Опустившись на пол на одно колено, Ли Нельсон открыла стальные защелки и подняла крышку.
Из давно не открывавшегося ящика повеяло спертым воздухом и давно забытыми воспоминаниями. Она вытащила из солдатского сундучка женскую розовую спортивную куртку с капюшоном и логотипом университета Ратджерса, одежду годовалого ребенка, форму игрока «Нью-Йорк янкиз», затем большую по размеру футболку «Бостон ред сокс». Три университетских учебника по европейской литературе со множеством пометок и подчеркиваний. Почерк — округлый, разборчивый, явно женский. Ли тщетно искала имя владелицы учебников, но вместо него нашла фотографию в рамке. Снимок был сделан на фоне университетского общежития.
Девушке едва ли за двадцать. Красивая, как модель. На голове — роскошная шевелюра длинных волнистых светлых волос. Парень обнимал блондинку сзади. По-юношески красив. Улыбка — излишне дерзкая, но приятная. Ли с любопытством рассматривала лицо юного Патрика Шеперда.
«Посмотри на себя! С помощью мяча ты завоевал мир, а потом отказался от всего ради путешествия в ад».
— Ли! Тебе надо на это взглянуть.
С фотографией в руке женщина пошла в ванную комнату.
Дуглас указал пальцем на висящую там аптечку:
— Я предупреждал тебя, что у этого парня серьезные проблемы.
К зеркальной дверце скотчем была прилеплена пожелтевшая от времени записка.
ШЕП!
ГОЛОС, УБЕЖДАЮЩИЙ ТЕБЯ УБИТЬ СЕБЯ, ПРИНАДЛЕЖИТ САТАНЕ. САМОУБИЙСТВО — СМЕРТНЫЙ ГРЕХ.
РАДИ ВАШЕЙ СЕМЬИ СМИРИСЬ И ПРИМИ СВОЕ НАКАЗАНИЕ. ЖИВИ РАДИ НИХ.
«У него куда больше проблем, чем я думала…»
Доктор Нельсон открыла дверцу аптечки.
— Амоксапин… Торазин… Халдол… Трифлуоперазин… Триавил… Мобан… В этой аптечке столько антидепрессантов и транквилизаторов, что хватит на весь дом.
— Похоже, твой пациент был предрасположен к самоубийству задолго до того, как потерял руку. Держу пари, что он держит заряженный пистолет под подушкой.
Дуглас пошел в спальню и стащил плоскую, словно блин, подушку с кровати.
— А это что?
— Нашел пистолет? — спросила Ли.
— Нет, но…
Муж поднял книгу в кожаном переплете — «Божественная комедия» Данте.
«Рейндж ровер» катил на запад по 34-й улице. Дуглас рассчитывал добраться в Нью-Джерси через тоннель Линкольна.
— Ты хочешь знать, почему я злюсь? — наконец произнес он. — Ты проводишь больше времени с этим пациентом, чем со своей семьей.
— Это неправда.
— Почему с ним, Ли? Что особенного в этом ветеране? Это из-за того, что раньше он играл в бейсбол?
— Нет, — ответила доктор Нельсон.
— Тогда почему?
— Я не знаю.
Женщина выглянула в окно, стараясь не вдыхать угарный газ, которым был наполнен воздух тоннеля.
— Сначала я боялась, что он может снова покончить жизнь самоубийством. А потом… потом я поняла, как он скучает по своей жене. Боюсь, он слишком торопит события…
— Томас Стансбери номер два, — хмыкнул Дуглас. — Ли, мы уже проходили это… и не раз… У него были ночные кошмары. Ты ничем не смогла бы ему помочь.
— Томас ушел от жены, а потом совершил суицид. Это я выписала его из госпиталя.
«Рейндж ровер» выехал из тоннеля в ночь, под звездное небо Нью-Джерси.
Муж молчал, обдумывая, что ответить.
— Пригласи его к нам на обед.
— Кого? Шепа? Зачем?
— Рано или поздно вам придется его выписать, — сказал Дуглас. — Я думаю, что немного обычной жизни ему не помешает. Мы угостим твоего пациента домашней кухней. Если он захочет, то сможет поиграть с детьми. Кстати, а как насчет твоей сестры? Давай пригласим ее на обед.
— Мою сестру?
— А почему бы нет? Я не предлагаю свидания вслепую. Просто общество твоей сестры будет ему приятно. К тому же, ты и сама знаешь, как несладко Бриджитте в последнее время.
— Неудивительно. Она ведь разводится, а не…
— Вот именно, — воскликнул Дуглас.
— Нет, — возразила ему жена. — Я считаю, что это будет выглядеть немного странно. К тому же Шеп может обидеться. Он до сих пор по уши влюблен в свою жену.
— Тогда скажи, что это семейный обед и посмотрим, что из этого выйдет.
— Хорошо. Я согласна.
— А теперь ответь на вопрос: почему ты проявляешь столько заботы именно об этом пациенте?
Брюнетка склонила голову на плечо мужа.
— Ты когда-нибудь встречал человека, который кажется таким потерянным, который так нуждается в посторонней помощи, но в то же время остается яркой личностью? Да, это выглядит немного странным, но когда общаешься с Шепом, то кажется, что перед тобой умудренный жизнью человек, который сбился с пути и нуждается в твоей помощи. Я просто обязана ему помочь. Это ведь не так глупо?
— Не знаю, как насчет умудренного жизнью человека, но люди, которые подобно Шеперду прошли войну, имеют склонность к саморазрушению. Я знаю, Ли, что ты его лечащий врач, но некоторые люди просто не хотят, чтобы их спасали.
Декабрь
Во время заседаний правительства мы должны быть настороже и не поддаваться нежелательному влиянию военно-промышленного комплекса, как явному, так и скрытому. Разрушительный потенциал этой набирающей вес политической силы трудно переоценить.
Президент Дуайт Д. Эйзенхауэр
Медицинский центр для ветеранов
Нью-Йорк
15:37
Забавно, но он никогда не любил бегать, даже в средней школе, хотя тренер Сигал неукоснительно требовал этого от всех питчеров. Не любил он бегать и в университете Ратджерса. Тогда его невеста играла в хоккей на траве и хотела, чтобы он бегал вместе с ней четыре мили вокруг университетского поля для гольфа. То же самое можно было сказать и о времени, проведенном в низшей лиге.
Почему он вдруг это полюбил?
По радиостанции классики рока передавали «Помоги» «Битлз». Стрелка одометра бегущей дорожки приближалась к отметке «две мили».
Патрик Шеперд полюбил бегать, потому что благодаря физическим нагрузкам он чувствовал себя живым человеком, а любое чувство, которое побеждало его всегдашнее мрачное душевное состояние, только приветствовалось. Патрик полюбил бег: преодолевая трудности, он чувствовал себя не такой развалюхой. Доктор Нельсон говорила, что в его мозгу выделяется «эндорфин счастья». Но больше всего Патрику нравилось то, что во время бега голова его становилась ясной, и он вспоминал многое. Шеп вспомнил, что его невеста заставляла его бегать вместе с ней в университете Ратджерса. Она тоже была спортсменкой…
Песня закончилась. Началась другая. Он не слышал ее доброе десятилетие. Слова, написанные покойным Джимом Моррисоном, открыли дверцу в его душе:
Прежде чем ты забудешься во сне,Я хотел бы получить еще один поцелуй,Еще один ускользающий шанс получить блаженство,Еще один поцелуй, еще один поцелуй.
Однорукий бегун споткнулся, вовремя ухватившись за опорную планку. Дорожка убежала из-под его ног, и Патрик упал на резиновый коврик.
Дни ослепительны и наполнены болью.Окружи меня своим нежным дождем.Ты сбежала в самое сумасшедшее время,Но мы еще встретимся, мы еще встретимся.
Мужчина перевернулся на спину. Из носа бежала кровь. У него кружилась голова. Шеп прислонился к стене и дослушал песню «Дорз» до конца. Сложенные из шлакоблоков стены госпитального спортзала были окрашены в тот же цвет, что и комната в общежитии его невесты.
Он сидел в студенческом общежитии на полу, прислонившись спиной к стене. Из магнитофона без усилителя слышалась песня «Хрустальный корабль». Блондинка в грязной форме игрока университетской команды по хоккею на траве пристально смотрела на него. Из-за слез ее зеленоватые глаза казались голубыми.
— Ты уверена?
— Перестань задавать мне один и тот же вопрос. Если ты еще раз спросишь меня об этом, Патрик, я всуну тебе тест-полоску поглубже в одно место, и мы посмотрим, беременный ты или нет.
— Ладно… ладно… Не впадай в панику. Когда это случилось?
— Я не знаю… Месяц, может, второй пошел…
— Тебе следовало бы быть осторожнее, — сказал Патрик.
— Это тебе надо было быть осторожнее, мистер Все-Будет-Хорошо-У-Тебя-Еще-Восемь-Безопасных-Дней-Впереди. Боже мой! Папа меня убьет, когда узнает…
— А это идея! Давай не будем ему говорить. Мы поедем в клинику, там тебе сделают то, что должны сделать, и больше мы не будем рисковать и заниматься этим без противозачаточных таблеток.
Девушка запустила парню в лицо защитный щиток на голень, угодив прямо в нос. Брызнула кровь.
