— Надежда справедливая, — сказал Чуйков. — Недруги заморские тем и живут, лишь бы нас поссорить. А тебя-то как нынче купец в свейское королевство кликал?
— Так и я ему хорошо отрезал, — засмеялся Демид.
— А то, что мы без этих заморских рудознатцев обходимся, тоже дело немалое, — поднял палец Сверчаков. — Теперь они нашего брата заманивают. Руки людей русских в цене великой ныне…
…Светлело небо, когда, усевшись в сани, запряженные добрыми конями — подарком гетмана, — спрятав за пазуху грамоту и повесив через плечо дареную саблю, распрощался Демид с оружейниками. Держа руку Александры в своих руках, застыла, будто приросла к земле, ее мать. Высокого роста, седая, в продранной на локтях сермяге, она влажными глазами глядела на дочку.
Демид забеспокоился. Александра сама не своя, а теща подольет еще масла в огонь — заплачет Саня, и то держится, видать, через силу. Вот и Василько — как подпрыгивал на печи, а теперь сидит, точно цыпленок, нахохлился. Ребятишки вокруг него вертятся, а он то на отца глянет, то на мать, то к бабке повернется.
— Пора ехать, — робко говорит Демид. — Рассвело.
— Пора, пора. Нужно засветло доехать до Черного Бора, — советует Сверчаков.
Степан Чуйков, обняв руками Демида за плечи, трижды расцеловался с ним.
— Будь здоров, казак черкасский. Ежели часом что по так было у пас с тобой, прости. Чует сердце мое — встретимся с тобой, вот увидишь.
— Встретимся, — твердо говорит Демид, и что-то подсказывает ему: так будет.
— Прощай, дочка, — слышит Демид тихий голос тещи. — Ты ж ее, Демид, береги, присматривай хорошо. Да что говорить, — она смахивает узловатыми пальцами слезу с глаз, — не к чужим едешь, не в чужой край…
— Эх, мама, — благодарно восклицает Демид, — добрые слова ваши! Дайте, ненька, руку вам поцелую.
Сняв шапку, низко склоняется перед тещей, ловит обеими руками ее сморщенную руку и припадает губами к заскорузлой, загрубелой коже. Губы его ощущают соленый привкус слез, и он не знает, его ли это слезы или старухи…
— Казакуй хорошенько, — напутствует Демида кто-то из толпы.
— Счастливы будьте, люди, — машет рукой Лесков.
…Летит навстречу дорога. Ветер веет в лица, взвихривает гривы гнедым лошадям. Оглянешься — и уже не видно Тулы.
За овражком потонула колокольня собора. Василько, крепко прижавшись к материнской груди, задремал. Саня молчит. Новые, дальние края теперь влекут ее, хочется одного: скорей бы приехать!
Демид мыслями уже там, в Чигирине. Сейчас, пожалуй, есаул Лученко сразу до гетмана допустит.
Солнце выглянуло из-за туч, пригрело по-весеннему. Недалеко от селения Черный Бор стрелецкая застава. Пришлось остановиться. У рогатки собралось десятка два саней. Демид вышел на дорогу размять ноги. Посадский в войлочном треухе с удивлением указал на Демида другому посадскому:
— Гляди, кум, лошадей кнутом погоняет, а у самого сабля сбоку…
Демид не успел ответить, как послышалось за спиной:
— С дороги! Прочь с дороги!
Промчался крытый возок, на миг промелькнуло багровое лицо с черной бородкой, высокая горлатная шапка.
А за возком десятка три конных с пиками у стремян и самопалами за спиной. Стрельцы у рогатки едва успели бревно откинуть. Снопы снежинок, взвихренные копытами лошадей, заискрились, обсыпали людей, разинув рот глядевших вслед саням и всадникам.
— Боярин, видать, — сказал человек в войлочном треухе. — на Украину торопится. Теперь все туда летят, великому делу быть…
У Демида от этих слов радостно забилось сердце. Стрелецкий сотник в ферязи, покрытой серебристым инеем, обходил людей. Спрашивал, куда едут и кто такие. Стрельцы в сани заглядывали, шарили в соломе руками. Спова послышался крик, да не один:
— Дорогу! Эй, дорогу!
— Куда смотрите? Всю дорогу загородили!
Сотник и стрельцы кинулись к горланам, которые верхами ехали впереди длинного обоза. Сотник поднял руку.
— Стой! По какому делу и куда? Грамоту давай и заткни глотку! — прикрикнул он на конного, шумевшего больше всех.
Злость брала сотника. Вертись тут на дороге целый день! А что поделаешь? Приказано стеречь заставу с великим бережением. Идет войско на юг, как бы за ним следом лазутчики и иные лихие люди со злым умыслом не пробрались.
— А дело у нас государево. Вот тебе грамота. Да ты на розвальни глянь, стрелец-молодец, — сразу догадаешься, кто мы есть, тогда уж нас не укусить, — сыпал словами конный, хватски заломив куцую шапчонку набок и протягивая сотнику грамоту.
Вокруг захохотали. Говорун понравился. Демид увидел — на розвальнях, запряженных каждые шестеркой лошадей, поблескивали под вечерним солнцем пушки. Он пробрался ближе к обозу, шевеля губами, начал пересчитывать пушки, насчитал двадцать пять. Подошел к одному возчику и спросил:
— Из какой мануфактуры, брат?
Тот глянул исподлобья, потом опустил глаза на ломоть хлеба в руке, неторопливо откусил и, жуя, нехотя ответил:
— Из Морозовской.
— На Украину? — спросил Демид. Он понимал, что именно туда везут пушки, но хотелось почему-то услыхать отом от возчика.
Тот перестал жевать, глянул внимательнее на Демида, точно узнал его. Глаза подобрели, сказал:
— А куда еще? Но туркам и не ляхам…
Сотник прочитал грамоту.
— Твое счастье, — сказал недовольно, возвращая ее конному, — не будь государево дело, ты бы у меня получил угощение за словеса твои.
— Я знаю, где мое счастье, — весело ответил верховой. — Ну, поехали! — крикнул он, обернувшись к обозу.
Стрелецкий сотник строго повел глазом, заметал Демида возле саней.
— А ну, давай сюда! — заорал он, радуясь, что сейчас будет вознагражден за насмешливые слова говоруна обозного.
Демид неторопливо подошел к сотнику. Тот оглядел его, точно ел всего глазами. Спросил грозно:
— Ты чего там шаришь? Люди по государеву делу едут, почто их расспрашиваешь? — Не давал Демиду и рта раскрыть. — Где саблю украл? Кто таков будешь?
Стрельцы выросли рядом с Демидом, стали по обеим сторонам. Демид улыбался спокойно, оглянулся только на сани, откуда за ним неотрывно следила Александра.
Как бы она не перепугалась… Вот поднялась в санях, прислушивается встревоженно.
— Я тоже по государеву делу, — тихо пояснил Демид, — и сабля не краденая, а от гетмана Богдана Хмельницкого подарок.
— Казак? — недоверчиво спросил сотник. — Что-то не заметно по убранству твоему.
— Казак, — подтвердил Демид, — казак и оружейник. Из Тулы домой еду. А грамота моя вот, пан сотник.
Достал из-за пазухи свиток пергаментный и протянул сотнику.
Сотник развернул свиток, все еще подозрительно поглядывая на Демида.
Посадские подступили ближе, к ушам ладони приложили. Что за диво такое? О чем писано? Стрелецкий сотник вытер усы. Вслух начал читать:
«Богдан Хмельницкий, гетман Украины с Войском Запорожским его величества царя Алексея Михайловича. Всем и каждому особенно ведать надлежит: Демид Пивторакожуха, казак Чигиринского городового реестра, на Московское царство в город Тулу выезжает и оттуда возврат к своему полку иметь будет, на что движение как ему, так и женке его и сыну безопасно и беспрепятственно быть должно. Понеже Демид Пивторакожуха нам верную службу служил, а ныне не при сабле, даруем мы оному казаку саблю нашу, о чем ведать надлежит всем разом и каждому особенно.
Дано в Переяславе дня Януария четырнадцатого, лета господня 1654.
Богдан Хмельницкий — своею рукой».
— Вот это так! — послышался чей-то полный удивления голос в толпе.
— Путь тебе вольный, — проговорил почтительно стрелецкий сотник, возвращая грамоту Демиду. — В помощь гетману твоему вон тот обоз поехал, — кивнул он головой в сторону пушечного обоза, удалявшегося от заставы. — Добрая сабля у тебя, добрая, — похвалил сотник. — А ну, покажи.
Демид снял с плеча саблю, подал сотнику. Тот умелой рукой вытянул ее из ножен, поднес к глазам.
— Изрядная сабля. Шляхту будешь брать ею хорошо. И что ж, у гетмана при поясе она висела? — с недоверием спросил у Демида.
— При поясе ли, того не знаю, а что мне собственноручно дал, о том и в грамоте прописано.
Сотник еще раз оглядел эфес, у которого на шнуре покачивалась белая кисть, вздохнул завистливо и возвратил саблю Демиду.
— А что, гетман как царь там, в черкасской земле? Или как? — полюбопытствовал кто-то из посадских.
— Не твоего разума дело! — строго прикрикнул стрелецкий сотник. — Знай свое!
— И мы на Украину, — сказал посадский, который недавно подшучивал над Демидом. — Соль везем, поташ.
— Вместе поедем, веселее будет! — Демид бегом кинулся к своим.
Александра встретила радостно. Все слышала и все видела. Выходит, грамота черкасского гетмана вон какая важная, что сам стрелецкий сотник с Демидом почтительно обошелся, точно ее Демид не простой рудознатец, а человек думный.
