Сельский вид изменился. «Характерной чертой пейзажа, — сообщает нам Анри Озер, — стало появление элеваторов для хранения зерна, заменивших деревья и холмы. Сельская жизнь концентрируется экономически во Франции вокруг рынков, ярмарок; в США — вокруг железнодорожных узлов, где выстраиваются вагоны у подножия гигантских элеваторов, или в портах Великих озер, где в трюмы грузовых пароходов загружают кукурузу и пшеницу. Или еще у мельниц…. Мельница теперь — это огромное восьмиэтажное сооружение, мукомольная фабрика. По гигантской трубе в ее чрево поступает зерно непосредственно из элеватора. Зерно спускается сверху вниз с одного этажа на другой, от этажа к этажу мука становится все более тонкого помола. Нет больше ни скрежета мельничных жерновов, ни белой пыли, а вместо этого — закрытые камеры из дерева, покрытого лаком, снабженные стеклянными окошками, внутри которых вертятся цилиндры…. Элеватор, мукомольная фабрика, наконец, огромная бойня, мясокомбинат Чикаго или Канзас Сити — вот основные объекты внимания фермера, главные центры его экономической жизни»*.
Все меньше лошадей использовалось в качестве тягловой силы, сокращались пастбища, а также площади посевов пшеницы и хлопка. За десятилетие производители зерна прекратили посевы на 7,5 миллиона гектаров. Иногда на этих заброшенных землях начинали выращивать кукурузу, овес или рожь. А порой земли оставались необработанными, как это происходило в полузасушливых районах на западе Великих Равнин или в неплодородных районах Кентукки, Иллинойса и Индианы. Напротив, в то время как сократилось разведение лошадей, стало возрастать поголовье крупного рогатого скота. Производство молока возросло с 35 до 40 процентов. Вместе с тем свиноводство, хоть и не столь многочисленное, производило больше мяса, качество которого, как правило, улучшалось одновременно с увеличением количества. Важно, что объем сельскохозяйственной продукции увеличивался, несмотря на сокращение сельского населения. Более того, продуктивность возросла на 26 процентов. Это меньше, чем рост промышленности, но намного выше, чем два или три десятилетия назад. Индекс сельскохозяйственной продукции поднимается с 126 в 1920–1921 годах до 144 в 1929 году (если считать за 100 процентов в 1900 году), тогда как индекс активного сельского населения снижается с 104 до 97.
Сельскохозяйственная продукция различалась от региона к региону. То, что было хорошо для главной зерновой житницы США — Великих Равнин, не подходило для хлопкового царства на Юге. В 1924–1928 годах фермер Айовы производил продукции на 2900 долларов в год, в Небраске — на 2800, в Канзасе — на 2200; в Дакоте и Монтане — на 2300–2500. В эту группу включались также штаты Иллинойс, Миннесота, Вайоминг, Айдахо, Невада и Аризона. Несколько меньше производили в штатах Орегон, Вашингтон, Калифорния и Колорадо — годовая продукция фермера там колебалась от 1700 до 2000 долларов. Еще ниже была стоимость произведенной продукции в штатах Новая Мексика, Техас, Оклахома, Миссури, Мичиган, Индиана, Огайо, Пенсильвания, Нью-Йорк, Вермонт, Мэн — от 1300 до 1600 долларов в год. Наконец, следует упомянуть штаты, где доходы фермеров были еще ниже или потому, что они были слабо оснащены технически, как на Юге, или потому, что почва была особенно неплодородной, как в Новой Англии.
Сельское хозяйство на научной основе
Будущее принадлежало сельскому хозяйству, основанному на научных достижениях, и фермеру, использующему в хозяйстве технику и химические удобрения, рекомендации исследовательских лабораторий и отправляющему детей приобретать техническое образование. В то же время почва традиционно эксплуатировалась до окончательного истощения. Впрочем, американцы употребляли выражения: индустрия животноводства, зерновая индустрия, молочная индустрия и т. д. Они «экстрагировали» богатства почвы, как будто стремились получить максимальную прибыль немедленно, не заботясь о том, что будет позже.
При президенте Теодоре Рузвельте впервые было обращено внимание на безжалостную эксплуатацию почвы и принят закон о сохранении почвы, к сожалению, не примененный на практике. Огромный ущерб почве наносила эрозия, особенно на Юге, из-за выращивания хлопка. Гумус был необратимо уничтожен. В 1929 году в штате Оклахома из 16 миллионов акров (это примерно 7 миллионов гектаров), занятых под хлопок, 13 миллионов пострадали от эрозии, а 6 миллионов оказались на стадии вымывания почвы. В течение последнего десятилетия 80 процентов заброшенных земель подверглись такой сильной эрозии, что их пришлось покинуть. Достаточно было продолжительной засухи, непрерывного ветра с пылью, нашествия саранчи, чтобы наступила нищета на несколько лет.
Вспомним описание Оклахомы в начале романа «Гроздья гнева» Джона Стейнбека: «В канавах, размытых водой, земля превратилась в пыль и струилась мелкими сухими ручейками. Полевые мыши и муравьиные львы вызывали новые крошечные лавины пыли. И так как яркое солнце палило без устали, листья молодой кукурузы теряли свою упругость и уже не были прямыми как стрела, а согнулись и поникли…. На дорогах, где проезжали повозки, корка подсохшей земли под колесами и копытами лошадей превратилась в пыль. Все, что двигалось по дороге, поднимало облако пыли: пешеход шел по пояс в пыли, повозка взметала ее на высоту изгороди, а за автомобилем она клубилась густым облаком. Пыль еще долго стояла в воздухе, прежде чем снова осесть на дорогу».
Другая серьезная угроза — уничтожение лесов. Территория США, за исключением Великих Равнин, была покрыта лесами. Но леса непрерывно отступали под натиском поселенцев, строящих дома, железнодорожных компаний, изготавливающих из дерева шпалы, наконец, фермеров, выкорчевывающих леса с целью культивирования новых земель и разведения скота.
В 1926 году один из экспертов забил тревогу, призывая остановить уничтожение лесов.[36] Свою статью он назвал: «Угроза Америке без деревьев». Вскоре, утверждал он, несколько уцелевших деревьев будут классифицированы как общественные монументы. Не нужно иметь богатого воображения, чтобы представить себе день, когда учитель будет показывать ученикам «последнего монарха расы, царившей прежде на огромных пространствах». Монарх будет окружен металлическим барьером с табличкой: «Это дерево». Особенно впечатляли цифры, приведенные экспертом. Сто двадцать миллионов гектаров леса были превращены в пахотные земли. Невозможно вообразить восстановление лесов. А потребности железных дорог, прессы, алчность лесопильных заводов вносили и продолжают вносить свой вклад в сокращение лесных богатств страны. Американцы не думают о лесе или деревьях, писал он, они мечтают только о бревнах или новых землях, которые начнут эксплуатировать.
Был ли услышан этот призыв к благоразумию и умеренности, по крайней мере, фермерами, которые станут одними из первых жертв бездумного уничтожения лесов? Маловероятно. В 1931 году, по данным Министерства сельского хозяйства, треть поверхности почв подверглась эрозии на четверти культивируемых площадей США. Это много. А на другой четверти эрозия уже началась, и можно было ожидать худшего. Но у большинства американцев той эпохи это не вызывало серьезной озабоченности. Они считали, будто естественные богатства их страны настолько велики, что эрозия не помешает производству необходимой сельскохозяйственной продукции. 120 миллионов гектаров были покрыты травой и ожидали того момента, когда их начнут возделывать. Даже на Юге 40 миллионов гектаров могли быть распаханы и, благодаря химическим удобрениям, способны были дать богатый урожай. В сущности, несомненно одно: фермеры работали по-новому и производили больше, несмотря на бездумное разбазаривание ресурсов. Их цель — не экономить, а продать. Избыток сельскохозяйственной продукции позволял закрывать глаза на настоящие проблемы.
Конец процветания
Война породила процветание, одновременно реальное и иллюзорное. Реальное потому, что европейские воюющие державы требовали во что бы то ни стало пшеницу, хлопок, кукурузу, продукты животноводства, а США были единственной страной, способной обеспечить их этим. Дефицит морского транспорта сделал недоступными рынки Австралии и Аргентины. Американское правительство призывало фермеров увеличивать продукцию, расширять посевные площади, что, в конце концов, позволило им разбогатеть. Прозвучал лозунг «Война будет выиграна продуктами питания». И это действительно так — продукты питания были одним из факторов победы союзников.
Результаты были показательны. Если принять индекс цен на сельскохозяйственную продукцию в 1914 году за 100, то он начал возрастать с 1916 года, достигнув 208 в 1918 году и 221 в 1919-м. Доходы сельского хозяйства США увеличились с 7,5 миллиарда в год в 1910–1914 годах до 16,2 миллиарда в 1918 году и 17,7 миллиарда в 1919-м. Наибольшую прибыль получили производители зерна и свиноводы. В штате Айова акр (две пятых гектара), стоивший в начале XX века 82 доллара, поднялся в цене до 200 долларов. Примерно на столько же возросла цена на землю в штатах Иллинойс и Индиана, где выращивали кукурузу. В штатах, где культивировали яровую пшеницу, цены на землю поднимались не столь резко, хотя и были довольно высокими. В Миннесоте, например, стоимость акра возросла с 36 до 91 доллара; в Южной Дакоте — с 34 до 64 долларов. Примерно такая же прогрессия цен наблюдалась в Калифорнии, Колорадо, Айдахо, Монтане, Юте, Вайоминге, где ирригация позволила поднять урожайность злаков. На Западе и Юге страны решили привлекать ветеранов, желающих заняться сельским хозяйством. А фермеры стремились модернизировать хозяйство и улучшать жилищные условия. Деньги на это можно было легко взять в кредит. Они были уверены, что вернут кредит, получив высокие доходы от следующего урожая. Улучшались дороги, школы, церкви, медицинское обслуживание и публичные библиотеки. Будущее было обнадеживающим. Кто не воспользовался бы подобной ситуацией?
