БЕЛЫЙ ЦВЕТ
Пустынник нам сказал: «Благословен господь!Когда я изнурял бунтующую плоть,Когда я жил в бору над Малым Танаисом,Я так скорбел порой, что жаловался крысам,Сбегавшимся из нор на скудный мой обед,Да спас меня господь от вражеских побед.И знаете ли чем, какой утехой сладкой?Я забавлял себя своею сирой хаткой,Я мел в горах нашел — и за год раза триБелил ее, друзья, снаружи и внутри.Ах, темен, темен мир, и чувствуют лишь дети,Какая тишина и радость в белом цвете!»
10.1Х.15
ОДИНОЧЕСТВО
Худая компаньонка, иностранка,Купалась в море вечером холоднымИ все ждала, что кто-нибудь увидит,Как выбежит она, полунагая,В трико, прилипшем к телу, из прибоя.Потом, надев широкий балахон,Сидела на песке и ела сливы,А крупный пес с гремящим лаем прядалВ прибрежную сиреневую кипеньИ жаркой пастью радостно кидалсяНа черный мяч, который с криком «hop!»Она швыряла в воду… ЗагорелсяВдали маяк лучистою звездой…Сырел песок, взошла луна над морем,И по волнам у берега ломался,Сверкал зеленый глянец… На обрыве,Что возвышался сзади, в светлом небе,Чернела одинокая скамья…
Там постоял с раскрытой головоюПисатель, пообедавший в гостях,Сигару покурил и, усмехнувшись,Подумал: «Полосатое трикоЕе па зебру делало похожей».
10.1Х.15
К вечеру море шумней и мутней…
К вечеру море шумней и мутней,Парус и дальше и дымней,Няньки по дачам разносят детей,Ветер с Финляндии, зимний.
К морю иду — все песок да кусты,Сосенник сине-зеленый,С елок холодных срываю кресты,Иглы из хвои вощеной.
Вот и скамья, и соломенный зонт,Дальше обрыв — и туманный,Мглисто-багровый морской горизонт,Запад зловещий и странный.
А над обрывом все тот же гамакС томной, капризной девицей,Стул полотняный и с книжкой чудак,Гнутый, в пенсне, бледнолицый.
Дремлет, качается в сетке она,Он ей читает Бальмонта…Запад темнеет и свищет сосна,Тучи плывут с горизонта…
11. IX.15
ВОЙНА
От кипарисовых гробницВзлетела стая черных птиц, —Тюрбэ расстреляно, разбито.Вот грязный шелковый покров,Кораны с оттиском подков…Как грубо конское копыто!
Вот чей-то сад; он черен, гол —И не о нем ли мой оселРыдающим томится ревом?А я — я, прокаженный, радБродить, вдыхая горький чад,Что тает в небе бирюзовом:
Пустой, разрушенный, немой,Отныне этот город — мой,Мой каждый спуск и переулок,Мои все туфли мертвецов,Домов руины и дворцов.Где шум морской так свеж и гулок!
12. IХ.15
ЗАСУХА В РАЮ
От пальм увядших слабы тени.Ища воды, кричат в тоскеСреброголосые олениИ пожирают змей в песке.
В сухом лазоревом туманеОчерчен солнца алый круг,И сам творец сжимает длани,Таит тревогу и испуг.
12. IХ.15
У нубийских черных хижин…
У нубийских черных хижинМы в пути коней поили.Вечер теплый, тихий, темныйЧуть светил шафраном в Ниле.
У нубийских черных хижинКто-то пел, томясь бесстрастно:«Я тоскую, я печальнаОттого, что я прекрасна…»
Мыши реяли, дрожали,Буйвол спал в прибрежном иле,Пахло горьким дымом хижин,Чуть светили звезды в Ниле.
12. IX.15
В жарком золоте заката Пирамиды
В жарком золоте заката Пирамиды,Вдоль по Нилу, на утеху иностранцам,Шелком в воду светят парусные лодкиИ бежит луксорский белый пароход.Это час, когда за Нилом пальмы четки,И в Каире блещут стекла алым глянцем,И хедив в ландо катается, и гидыПо кофейням отдыхают от господ.
А сиреневые дали Нила к югу,К дикой Нубии, к Порогам, смутны, зыбкиИ все так же миру чужды, заповедны,Как при Хуфу, при Камбизе… Я привезЛук оттуда и колчан зелено-медный,Щит из кожи бегемота, дротик гибкий,Мех пантеры и суданскую кольчугу,Но на что все это мне — вопрос.
13. IX.15
Что ты мутный, светел-месяц?..
Что ты мутный, светел-месяц?Что ты низко в небе ходишь,Не по-прежнему сияешьНа серебряные снеги?
Не впервой мне, месяц, видеть,Что окно ее высоко,Что краснеет там лампадкаЗа шелковой занавеской.
Не впервой я ворочаюсьИз кружала наглый, пьяныйИ всю ночь сижу от скукиПод Кремлем с блаженным Ваней.
И когда он спит — дивуюсь!А ведь кволый да и голый…Все смеется, все бормочет,Что башка моя на плахеТак-то весело подскочит!
13. IХ.15 Васильевское
КАЗНЬ
Туманно утро красное, туманно,Да все светлей, белее на восходе,За темными, за синими лесами,За дымными болотами, лугами…Вставайте, подымайтесь, псковичи!
Роса дождем легла на пыль,На крыши изб, на торг пустой,На золото церковных глав,
На мой помост средь площади…Точите нож, мочите солью кнут!
Туманно солнце красное, туманно,Кровавое не светит и не греетНад мутными, над белыми лесами,Над росными болотами, лугами…Орите позвончее, бирючи!
— Давай, мужик, лицо умыть,Сапог обуть, кафтан надеть.Веди меня, вали под ножВ единый мах — не то держись:Зубами всех заем, не оторвут!
13. IХ.15
ШЕСТИКРЫЛЫЙ
Мозаика в Московском соборе
Алел ты в зареве Батыя —И потемнел твой жуткий взор.Ты крылья рыже-золотыеВ священном трепете простер.
Узрел ты Грозного юродаМонашеский истертый шлык —И навсегда в изгибах сводаЗастыл твой большеглазый лик.
14. IX.15
ПАРУС
Звездами вышит парус мой,Высокий, белый и тугой,Лик богоматери меж нихСияет, благостен и тих.
И что́ мне в том, что берегаУже уходят от меня!Душа полна, душа строга —И тонко светятся рогаМладой луны в закате дня.
14. IX.15
БЕГСТВО В ЕГИПЕТ
По лесам бежала божья мать,Куньей шубкой запахнув младенца.Стлалось в небе божье полотенце,Чтобы ей не сбиться, не плутать.
Холодна, морозна ночь была,Дива дивьи и эту ночь творились:Волчьи очи зеленью дымились,По кустам сверкали без числа.
Две седых медведицы в лугуНа дыбах боролись в ярой злобе,Грызлись, бились и мотались обе,Тяжело топтались на снегу.
А в дремучих зарослях, впотьмах,Жались, табунились и дрожали,Белым паром из ветвей дышалиЗвери с бородами и в рогах.
И огнем вставал за лесом мечАнгела, летевшего к Сиону,К золотому Иродову трону,Чтоб главу на Ироде отсечь.
21. Х.15
СКАЗКА О КОЗЕ
Это волчьи глаза или звезды — в стволах на краю перелеска?
Полночь, поздняя осень, мороз.Голый дуб надо мной весь трепещет от звездного блеска,Под ногою сухое хрустит серебро.
Затвердели, как камень, тропинки, за лето набитые.Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза!Расцветают, горят на железном морозе несытыеВолчьи, божьи глаза.
29. Х.15 Васильевское
СВЯТИТЕЛЬ
