноября. Год – сорок пятый.
Пять, одиннадцать… Тысяча девятьсот сорок пятый год.
– Хорошо, – пробормотал Черноусов, – очень хорошо…
Он взял ручку и записал цифры на салфетке. 5, 11, 1945… Что там еще?
«Начать отсчет времени от конца к началу.»
От конца к началу. Он записал числа наоборот: 5, 4, 9, 1, 1, 1, 5. Отделений там, кажется, восемь. Во всяком случае, не больше.
– Что мы имеем?… – пробормотал он. – Та-ак… Пятое отделение. Код в камерах хранения четырехзначный. Последние четыре цифры. Остаются еще две. Номер ячейки. Значит, пятое отделение, сорок девятая ячейка, код 1-1-1-5.
– Наташа, – сказал Виктор, опускаясь в кресло. – То, что они все ищут, находится в двух шагах от нас. Через дорогу.
Она промолчала. Черноусов наконец, сообразил, что ведет себя как последний идиот: стоя перед расстеленной постелью, рядом с красивой и желанной (что греха таить) женщиной и рассуждает о каких-то, в общем-то, никому из них ненужных вещах. Он бросил листок на стол, подошел к Наталье и обнял ее. Они поцеловались.
– Завтра, – прошептала она. – Завтра будешь думать об этом. Хорошо? Завтра.
19
Виктора разбудил телефонный звонок. Прежде, чем подойти к аппарату, он посмотрел на часы. Десять часов. Он осторожно, чтобы не разбудить Наташу, поднялся. Но телефон больше не подавал признаков жизни. Можно было лишь поворчать на того, кто не дал отоспаться усталому отпускнику.
Черноусов прошел в кухню и принялся готовить завтрак. Телефон прихватил с собой, чтобы не мешать Наталье. Почему-то он был уверен, что звонили ему, а не ей. Несмотря на то, что он никому не говорил, где собирался провести минувшую ночь.
Закипел чайник. Черноусов разыскал кофе, достал из холодильника сыр и масло.
Выглянула Наталья.
– Ты что так рано поднялся? – спросила она заспанным голосом. – Куда-нибудь собираешься?
«Зря все-таки Синицын отмахивался от некоторых моих замечаний, – подумал Черноусов, улыбаясь Наташе одними губами. – Какой-то иностранный акцент в этом деле есть. Убитый выпускник МГИМО, молодой дипломат. От несчастного случая погибает будущий эмигрант… Черта с два несчастный случай! Светлана, между прочим, не просто скучающая московская девица, а дочь работника ЦК. Загадочный „шулер“ Леня… Убийцы и похитители, непохожие на простых уголовников…»
Наталья пожала плечами, зевнула. Вернулась в спальню. Он словно и не заметил.
В его рассуждения не вписывалась смерть старого художника. Ну, это как раз возможное случайное совпадение.
Он допил кофе и поплелся в ванную. Наталья снова прошла в кухню, захлопала дверцами шкафчиков, загремела посудой.
Ему вовсе не хотелось есть, звуки кухонной симфонии действовали на нервы.
Душ немного взбодрил, но одновременно начали болеть ребра и левая нога. Видимо, от последствий вчерашнего падения. После душа Черноусов позвонил Синицыну – естественно, на службу.
– Капитан Синицын слушает, – голос был сух и официален.
– Это я, – сказал Черноусов. – Виктор. Ну что? Как там дела?
– А что это ты звонишь в такую рань? – подозрительно осведомился Синицын. – Что-нибудь новенькое?
– Просто узнать хотел. У меня, слава Богу, новостей нет, – «И надеюсь, не будет», – добавил он про себя. Вслух спросил: – Я тебе могу понадобиться сегодня?
– Может быть, может быть… – чувствовалось, что Синицын занят. – А ты можешь прийти?
– Когда?
– Скажем, через часик.
– Могу, если надо, – ответил Черноусов.
– Думаю, что надо. Хочу задать тебе пару вопросов. Кое-что надо уточнить, – Синицын подумал немного. – Значит, так. Сейчас у нас восемь-пятнадцать… (Черноусов тоже поглядел на часы, они показывали половину одиннадцатого – похоже, остановились еще вчера. Он расстегнул ремешок, положил часы на стол.)
– В девять-тридцать, – сказал Володя. – Договорились? На проходной будет для тебя пропуск, – от положил трубку не дожидаясь ответа.
– Ладно, договорились, – ответил Черноусов неизвестно, кому. Он подумал, что зря поторопился, что Синицын ему вряд ли поможет. После его сумасшедшей догадки насчет содержащихся в письме искусствоведа сведений, следовало торопиться. Нужно было проверить. И как можно скорее.
Черноусов быстро оделся.
– Ты куда? – удивленно спросила Наталья, выходя из кухни. – А как же завтрак? Все на столе.
– Спасибо, солнышко, – ласково сказал он. – Мне нужно срочно сбегать по одному делу. Кофе я уже пил, но по дороге выпью еще. В стекляшке.
Она молчала. Виктор сунул в карман злополучное письмо. Похоже было, что Наталья кое-что поняла.
– И запомни вот что, – сказал он с максимальной серьезностью. – Мы с тобой поссорились. Позавчера. Я уехал в Лазурное с какой-то девицей. Больше ты ничего не знаешь, меня не видела и не слышала.
Ему нужно было поторапливаться: в скором времени они должны были, наконец, понять – письмо покойного содержало какую-то информацию. Могло содержать, во всяком случае. А это, в свою очередь, должно было подвигнуть их на розыски некоего Виктора Черноусова, корреспондента молодежной газеты.
Короче говоря, как ни страшно было Виктору (а ему было страшно и очень), он должен отправляться на вокзал. Единственным шансом выпутаться из истории, в которую он попал не по своей воле, было первым обнаружить то, что они ищут.
Но теперь прибавилась необходимость посетить милицию. По причине никому не нужного утреннего звонка Синицыну. Выйдя на улицу, Черноусов тяжело вздохнул. Солнце уже взошло, по вокзальной площади сновали такси, через неравные промежутки времени громкоговоритель объявлял что-то невнятное. Он бросил взгляд на серое здание с колоннами, украшенное плакатом, сообщающим о том, что здоровье каждого – богатство всех. Где-то в глубине этого здания, в отделении автоматических камер хранения находилось нечто, уже убившее несколько человек. И по правде говоря, Черноусову не очень хотелось идти сейчас туда.
