Тишина успокоила меня. Жандармы прибегать не спешили. Лерабль лежал, раскинув руки и уткнувшись лицом в свои бумаги. Я рассчитывала свой удар так, чтобы на достаточно долгое время отправить Лерабля в обморок. Меня слегка испугала кровь — ее было больше, чем я предполагала, она все текла и заливала бумаги. Я присела, осторожно ощупала кисть следователя: пульс, к счастью, чувствовался. Тогда, облегченно вздохнув, я поднатужилась и сильно толкнула его. Он упал на пол лицом вниз.
Ножницами я быстро разрезала свой муслиновый пеньюар: полоски были прозрачные, но очень прочные. С ловкостью, которой я раньше в себе не подозревала, я связала Лераблю руки и ноги. А вдруг он очнется раньше, чем я рассчитываю, выйдет и позовет своих подручных? Ползая вокруг распростертого тела, я заметила, что Лерабль, когда я сталкивала его на пол, видимо, разбил себе нос. Лицо у него было в крови. Он явно мог задохнуться. Тогда, желая избежать подобного исхода, я собрала все силы, схватила его за воротник и стала тянуть к столу. После нескольких минут больших усилий мне удалось усадить своего неприятеля, прислонив его спиной к твердой опоре и наклонив вперед его голову. Немного подумав, я завязала ему и рот. Потом с трудом поднялась с пола. Ноги у меня дрожали, дыхание было прерывистым.
— У меня есть полчаса, — пробормотала я. — Или, может быть, минут сорок.
Ни за что я не согласилась бы оказаться вновь арестованной и посаженной в парижскую тюрьму. Злая усмешка появлялась на моих губах при одной лишь мысли об этом. Время тюрем для меня закончилось. Я должна либо уладить возникшую ситуацию здесь, в Париже, либо бежать в Бретань. Это в том случае, если уладить ничего не удастся.
Самые разные чувства переполняли меня. Едва мысли мои касались Клавьера, у меня перехватывало дыхание от ярости. Как может жить на свете такой человек? У него много врагов, так почему же ни один из них не набрался смелости и не убил его?
Потом я вспомнила об Александре, и невероятное отчаяние охватило меня. Слезы были готовы брызнуть из глаз. Пожалуй, я ничем не смогла ему помочь. Мне не удалось… Я сама оказалась почти арестованной… Потом меня захлестнул страх — боязнь того, что я, быть может, не успею скрыться. Почему я стою и ничего не делаю? Мне надо бежать, искать выход, действовать!
Я бросилась вон из комнаты, не помня себя от испуга. К счастью, инстинкт самосохранения не позволил мне выбежать в вестибюль или воспользоваться парадной лестницей, где меня непременно увидели бы жандармы. Я была уже почти у себя в комнате, когда меня окликнула Стефания.
— Что это с тобой? В каком ты виде?
Я была лишь в нижней рубашке, с оторванной полой пеньюара.
— Что сказал тебе полицейский?
Схватив ее за руку, я быстрым прерывистым шепотом произнесла:
— Послушай меня, Стефания. Там, в гостиной, лежит человек. Через час вы войдете туда — так, будто бы случайно. Вы войдете и освободите его.
— Освободите?
— Да. Он связан. Я связала его.
— Но зачем? — Лицо Стефании стало белее мела.
— Я должна была так поступить… Ах, не спрашивай лишнего, а лучше слушай!
— Я слушаю.
— Вы развяжете его, — лихорадочно зашептала я. — Вы, конечно же, ничего не подозревали о том, что он был связан. Если он спросит обо мне, вы скажете, что я уехала.
— А ты уезжаешь?
— Да. Ненадолго, я думаю. Прощай!
Я еще раз сжала ее руку и скрылась за дверью.
Как на грех, мне ничего не удавалось найти. Ключ от гардероба пропал, и у меня не было времени искать его или звать Эжени. Я наспех причесалась перед зеркалом, сколола волосы несколькими шпильками и нанесла немного румян на щеки. Завязала ленты шляпы и, не долго думая, набросила плащ своей горничной, Эжени. Кто знает, может, так даже будет удобнее.
Когда я через черный ход выбралась, наконец, из дома и быстро зашагала через Королевскую площадь по направлению к отелю де Куланж, было уже двенадцать часов дня.
4
Уже на площади Бастилии я поняла, что не взяла с собой денег. Отправилась искать спасения и защиты без единого су! Я сунула руки в карманы, только потом вспомнив, что одета в плащ горничной. В карманах зазвенела какая-то мелочь. Я разжала ладонь и пересчитала монеты — десять ливров четыре су два денье. Я вздохнула. Что ж, по крайней мере, на извозчика хватит.
Я остановила первую попавшуюся извозчичью карету и назвала адрес Валентины Брюман.
Мысли у меня мешались. Да и как им было оставаться ясными, если всего несколько часов я была гордой, важной, богатой дамой и ничего не боялась, а сейчас — оказалась на улице, спасаясь от ареста, и на мне нет ничего, кроме плаща Эжени… О том, что под плащом, я предпочитала не задумываться. На мне была нижняя рубашка и безобразно искромсанный пеньюар. Хорошо еще, что этого никто не видит.
Одно я понимала с предельной ясностью: Клавьер взъелся на меня, да так, что на этот раз мне будет стоить огромного труда от него избавиться. Честно говоря, сейчас я даже не представляла себе, как это сделаю. Я ехала к Валентине, чтобы все выяснить. Мало-помалу гнев переполнил меня. Надо же — она примкнула к моим преследователям… А ведь ей стоило лишь сказать правду, всего только правду, и все эти подлецы не выдвинули бы против меня ни одного обвинения!
А теперь — пожалуйста: я обвиняюсь в убийстве Флоры де Кризанж. Меня хотят арестовать. Меня будут искать. И Валентина внесла немалый вклад во все это!
— Приехали! — грубо сообщил кучер.
Он не считал нужным помочь мне выйти. Я так же грубо сунула ему деньги и сама спрыгнула на землю. Дом Валентины был в двух шагах от меня.
Я легко прошла через ворота, но в дверь мне пришлось звонить очень долго. Лакей, открывший мне, едва увидев меня, сразу сдвинул брови:
— Ты кто такая? Что тебе нужно?
Я вскинула голову, будто хотела показать ему лицо. «Этот человек просто не узнал меня, — подумала я. — Не может же быть, что ему приказали меня не впускать».
— Мне нужна госпожа Брюман, болван! Я ее подруга. Ты, должно быть, просто спятил, если не узнаешь меня.
Он лишь слегка посторонился, пребывая в явном замешательстве, и я сразу увидела Валентину, спешащую ко мне. Она подбежала, схватила меня за руку. Лицо у нее было просто безумное.
— Сюзанна, как только вам пришло в голову явиться ко мне?! Там, наверху, — полицейский, он с самого утра сидит у меня…
Ужас и злость захлестнули меня, сковали на миг все движения. Валентина настойчиво тянула меня за руку.
— Куда вы меня тащите?
— Идемте, я проведу вас через черный ход. Так будет безопаснее.
Мы торопливо пересекли прихожую, и Валентина повела меня через какие-то многочисленные комнаты, желая обойти парадный вход. У меня очень болела голова, и единственное, что я хорошо ощущала в тот миг, — это злость на Валентину.
— Вам нужно немедленно уйти, — говорила она испуганно. — Не приходите больше сюда. Они вас именно здесь и поджидают.
Я была убеждена, что она не так беспокоится о моем благополучии, как хочет поскорее от меня избавиться. Никто не уверил бы меня в обратном. Уж такова эта мадам Брюман. Конечно, ей нельзя быть такой добродетельной и самоотверженной, как раньше, теперь у нее есть богатый муж, деньги, достаток — словом, есть что терять.
Я остановилась, резко высвободила свою руку.
— Можете вы объяснить, почему унизились до лжи?
Белая как полотно, с глазами, в которых застыл ужас, Валентина протянула мне смятую бумажку.
— Взгляните… Он прислал мне это вчера в полдень.
Я бегло просмотрела написанное, сразу узнав руку Клавьера. «Дражайшая мадам Брюман, лишь одно слово в защиту вашей милой сестрицы — и мне надоест закрывать глаза на деятельность господина Брюмана. Как вы понимаете, еще со времени нашей с вами встречи на торгах само присутствие вашего мужа в Париже вызывает у меня величайшую досаду».
— И вы из-за пустой угрозы решили подвести меня под суд? — вскричала я, в ярости комкая записку.
— Это не пустая угроза… Он вел с Жаком много дел, он знает моего мужа и в два счета может его уничтожить.
— Может! Еще только может! А меня арестовывают уже сейчас!
Она молчала. По этому молчанию, невыносимому для меня, я поняла, что ничего иного от Валентины не добьешься.
— Почему же вы даже не предупредили меня? Почему не послали человека и не сообщили, что Клавьер угрожал вам? Почему не сделали хотя бы это?
Глаза Валентины расширились. Как я поняла, она даже не подумала ни о чем подобном.
— Сюзанна, если вам нужна какая-то помощь — деньги, например, я…
Меня до глубины души возмутил ее тон. Она словно записала меня в неудачницы, словно никакого сомнения не имела насчет того, что Клавьер выиграет, а я буду либо арестована, либо сбегу. Честно говоря, я и сама не знала, как выкручусь. Но почему она хотя бы для вида не верит в мою удачу?
