Прижавшись к стене, я встала на цыпочки и вытянула руки вверх настолько, насколько удалось. Я решила начать с этой точки и ощупать каждый корень, исследовать все камни, сектор за сектором, сантиметр за сантиметром… Может, найдется прочная зацепка, за которую я смогу ухватиться и вскарабкаться вверх. Нужно непременно добраться до плиты. А там все получится. Надо лишь слегка сдвинуть ее в сторону и закричать во весь голос… Я надеялась, что времени с момента моего падения прошло немного, и рыжий археолог еще не закончил свою работу.
А пока, вытянувшись в струнку, я принялась ощупывать пальцами каждую трещинку, каждый бугорок, пыталась проверить на прочность корни, торчавшие из земли, но они рвались в моих руках, как гнилые нитки. Правда, я нашла один корень пальца в два толщиной, но он выступал из земли слишком низко, чтобы я могла подтянуться на нем и достать до плиты. Так прошло какое-то время… Я проверила всё, до чего смогла достать рукой – кроме пола, на котором валялись чьи-то истлевшие кости, – и нигде ни малейших намёков на возможность выбраться.
Тяжело дыша, я осторожно надавила ногой на тот самый корень, что был толще остальных. Может, попробовать наступить на него? Тогда, вероятно, получится дотянуться до надгробия. Корень сильно пружинил, но вес мой, похоже, выдерживал. Другое дело, что мне не за что ухватиться, чтобы сохранить равновесие. Пальцы скребли по стене, земля осыпалась, пару раз я едва не свалилась, но удержалась и даже смогла вытянуть правую руку вверх и дотронуться до плиты. Это все, что мне удалось. Ноги соскользнули с корня, и я грохнулась вниз, прямо на кости…
Я быстро вскочила на ноги и закричала, не слишком надеясь, что меня услышат. Я старалась забыть о странных событиях последних двух дней, о костях у меня под ногами, обо всём, кроме своих криков о помощи.
Пока я кричала, умолкая время от времени, чтобы сделать вдох, в душе словно надломился последний стержень. Затхлый воздух, тьма, невыносимая вонища сделали свое дело. Я запаниковала окончательно. И тогда мои крики превратились в дикие вопли. Я орала и колотила кулаками в стену, пока темнота не накрыла меня с головой… Тяжелая, как крышка гроба, темнота…
* * *
На меня обрушилась волна – как подарок свыше. Я принялась хватать ртом капли воды, но волна откатилась так же быстро, как и нагрянула…
Я открыла глаза. В лицо ударил яркий свет, а над собой я увидела человека с кувшином. Я зажмурилась, затем снова открыла глаза, все еще ничего не понимая. Только что я пребывала в зловонной яме, и вот… Неужто мои крики достигли цели? По лицу стекали капли, рубашка на груди промокла. Видно, меня приводили в чувство и просто-напросто плеснули в лицо водой. А мне-то привиделось…
Но оттого что несколько капель попали в рот, жажда и вовсе стала невыносимой.
– Воды! Пить! – прохрипела я, с трудом выталкивая слова из пересохшей глотки.
Тотчас к моим губам прижался край кувшина, и я принялась пить, пить, пить и все никак не могла напиться.
– Хватит, – раздался знакомый голос.
Туман перед глазами рассеялся, и я увидела, что кувшин держит в руках Замятин.
– Еще! – уже внятно произнесла я и потянулась к воде.
– Хватит, – повторил Олег и поставил кувшин на стол рядом с диваном, на котором я лежала.
Затем он попытался подсунуть мне под голову еще одну подушку, но я отстранила его руку, села и, обведя взглядом комнату, спросила:
– Где я?
– Как где? – с недоумением уставился на меня Замятин. – У Севы в доме. Где ж еще?
– У Севы? – Я напрягла мозги, но все расплывалось, как в тумане. Я потрясла головой, чтобы прийти в себя окончательно.
Замятин, видно, догадался, что со мной творится неладное. Он присел рядом и заботливо поправил плед, укрывавший мои ноги.
– Маша, что случилось? – спросил он, пытливо заглядывая мне в глаза. – Вы так кричали, что я думал, будто вас режут на куски.
– Кричала? – тупо переспросила я. – Где?
– В комнате, в которой спали, – терпеливо объяснил Замятин. – Страшный сон приснился?
– Сон? – поразилась я. – Нет, не сон… – Я поспешно сбросила с себя плед и онемела от изумления. Рубаха выглядела абсолютно чистой, сухой, подол тоже был на месте…
– Ничего не понимаю, – горло мне сдавил спазм, но теперь уже от волнения. – Это не сон, и все-таки… – я снова перевела взгляд на рубаху. – Все было реально, и цвета, и запахи… Там так воняло!
– Где? – настал черед Замятина удивляться. – В вашей комнате?
– Нет, не в комнате, – вздохнула я и тут только заметила, что Замятин в одних трусах и в тельняшке, да еще босиком.
Олег поймал мой взгляд и смутился.
– Простите, что я не успел одеться. – Он кивнул на плед: – Позвольте? Я прикроюсь, если вам неудобно.
– Да ладно, чего там, – отмахнулась я и снова окинула взглядом комнату.
Это была та самая гостиная, где мы ужинали и рассматривали бумагу из шкатулки. Шкатулку я тоже заметила, а еще свою сумку, которая стояла рядом с диваном.
– А Сева где? – спросила я, удивившись тому факту, что Замятин спасал меня в одиночку.
– Сева? – пожал плечами Олег. – Не знаю. Мне как-то не до того было… – Он встал с дивана. – Пойду посмотрю. Странно, неужели так крепко заснул? – Он почесал в затылке. – Правда, перед сном он изрядно принял на грудь. Проводил вас в спальню и вернулся мрачнее тучи. Вы его чем-то сильно огорчили?
– В очередной раз отказалась выйти за него замуж, – сухо ответила я. – Но он к этому должен бы привыкнуть.
– Ну, видно, не совсем привык, – прищурился Замятин. – Растравили душу парню…
– Послушайте, – я строго посмотрела на Замятина, – вот только адвокатов мне не надо. Это дело давно решенное, пересмотру не подлежит.
– А зря, – усмехнулся он. – По-моему, Сева – очень даже приличная партия!
– Слушайте, оставьте меня в покое, а? – Я спустила ноги с дивана и спросила: – Который час?
– Пятый, – снова усмехнулся Замятин. – Петухи уже прокричали. Все ведьмы разлетелись по домам, черти тоже разбежались…
– О чем это вы? – я с подозрением уставилась на него.
– Маша, – он снова присел рядом и взял меня за руку, – расскажите. Ведь что-то происходит? Я вижу, вы сама не своя. И тогда в тайге, и сейчас. Не таитесь! По себе знаю, сразу легче станет!
– Легче? – Я посмотрела ему в глаза. Спокойные, серые глаза, лучики морщинок разбежались к вискам… Не знаю почему, но я и впрямь почувствовала облегчение. Словно долго-долго носила на плечах неподъемный груз и вдруг догадалась, как просто от него избавиться. И начала рассказывать. Подробно, в деталях, порой останавливаясь, чтобы перевести дух или глотнуть из кувшина, который Олег с готовностью подавал всякий раз, как только я протягивала руку. Странное дело, я перестала волноваться, словно пересказывала происшедшее с другим человеком. Возможно, взгляд Замятина так подействовал или то, что он взял меня за руку, и ладони у него были сухими и теплыми. Правда, пару раз я все-таки всхлипнула, непроизвольно, без слез. И самой же стало неловко от своей слабости.
– Все будет хорошо! – Олег понимающе улыбнулся и коснулся пальцами моей щеки. – Ты – сильная! В жизни так бывает: то чет, то нечет, то черная полоса, то белая. Хочешь, приляг на диване. Еще успеешь выспаться!
– Нет! – вскинулась я. – Ни за что! Если не трудно, поговори со мной. Я все прекрасно понимаю, только этот нечет слишком затянулся. – Я взяла его за руку. – Олег, не уходи! Я все равно не усну!
– Хорошо, – сказал он. – Поговорим…
Это был долгий разговор. О жизни. И смерти. Теперь я слушала, а Замятин рассказывал. Видно, и для него пришло время выговориться. Я иногда вставляла короткие реплики, а он все говорил и говорил. Взгляд его был устремлен поверх меня. Я знала, что он видел за моей спиной, в окне, за которым разгорался рассвет. Он был здесь, рядом, и в то же время там, где смерть успела оставить несмываемый кровавый след. А еще он говорил о страхе. Не о том диком, первобытном, который охватывает человека перед лицом смертельной опасности. Еще страшнее становится от того, что мир вокруг вдруг сменил колею, наплевав на твои планы и желания. Он словно подкупил тебя, заставил поверить, что именно теперь всё будет совсем иначе, так, как мечталось. Но ты боишься, что всё это окажется лишь иллюзией на фоне жуткой, невыразимой тоски. Боишься своих постоянно сбывающихся предчувствий. Боишься и чувств, которые когда-то были самой главной ценностью, а затем превратились в прах…
Олег говорил, а я вспоминала свои страхи. Нет, не ночные кошмары, а те, которые испытала, узнав об измене Бориса. Мир рухнул в одночасье. Тогда рухнул. А сейчас я вспоминала тот день с недоумением. Все мои переживания показались вдруг такими пустяшными, такой мелочью по сравнению с ужасами войны, о которых рассказывал Олег.
Но самое главное, я поняла, что он сумел выстоять после – в этом мире, в котором не любят и часто презирают бывших вояк с исковерканной психикой и обостренным чувством справедливости. Олег оказался сильнее обстоятельств, и этим он был необыкновенно близок мне. Рядом с ним я ощущала себя сильной и абсолютно бесстрашной. А еще я чувствовала, что он искренне переживает за меня, хочет добра…
