– Это никого не касается, это дело нашей семьи, – уверенно ответила Нэнси. – Ты ведь сделал то же самое.
– Я поступил, как ты, – Сэл без колебаний признал свою подчиненность сестре. Мгновение он колебался. – А что мы можем сделать?
Нэнси стиснула руку брата.
– У нас впереди еще много времени. Мы вырастем, станем сильными. Я найду убийцу отца. Нет такого места, где бы он скрылся от меня. И я убью его, слышишь?
Сэл вздрогнул, холодный пот выступил у него на лбу, ладони стали влажными, голова закружилась, и подступила тошнота. Коридор и люди вокруг словно опрокинулись.
– Мне плохо. – Сэл зажал рот руками. Нэнси оглянулась вокруг, ища помощи, но Сэла вырвало прямо на пол.
Нэнси распахнула двери зала, где лежал отец. Аддолората и бабушка Анна резко повернулись в ее сторону. Каждая по-своему переживала неутешное горе: одна оплакивала мужа, которому только что изменила в каморке пиццерии, другая – сына, единственное утешение своей жизни. Нэнси преодолевала вдруг обрушившуюся на нее боль, которая, как лихорадка, поднималась от груди к голове, пыталась справиться с душевной болью. Ее утешал только план мести, который питала искавшая выхода ярость.
– Сэлу плохо, – наконец вымолвила она.
Мальчик уже стоял в дверях бледный, дрожащий и вытирал платком рот, стыдясь собственной слабости.
– Эти «макаронники» даже своих детей не жалеют – таскают их в самую пасть смерти, – с презрением сказал санитар, убиравший в коридоре.
– Пошли отсюда, – решительно произнесла Анна Пертиначе и двинулась к выходу.
В вагоне метро Аддолората и Анна Пертиначе сидели рядом. Аддолората держала свекровь за руку.
– Вы были правы, мама, – неожиданно проговорила она.
– Права, – бесстрастным голосом повторила старая женщина.
– Нам не надо было уезжать с Сицилии.
Две женщины, которые никогда не испытывали друг к другу симпатии, стали ближе в свалившемся на них несчастье.
– Господь не прикажет, и лист не поляжет, – строго произнесла Анна. – От судьбы не уйдешь, – подытожила она. В голосе ее не было смирения.
– Не надо вам было женить его на мне, – с грустью сказала Аддолората.
– Все начиналось так хорошо, – Анна глядела прямо перед собой. – И твоим родителям тоже так казалось, – продолжила она тихо, но твердо и уверенно. – Судьбе было угодно, чтобы он на тебе женился, – закончила старуха, припоминая те далекие годы, когда ее сын сходил с ума по Аддолорате.
Аддолората тоже охотно списала бы все на неотвратимость судьбы, мучительно страдая от своей измены, совершенной в тот момент, когда умирал муж.
Глава 4
Мак-Лири вышел из метро в Бруклине, на перекрестке Перл-стрит и Фултон-стрит. Он не торопясь брел по улицам, как случалось только в далеком детстве, когда отец наказывал его за какой-нибудь проступок. В те годы он обычно, поразмыслив, мог разобраться в своих просчетах и ошибках, на этот раз оправданий ему не было. Не убийство безвинного человека угнетало его, а непростительный, ничем не оправданный промах. Подобные чувства он испытал, когда сел за пианино и понял, что левая рука, простреленная в Корее, навсегда лишила его возможности играть виртуозно. Осколок гранаты перечеркнул то немногое, в чем он был уверен. Сейчас рука воспринималась как ненужный придаток, но не она была причиной ошибки, совершенной у отеля «Плаза».
Матерчатый мешок с оружием Мак-Лири оставил в ячейке камеры хранения на Центральном вокзале и сейчас подкидывал на ладони маленький ключ так, будто им можно было закрыть все мрачные мысли разом.
– Ирландец появился, осчастливил! – раздраженно встретила его Рыжая – шикарная, но довольно вульгарная девица. На чей-то вкус она могла бы показаться привлекательной: губы – сердечком, волосы – огненно-рыжие, короткое платье вызывающе подчеркивает пышные формы. Она часто хлопала ресницами и кокетничала напропалую – типичный голливудский стиль.
– Это ты мне? – поинтересовался Шон.
– Ты на целый час опоздал! – зло бросила девица.
Шон громко рассмеялся.
– Не хватало именно тебя, чтобы поставить все на место.
– Не вижу ничего смешного в том, что ты опоздал на час, – огрызнулась Рыжая.
Ирландец вспомнил, что накануне он действительно пригласил ее посмотреть фильм с Тирон Пауэр и Ритой Хэйворт, потом совершенно забыл о своем приглашении, но автомат сработал – хоть и с опозданием, но он прибыл именно сюда и, как выяснилось, не ошибся.
– Я об этом совершенно забыл, – честно признался Шон.
– Издеваешься? Какого черта ты тогда пришел?
– Долго рассказывать, – с усмешкой буркнул он. Ему нравилась эта ломака, в постели она вела себя бурно и естественно, как гроза, слово «замужество» было не из ее лексикона.
– Подонок ты, ирландец! – перешла Рыжая в наступление. Нельзя же позволять ему хамить, хотя он хорош собой и играет по воскресеньям на органе в церкви Святого Кристофера. У него к тому же всегда полны карманы денег. На женщин он смотрит с голодной улыбкой, от которой они просто млеют. – Я думаю, не послать ли тебя ко всем чертям? – сказала с вызовом Рыжая, уперев руки в бедра и подняв правую бровь, как ее любимая кинозвезда Рита Хэйворт.
– Принято, – поспешно отреагировал Шон.
– В каком смысле? – насторожилась она.
– Все отменяется, – с ангельской улыбкой уточнил он.
– Хам и дурак! – перешла она в наступление.
Ответ Шона потонул в потоке оскорблений, он воспринял это как манну небесную – был повод остаться одному и обо всем подумать.
– Прими холодный душ! – посоветовал Шон и ушел, не оставляя времени на ответную реплику. Он не сомневался, достаточно поманить пальцем – она снова прибежит.
Газеты пестрели новостями, но его интересовало только одно сообщение: «Кровопролитие у отеля «Плаза». «Фрэнк Лателла, глава крупной семьи мафии в Нью-Йорке, чудом избежал смерти. Жертвами покушения оказались водитель Лателлы и швейцар известного отеля «Плаза» Калоджеро Пертиначе, итальянец». Шон на ходу швырнул газету в мусорный ящик. Ему теперь не нужно было дожидаться следующих номеров газеты, чтобы узнать развязку. Если не найти выход – его дело дрянь.
За «отправку посылки», как на жаргоне называлось исполнение смертного приговора, он уже получил задаток – половину. Вторую половину суммы ему должны были передать по завершении работы. Теперь трудно исправить ошибку, даже если предположить, что заказчик предоставит ему такую возможность. Лучший вариант – вернуть задаток, но в таком случае заказчик может счесть Шона опасным для организации.
Слишком поздно трубить отбой. Он шел по дороге, ведущей в никуда, обратного хода не было. Да это даже и не дорога, а тропа на пересеченной местности, где засада ждет на каждом повороте, но выбора нет.
