беззвучно – и отчего-то это показалось вдруг зловещим, хоть никто из наемников не склонен был к суевериям.
В сенях царили тишина и запустение – будто хозяев несколько дней не было дома. Нахмурившись, предводитель наемников сделал шаг вперед – и скорее почувствовал, чем услышал движение со стороны горницы. Резко повернувшись к дверному проему, он одновременно выхватил меч и выбросил вперед руку с ним – прямо навстречу зеленому чудищу с полыхающими в полумраке неосвещенных сеней алыми глазами.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении чудише оказалось не столь уж и велико – немногим выше, чем по колено. Однако и горящие глаза, и особенно распахнутая пасть с кинжально-острыми зубами намекала, что мелкий монстр затаился здесь не просто так.
Предводитель сделал резкий выпад, рассчитывая пронзить мечом неведомое нечто.
Зеленое чудище сделало совсем крохотный, плавный, но очень быстрый шажок в сторону. А затем принюхалось, наклонило голову и… откусило половину меча. И сочно, с удовольствием им захрустело, разжевывая. Чисто морковкой.
Трусов среди наемников быть не могло никак – не та работа. Однако к зеленым мечеядным мышам-переросткам жизнь их все-таки не готовила.
Вид мыши, с аппетитом жующей, как травку, меч, оказался для наемников перебором. Первым не выдержал разведчик – завопив, он кинулся к выходу. Предводитель поморщился – и надо было набирать команду в последний момент! Однако следом, молча, но расторопно устремились и остальные. Задержался только предводитель, еще мгновение-другое разглядывавший мышь.
Впрочем, опоздать он все равно не опоздал. Потому что когда он обернулся наконец к выходу, оказалось, что все его люди столпились перед дверным проемом, едва не налетев друг на друга.
А выход перегораживал высокий худощавый мужчина с темными волосами и острым носом.
– Ага, – мрачно сказал вновь прибывший, сложив руки на груди.
…Зеленую мышь Ратмир изловил лично, когда та, поблуждав по городам и весям, решила вернуться в родное гнездо. Уничтожить ее рука не поднималась, изучить как следует не доходили руки – не до того было, пока наследница престола в беспамятстве лежала! А потому колдун зачаровал мышь на верность да и оставил до поры при доме – хозяйство охранять.
Зверушка оказалась полезная и неприхотливая – питаться могла морковкой да капустой, могла костями от хозяйского стола, а могла и вовсе без еды прожить не одну седмицу. Правда, самым сладким лакомством для нее было все-таки железо. К счастью, зачарованные доспехи и оружие богатырей тронуть она не могла. Но за пригоршню гвоздей готова была продать душу и становилась послушной и ласковой. А уж охраняла на совесть – никакому псу не сравниться.
Лучину спустя все пятеро наемников были связаны одной веревкой. Ратмир хмурился – эк не вовремя они!
Мышь блаженно пировала в уголке: нынче ей досталось много замечательного вкусного железа! Хорошие люди – наемники, считала она. Правильные, щедрые. Почаще бы заходили.
А допрос пленников и вовсе колдуна не порадовал. Знали, что отряд должен уйти. Знали, что останется, вернее всего, девица да ученик, с которым впятером они рассчитывали справиться. Откуда бы?
Плохо дело. И тут поспешить бы, а придется теперь доставлять их в ближайший город, сдавать страже…
– Куда девицу велено было доставить?
Наемник злобно зыркнул. А ответ оказался таким, как и ожидалось.
– В Тридесятое.
*
Если идти иными путями, изнанкой мира, всякую дорогу спрямить можно. За миг в другом краю земли не окажешься, но день пути можно превратить в несколько часов. Вся беда в том, что на изнанке мира – в Нави – пути лежат иначе, и попасть по ним можно куда угодно. Верную дорогу через Навь только путеводная нить и укажет.
Вот только спрясть такую нить можно лишь из волос трех девушек, каждая из которых должна не только обладать магическим даром, но и быть двенадцатой дочерью двенадцатой дочери. Если учесть, что даже в семьях чародеев далеко не всегда дети рождаются с даром, предугадать, будет ли волшебницей именно двенадцатая девочка, невозможно. Далеко не в каждом поколении и одна такая девушка найдется, не то что три разом. Прясть они должны все вместе, в ночь, когда звезды в ряд выстроятся. А со временем волшебные клубки еще и изнашиваются. Словом, клубочек такой – редкость редчайшая и ценность ценнейшая.
По слухам, один такой клубок хранился как величайшая реликвия в сокровищнице султана в Двунаседьмом. О других и слухов не ходило.
Однако в Тридевятом тоже был один такой драгоценный артефакт. И еще царь Игнат решил, что без толку да смысла такой вещи в сокровищнице лежать – преступление. Он и постановил, что храниться чародейный клубок должен у лучшего из лучших богатырских отрядов, что на помощь при всякой беде спешат и людей от всякого зла охороняют. Иными путями проходили они каждый день на самые важные из заданий – и оказывались всегда вовремя там, где нужно.
Сейчас путь отряда лежал через всю страну, из конца в конец – даже через Навь за день не одолеть. Вот и скакали весь день без отдыха за клубком следом, чтобы только одной ночевкой в дороге обойтись.
Ходить Навью с чародейным клубком Альке уже доводилось раньше. А только привыкнуть к этому казалось невозможным вовсе. Все здесь было странным и безумным, все казалось будто ненастоящим – или и было таким.
Кругом простирался бесконечный лес – но не родной, пахнущий хвоей, прелой листвой, грибами да цветами полевыми. Здесь не пахло ничем вовсе. Казалось порой, будто задохнуться можно, до того пустой воздух. Серые гладкие стволы деревьев, серая голая земля, серые листья, что никогда не шелохнутся. Серое небо, не видавшее ни солнца, ни звезд. Все было серым, точно угольком нарисованным. От этой пепельной мертвой серости к вечеру хотелось уже кричать, глаза отказывались смотреть на бесконечные одинаковые деревья, не отличавшиеся друг от друга ни единым листом.
А иной раз, стоило взглянуть на мир искоса, моргнуть слишком быстро, повернуться резко – и на мгновение мир кругом будто ослеплял яркими красками. До того яркими, что и смотреть на них больно. Стволы деревьев делались вдруг радужными, змеились по ним затейливые дивные узоры, небо расчерчивали круги и полосы, да и сам воздух кругом был расцвечен разноцветными сияющими дымными лентами.
Но стоит завершить движение – и снова нет ничего. Только если глаза закрыть – на веках изнутри точно отпечатанные остаются еще долго круги и разводы.
А иной раз вздохнешь неровно – и на долю мига мир вокруг взорвется мириадами запахов, не сказать даже – приятных ли, нет ли, до того они оглушали. И тотчас
