– Мария! – Он схватил меня за руки и развернул к себе лицом. – Что происходит? С чего ты так побледнела? – и крикнул Замятину: – Олег Матвеевич, Маше плохо! Принесите воды!
Замятин в мгновение ока оказался рядом со стаканом воды в руке. Я выпила воду. Зубы стучали по стеклу, а руки дрожали так, что я чуть не выронила стакан.
– Маша, – сказал он строго, – вам просто необходимо хорошенько выспаться…
– Легко сказать: «Выспаться!» – я провела ладонью по глазам, чтобы стряхнуть охватившее меня наваждение.
– В отпуск тебе надо, – ворчливо заметил Сева. – Взяла путевку – и к Черному морю. В Турцию. Или в Египет. Зарабатываешь ты неплохо, билет бесплатный, чего мучиться? Не парься зря, завтра подавай рапорт – и отдыхать на юга. А то совсем крыша слетит!
– Если начальство этот рапорт подпишет! – я хотела съехидничать, но у меня не получилось. Больше того, фраза прозвучала так жалобно, что слезы сами побежали из глаз. Спазм сдавил горло, я закашлялась, но заметила, как мужчины обменялись взглядами.
– И все-таки что-то случилось! – Замятин в упор посмотрел на меня. – Только что? Мы никуда не поедем, пока вы не расскажете!
Я отрицательно покачала головой. Не хватало, чтобы меня приняли за сумасшедшую. В здравом уме не видят привидений.
Замятин мягко улыбнулся и погладил меня по руке.
– Скажите, вы что-то или кого-то видели?
Неожиданно его улыбка успокоила меня.
– Не знаю, – я отвела взгляд, чтобы не прочитать в глазах мужчин насмешку. – Я видела… Свою бабушку. Вернее, это было привидение… В общем, не знаю что. Но она разговаривала со мной… Вернее, я слышала ее голос… Он как бы звучал у меня в голове… – У меня опять перехватило дыхание, и я судорожно всхлипнула. – Ей-богу, не вру. Она велела беречь шкатулку…
– Шкатулку? – в один голос переспросили Замятин и Сева. И снова переглянулись.
Мне это совсем не понравилось. Похоже, они решили, что я не в своем уме.
– Шкатулку, – отрезала я. – И не смотрите так! Крыша у меня на месте! Бабушка говорила о той самой шкатулке, что лежит сейчас в комоде. – Я кивнула в сторону выдвинутого ящика. – Ничего особенного! Шкатулка как шкатулка, для старых документов и фотографий.
– Вы уверены? – Замятин подошел к комоду и взял шкатулку в руки. Он осмотрел ее со всех сторон, простучал костяшкой пальца днище и крышку. – Старая вещь, вон лак потемнел, и трещины кругом… – Он вынул из шкатулки связанные выцветшей тесьмой пачки писем и фотографий, приложил ее к уху и потряс.
– Ничего, – произнес он разочарованно и посмотрел на меня: – Вы давно заглядывали в эти бумаги?
– Недавно, – буркнула я, – часа два назад. Они валялись на полу. Я их подобрала и перевязала. Они так при бабушке хранились.
– Все на месте? – снова поинтересовался Замятин, не выпуская шкатулку. Он продолжал вертеть ее в руках.
– Абсолютно! Не думаю, что они кому-то интересны! Так, милый сердцу хлам!
– Не скажите, не скажите, – задумчиво заметил Замятин. Теперь он заинтересовался узором на крышке шкатулки. И даже попытался поддеть ногтем несколько деревянных завитков.
Сева следил за комбатом с напряженным вниманием. Он заметил, что я наблюдаю за ним, и мигом отвел взгляд. Глаза его недовольно блеснули, и Сева проворчал:
– Чушь собачья! Марье с больной головы что только не примерещится. Выспаться ей надо!
– Что ты зарядил: «Выспаться да выспаться!» – рассердилась я. – Бурчишь, как старый дед! – Я выхватила шкатулку из рук Замятина, но не рассчитала сил, и крышка осталась у него в руках. – Ну, вот! – Я с досадой оглядела шкатулку. – С корнями шарниры вылетели.
– Выбросить ее пора, – скривился Сева. – Другого места не найдешь для бумажек?
Я не успела ответить, потому что меня отвлек Замятин. Меня поразило то, чем он занимался. С заинтересованным видом он крутил крышку в руках, а затем присвистнул и окинул нас победным взглядом:
– А штучка-то непростая, Мария Владимировна! А ну-ка, гляньте, – он протянул мне крышку. – Кажется, с секретом…
И действительно, крышка была полой внутри, вернее, в ней виднелась узкая щель, больше похожая на трещину. Из нее торчало что-то, смахивающее на бумагу. Замятин зацепил ногтями крохотный уголок и вытащил пожелтевший листок.
Он снова присвистнул, покачал головой и поднес бумагу к глазам.
– Какие-то каракули…
И с недоумением осмотрел находку с обеих сторон.
– Дайте мне, – я выхватила бумагу у него из рук.
– Осторожно! – в один голос вскрикнули Замятин и Сева. – Порвешь!
– Не порву! – буркнула я, рассматривая едва заметные каракули.
Они смахивали на старославянские буквы, но были написаны все подряд, без единого пробела, словно писавший их был обеспокоен, что они не уместятся на кусочке бумаги.
– Маша, вы знали о тайнике? – осторожно спросил Замятин.
– Не больше вашего! – я продолжала разглядывать бумагу, пытаясь разобрать, что на ней написано. – Кажется, бабуля тоже о нем не знала.
– А если просто не успела рассказать? – Сева огляделся по сторонам. – Тебя же не было рядом, когда она умирала.
Сева прекрасно знал, как я переживала, что не сумела побыть рядом с бабушкой, когда она умирала. Я даже представить не могла, что она уйдет из жизни так быстро, потому и отправилась на метеостанцию. А тут зарядила пурга, и трое суток мне не удавалось вернуться домой. Конечно, мне тут же сообщили по рации, что бабушке внезапно стало плохо. Инсульт, хотя вроде ничто его не предвещало… Нет, не хочу вспоминать те страшные для меня дни! Я резко перевела дыхание.
– Маша, вам плохо? – Замятин пристально посмотрел на меня.
– Нет, нет, все нормально! – я покосилась на Севу. – Что за бред? Бабушка – хранительница секретов? Да она сама давно хотела эту шкатулку выбросить! И с чего вы вообще взяли, что здесь секреты записаны? Может, любовное письмо какой-нибудь молодухи. Спрятала от мужа… Или купец какой записи вел. Ничего же не разберешь!
– Можно попытаться, – сказал Замятин. – Конечно, специалисты это вмиг прочитают, но почему бы и нам не попробовать? Вон сколько букв знакомых…
– Да Марья что-то знает, – усмехнулся Сева. – Смотри, как вцепилась!
– Ничего я не вцепилась, – огрызнулась я и протянула бумагу Замятину. – А бумагу эту после того, как сделали на ней запись, живицей пропитали. Чтобы не истлела.
– Стала бы молодуха свое письмишко живицей пропитывать, – скептически усмехнулся Сева. – И купец… Разве что клад спрятал… Мария, ты что-то имеешь против клада?
– Кто о чем, а Сева о кладах, – поморщилась я и махнула рукой. – А, делайте что хотите. Только я уверена, зря время потратите!
– Это точно! – Сева взглянул на часы. – Поздний ужин скоро перейдет в ранний завтрак. Так мы едем ко мне или уже передумали?
– Едем, едем, – отозвался Замятин и, вернув бумагу в шкатулку, передал ее со всем содержимым мне. – Маша, это ваше добро. Как вы скажете, так и будет. Но, если не трудно, прихватите ее с собой. У меня лупа где-то в вещах. После ужина попробуем рассмотреть.
Я пожала плечами.
– Как знаете. – И затолкала шкатулку в сумку.
Глава 11
Правду говорят, что предвкушение дармового богатства способно свести с ума даже самого мудрого и осмотрительного человека. Я в этом убедилась, наблюдая, как Замятин и Сева в упоении пытались разобрать буквы на клочке бумаги, который каким-то невероятным образом оказался в крышке шкатулки. Я прикорнула рядом на диване. Мужчины, стараясь меня не тревожить, включили настольную лампу. Сдвинув головы, они разговаривали шепотом, но я слышала каждое слово. По тому, как они чертыхались, понимала, что дела идут туго.
Странное дело, стоило моей голове коснуться подушки, как сон мгновенно улетучился. И хотя я падала с ног от усталости, а глаза сами собой закрывались за ужином, сейчас я лежала и созерцала потолок, пытаясь понять, что происходит. Наверно, Сева прав: мозг отказывается воспринимать реальные события. Отсюда глюки, видения, страхи… Видно, и впрямь нужно взять отпуск и поехать в какой-нибудь санаторий, а то по турпутевке. И желательно подальше, чтобы меня не смогли достать звонками…
– Все-таки это не написано, – Замятин положил на стол лупу. – Это переведено с какого-то твердого предмета, то ли металлического, то ли каменного. Буквы выпуклые, наложили на них бумагу, потерли сверху, вот они и перевелись. Такая своеобразная копирка.
– А вам не кажется, что надпись была сделана на кресте? – Сева ткнул пальцем в находку. – Смотрите, как бы контуры просматриваются.
– Вижу, точно крест! Большой, где-то сантиметров тридцать! Восьмилапый, значит, раскольничий, – обрадовался Замятин и снова взялся за лупу. – Мы с тобой, как нормальные люди, пытаемся читать слева направо, а здесь слова идут сверху вниз, затем – снизу вверх…
Мужчины снова сдвинули головы. По их учащенному дыханию и отрывистым высказываниям я поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки. Я вздохнула: теперь тем более не заснуть. Запахнув полы халата, встала с дивана и подошла к столу. Мужчины дружно подняли головы. Глаза их сияли.
