В недавние годы значительно пополнилось наше собрание финикийских надписей. Две самые значительные – надписи, найденные в 1947-м и 1948 годах в Кара-тепе. Надписи необыкновенно интересны сами по себе, но, кроме того, имеют и дополнительную ценность, как переводы сопутствующих текстов, написанных хеттскими иероглифами и, следовательно, оказавших неоценимую помощь при расшифровке. Эти надписи, обычно датируемые концом VIII века, являются рассказом Азитавадды, царя данунов (Аданы), о его подвигах и проклятиями его врагам. Каждая состоит из трех колонок примерно по двадцать строчек.
Еще три очень важные надписи на золотых пластинках из Пирги (совр. Санта-Севера), одной из гаваней этрусского города Церэ (совр. Черветри), найдены в 1964 году. Одна из надписей – пуническая, две другие – этрусские. Надписи увековечивают посвящение храма или святилища финикийской богине Астарте Тиберием Виланасом, главным судьей или правителем Пирги в первые годы V века до н. э. Правда, текст одной из этрусских надписей не совсем «билингва», однако он, очевидно, базируется на более короткой версии, изложенной в пунической надписи. Второй этрусский текст самостоятелен[23].
Несмотря на все эти находки, пунический эпиграфический материал, которым мы располагаем, невелик. Еще можно надеяться, что ценные археологические находки будут сделаны на востоке, например обнаружится архив глиняных табличек, сравнимый с ханаанскими угаритскими. Однако на западе вряд ли найдутся глиняные таблички или документы, дополняющие наши скудные материалы. Мы, конечно, очень хотели бы найти подлинный пунический текст отчета Ганнона о его путешествии или данные о стоимости строительства храма Мелькарта в Гадесе, который, по словам Страбона, покоился на двух бронзовых стелах восьми кубитов высотой (1 кубит = 0,5 м). Наверняка существовало множество других ценных документов, но нам очень повезло в том, что отчет Ганнона дошел до нас хотя бы в греческом переводе, хотя и явно искаженный.
Однако даже эти 600 греческих слов перевода отчета Ганнона чрезвычайно важны, правда, являются жалкой заменой не только утерянных документов, но и огромной библиотеки пунической литературы, которая, как нам известно, существовала в Карфагене в 146 году до н. э. Утрата восточных финикийских книг (очевидно, что в числе других там были и исторические, и поэтические труды) частично компенсируется находками угаритских текстов и литературой на иврите, однако на западе не произошло ничего подобного. Все, чем мы располагаем на западе, – около сорока цитат из двадцати восьми сельскохозяйственных трактатов Магона в латинском переводе, которые сделали после осады Карфагена римляне. Цитаты, касающиеся ведения сельского хозяйства, вин, олив, животноводства и пчеловодства, некоторые – довольно длинные, встречаются у Варрона, Колумеллы, Плиния и других писателей.
Утрата памятников финикийской литературы приводит к тому, что финикийцы предстают перед нами в гораздо менее выгодном свете. Если бы сохранился их эпос, финикийские торговцы, например, выглядели бы более симпатичными людьми в поэмах Гомера и замечаниях Геродота. Или если бы до нас дошла комедия, написанная карфагенским драматургом, то образ пунического купца, созданный Платоном, не скупящимся на злобные насмешки, показался бы всего лишь карикатурой:
Он знает все языки, но притворяется, что не знает:
Он точно из Карфагена; нужны ли комментарии?
Подобные колкости, взяты ли они из греческого оригинала конца IV века или являются дополнениями более позднего периода, после 2-й Пунической войны, не должны удивлять нас.
Глава 9
ВОЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ
География и обстоятельства сделали финикийцев мореплавателями в большей степени, чем воинами. Такое утверждение о соотечественниках Ганнибала может показаться странным, однако исключение доказывает правило, и, в любом случае, даже армии Ганнибала не были полностью пуническими; в них служило много иберов и ливийцев, галлов и итальянцев.
Восточная Финикия лежала на сухопутном пути между Египтом и лучшими землями Западной Азии (рис. 9), и по этому пути в обоих направлениях постоянно перемещались завоеватели. Таким образом, финикийским городам, как мы уже отмечали, часто приходилось выдерживать осады, если только они не открывали ворота завоевателям без сопротивления. Судя по множеству ассирийских рельефов, включая изображения сражений за Тир на Балаватских воротах и рельефе Лули, сидонским монетам начала IV века до н. э. (рис. 37), эти города были хорошо укреплены. Представление об осаде подобного города мы получаем из пророчества Иезекииля об осаде Тира Навуходоносором (Библия, Иезекииль XXVI, 7.12):
«Ибо так говорит Господь Бог: вот, Я приведу против Тира от севера Навуходоносора, царя Вавилонского... Дочерей твоих на земле он побьет мечом и устроит против тебя осадные башни, и насыплет против тебя вал и поставит против тебя щиты. И к стенам твоим придвинет стенобитные машины и башни твои разрушит секирами своими... От множества коней его покроет тебя пыль, от шума всадников и колес и колесниц потрясутся стены твои, когда он будет входить в ворота твои, как входят в разбитый город. Копытами коней своих он истопчет все улицы твои, народ твой побьет мечом и памятники могущества твоего повергнет на землю. И разграбят богатство твое и расхитят товары твои, и разрушат стены твои и разобьют красивые дома твои, и камни твои и дерева твои, и землю твою бросят в воду».
Мы почти ничего не знаем о битвах на суше, в которых участвовали бы восточные финикийцы, но известен случай, когда Салманасар III победил царя Арада в важном сражении. Нам гораздо больше известно об их флотах. Главные вражеские силы, с которыми им приходилось биться, хотя и были сухопутными, но часто необходимы были военные действия на море, и тогда мобилизовалась вся мощь финикийского флота. Когда Саргон II напал на Кипр, он использовал финикийцев; их военные корабли участвовали в морских сражениях на стороне персов. Дарий использовал их в войне с ионийскими греками, а во флоте Ксеркса при Саламине (480 г. до н. э.) из 1207 кораблей было 300 финикийских трирем. Экипажи носили шлемы и полотняные латы, имели легкие щиты и копья. Финикийская эскадра, считавшаяся лучшей во флоте, действовала на левом фланге против афинян и великолепно проявила себя в бою.
Использовавшиеся тогда триремы представляли собой новый тип боевых кораблей. Они заменили прежние боевые корабли, имевшие только два ряда весел, как мы видим на рельефе Лули, где-то в VII веке до н. э. Клемент Александрийский говорит, что эти суда впервые построили сидоняне, и, возможно, так оно и было: убедительные аргументы, доказывающие, что это было финикийским, а не греческим изобретением, выдвинуты совсем недавно. Согласно Геродоту, триремы строил для своего флота фараон Нехо II около 600 года до н. э., и скорее всего он перенял этот тип кораблей у финикийцев. Греки же начали строить триремы уже позже, где-то в VI веке до н. э.[24]
С тех пор около 150 лет триремы были основными боевыми кораблями как для греков, так и для финикийцев, хотя греческие корабли отличались от финикийских формой и многими другими характеристиками. Затем, около 400 года до н. э., стали строить четырехпарные галеры, и вскоре после этого были изобретены галеры с пятью рядами весел. Вероятно, раньше всего они появились в Карфагене, а затем их стал строить Дионисий Сиракузский, чтобы одолеть своих соперников-карфагенян, с которыми он тогда воевал. С конца IV столетия галеры с пятью рядами весел оставались лучшими кораблями в военном флоте финикийцев, греков и римлян в течение всего эллинистического периода.
В течение интересующих нас столетий отличительной чертой всех военных судов был изогнутый остроконечный нос, предназначенный для тарана вражеских кораблей; был даже изощренный боевой прием: проплывая мимо на очень близком расстоянии, нос судна ломал лопасти весел корабля противника. Кое-кто считал это финикийским изобретением, но такие сцены мы иногда видим на аттических геометрических вазах, а потому теперь господствует мнение о том, что и Финикия и Греция пользовались микенскими образцами.
Похоже, что большинство восточных финикийских гаваней являлись рейдами. Тирский правитель Хирам Великий понял, что положение города на двух островах (рис. 2) дает прекрасный шанс организовать между ними и материком северный и южный рейды, защищенные от ветров любого направления, – подобная система позже стала обычной для финикийцев. Только северный из этих рейдов вплоть до нашего времени укрывает местные барки, а вот южный засорился из-за построенной Александром дамбы. Восточная Финикия, похоже, не восприняла «котон» или внутренний док.
Из детальных описаний Сицилийских и Римских войн Полибием, Ливием и другими авторами мы знаем гораздо больше о боевых традициях западных финикийцев, чем их восточных соплеменников. Карфаген, обладавший большими территориями в глубине страны, со временем обнаружил, что его африканские подданные могут быть отличными солдатами, и использовал их по полной программе. Однако такой подход заставил карфагенян выработать стратегию по сухопутным сражениям в периоды местных волнений. К VI веку, когда шли войны Малха и его преемников Магонидов, Карфаген уже наверняка располагал армией, состоявшей как из горожан, ополченцев, так и достаточно хорошо обученных профессионалов. Когда к карфагенской армии присоединились союзные сицилийские города и наемники, образовалось могучее войско. С последних лет V века до своего окончательного поражения Карфаген воевал очень часто, однако так и не создал регулярную армию. Регулярной армии в то время не было ни у греков, ни у римлян, лишь в I веке до н. э. у римлян появилась профессиональная армия – римские легионы.
