class="p1">Я оторвала взгляд от фрески.
– Я думал о краске с эффектом «яичной скорлупы». Или, может, стоит выбрать просто черный цвет. Чтобы соответствовал моей душе.
Я почувствовала, что Джаред просто пытается вывести меня из себя. Если бы он хотел уничтожить любимое панно своей матери, то сделал бы это раньше.
– Почему ты хочешь избавиться от воспоминаний о своей матери, Джаред? Она плохо к тебе относилась?
Черты его лица стали еще острее. Я не была уверена, сердится он на меня или на женщину, которая считала херувимов милыми. Мне вдруг захотелось, чтобы его досье имело больше информации.
– Ты ешь что-нибудь, кроме радуги, Перышко?
Его вопрос потряс меня.
– Радуги?
Резкость испарилась с лица Джареда, но черты не смягчились. В Джареде Адлере не было ничего мягкого.
– Горшочки с золотом[28], но только на завтрак, – выдала я.
Мой ответ вызвал у него улыбку, которую я могла бы назвать сокрушительно прекрасной. Если бы не пребывала все еще в ужасе от того, что скрывалось за ней.
– Я дам знать Мюриэль.
– У нее есть поставщик?
– А я-то думал, что фанатики унылые.
– У тебя на удивление много предубеждений о фанатиках. Полагаю, я не первый фанатик, с которым тебе довелось столкнуться.
Пристальный взгляд Джареда впился в мой.
Прежде чем я успела спросить его об остальных, двери столовой открылись.
– Pardonne-moi[29], Джаред. Я не знала, что ты развлекаешься.
– Ты неправильно все поняла, Мими. Это меня развлекают.
Мими? У Джареда было прозвище для каждой близкой ему женщины? Не то чтобы я была ему близка. Хотя технически я была женщиной и буду рядом с ним в течение следующих двадцати трех с небольшим часов.
Мюриэль изобразила легкую улыбку. Несмотря на густой макияж, она была красивой женщиной.
– Не хочешь поужинать?
– С удовольствием.
Улыбка женщины стала шире.
– Твоя гостья присоединится?
– Да, – ответил за меня Джаред.
– Спасибо, – сказала я, прежде чем она ушла.
– Не за что, – Мюриэль закрыла дверь.
– Она очень заботится о тебе, – заметила я.
Джаред снял пиджак и бросил его на спинку одного из обитых тканью обеденных стульев, а затем занял место во главе стола.
– Ей платят за заботу.
Я вздрогнула.
– Сомневаюсь, что она заботлива поэтому.
Мужчина отодвинулся назад и закинул ногу на ногу. Его штанина задралась, обнажив красный носок, который сочетался с карманом на пиджаке.
– Она бы не осталась, если бы я уволил ее.
– Не верю.
– Конечно, ты не веришь. В твоем мире все хорошие и добросердечные.
У меня пересохло в горле.
– В моем мире?
– Очевидно, ты живешь в мыльном пузыре, Лэ. Только по-настоящему бесхитростный человек может прийти в мой дом в ожидании доброты.
Я не понимала, стоит мне чувствовать облегчение или обиду.
Он наклонил шею из стороны в сторону, и она хрустнула.
– Итак, теперь ответь мне, почему тебе необходимо выиграть это пари. Что ты можешь потерять?
– То, что я хочу.
– Что именно?
– Неважно, – сказала я, возвращая его же слова.
– Не сомневаюсь. Причина наверняка поверхностная, но меня это заинтересовало. Чего ты так сильно хочешь, что готова провести день с кем-то настолько ужасным, как я?
– Почему ты делаешь то, что делаешь?
– Прошу прощения?
– Почему ты убиваешь и пытаешь? Или чем вы там еще занимаетесь в своей организации?
Я ожидала, что Джаред задаст ответный вопрос. Но он откинулся назад и положил руку на резной деревянный подлокотник своего кресла, которое больше походило на трон, чем на домашнюю мебель.
– Потому что мне нравится наказывать людей.
По моему телу пробежала дрожь.
– Почему?
– Почему ты хочешь исправлять людей, Перышко?
Джаред профессионально отражал вопросы. Каждый раз, когда я затрагивала нечто важное, он либо насмехался надо мной, либо менял тему.
– Чтобы дать им шанс на лучшую жизнь.
– Ну, мне нравится наказывать людей, потому что это дает шанс на лучшую жизнь тем, кого они обидели.
– Как ты выбираешь, кого наказать?
– Обычно из-за крупных пожертвований, но первого числа каждого месяца я принимаю бедняков, которые могут доказать, что им нужна моя помощь. Я как настоящий Робин Гуд.
Я заняла место слева от Джареда.
– Робин Гуд был грабителем и убийцей, который считал себя выше закона, чем заслужил дурную славу. Тебе не следует выбирать его в качестве образца для подражания.
Добродушное выражение слетело с лица Джареда.
– Ты не перо, а игла, – проворчал он.
Прежде чем я успела оправдаться, высокие двойные двери распахнулись. И в комнату впорхнула Мюриэль в сопровождении двух мужчин в накрахмаленных серых униформах. Пока один раскладывал перед нами ажурные подтарельники и тканевые салфетки, сложенные веером, другой расставлял тарелки с жареной курицей, тонко нарезанной морковью и порцией чего-то, что пахло картофельным пюре.
Мюриэль водрузила блюдо с подливкой.
Я схватила серебряный половник, чтобы полить соусом ароматно пахнущую еду. – Пахнет восхитительно.
– Это любимое блюдо Джареда, – ответила женщина.
Это заставило меня прищуриться и посмотреть на Джареда, который наблюдал за наполнением своего бокала.
Мюриэль работала не из-за денег. По крайней мере, не только из-за них. Неужели он действительно этого не видел? Правда ли он верил, что каждый пытается извлечь из него выгоду?
Прежде чем я успела отказаться от вина, мой бокал наполнили. Закончив, официант легким движением запястья повернул бутылку и скользнул взглядом по мне.
– Глаза вверх, Сильвен, – рявкнул Джаред.
Мальчик перевел взгляд на гобелен, щеки его пылали.
– Убирайся, – приказал Джаред.
Официант попятился, чуть не споткнувшись о бордовый ковер с темно-зеленым узором, а затем поспешил прочь.
Джаред сжал вилку.
– Уволь его, Мими.
У меня отвисла челюсть. Он серьезно?
Как только Мюриэль и второй официант удалились и оставили меня с мистером Угрюмым, я спросила:
– Это из-за того, что он посмотрел на мои волосы? Ты разглядывал мои волосы, Джаред. Все это делают. Не стоит кого-то увольнять из-за такой мелочи.
Джаред наколол курицу и отправил кусочек в рот. Проглотив еду, он сказал:
– Не указывай мне, как вести дела, Перышко.
Я выпрямилась.
– Ты трогал мои волосы, а он нет. Он даже ничего не сказал про цвет.
Джаред, наконец, поднял глаза, такие черные, словно они были сделаны из оникса.
– Он смотрел не на волосы, – сказал он, прежде чем откусить еще кусочек, – а на твою грудь. С другой стороны, она почти вываливается из твоего платья. Так что, возможно, ты этого и хотела.
Как и официант, я покраснела. Мое декольте и правда было выставлено напоказ, но не намеренно. Я ничего не ответила, и Джаред тоже. Мы ели в тишине. В такой напряженной, что я почти чувствовала, как она
