– Бандиты! Убили!.. – вырвалось у него.
За ограду прошли только мужчины, женщины, кроме меня, остались перед воротами в колясках траурного кортежа. Таков обычай в Испании – женщинам не разрешалось входить в сементерий, где хоронят умершего.
Гроб вдвинули в глубокую нишу в стене сементерия, отверстие заложили кирпичами и замазали цементом.
К нам подошел брат покойного. Он был ниже ростом убитого, черноволос и круглолиц.
– Висенте, – назвался он. – Возьмите меня к себе. Хочу заменить брата.
Доминго взял Висенте вместе с его машиной.
На другой день Рудольфо уже занимался с группой Доминго на железной дороге Валенсия – Куэнка – Мадрид. Дорогу никто не охранял. Ставили различные мины под рельсы и под шпалы, ставили сбоку рельса. Проходили поезда, запалы взрывались, но машинисты этого не замечали. Все шло благополучно.
После обеда стали тренироваться в применении мин «рапидо», то есть скоростных. Установка их производилась непосредственно перед проходом поезда, и наиболее ловкие минеры ставили мину с колесным замыкателем меньше, чем за 30 секунд.
Вот вдали появился поезд. Диверсанты бросились к железной дороге, заминировали ее и быстро отошли. Скорый пассажирский приближался. Мы заметили слабые вспышки запалов «мин». Внезапно донесся не то выстрел, не то взрыв, и машинист, заметив что-то неладное, остановил поезд.
Из вагонов начали выбегать военные с винтовками и пистолетами в руках, вылез и машинист. Все пошли к тому месту, где произошел взрыв, и там нашли остатки нашей «мины».
Машинист жестикулировал, показывая в нашу сторону. Возможно, он издали заметил, как отходили с железнодорожного полотна минеры. Такой оборот событий нам ничего хорошего не предвещал. Мы находились в 250–300 метрах от остановившегося поезда, за невысокой каменной оградой, а наши машины стояли в 200 метрах от нас. Раньше, чем кто-либо из пассажиров организует поиски диверсантов, мы могли бы сесть в машины и уехать, но это могло вызвать печальные последствия: начнется следствие, может подняться вредная шумиха, доберутся тогда и до нас. Надо было опередить события. Между тем из вагонов вышли почти все пассажиры, и большая группа военнослужащих скопилась в том месте, где была установлена злополучная «мина».
– Слушай, Доминго, надо спасать положение, чтобы не было большого переполоха, – перевела я слова Рудольфо. – Идите к поезду и докажите, что никаких диверсантов не было и нет, что это занимаются саперы.
Доминго не ожидал такого предложения и, вопросительно глядя на Рудольфо, спросил:
– А если они заберут нас и увезут в Валенсию, а там передадут в комендатуру?
– Не дожидайтесь, чтобы забрали, а сами попроситесь доехать до Валенсии, но прежде убедите старших командиров, которые едут в эшелоне, что это не диверсия, что диверсанты кирпичи не ставят.
– Пойдемте, товарищ капитан! – предложил сообразительный Маркес.
– Ладно, пойдем! – согласился Доминго и, взяв с собой еще четырех человек, направился к толпе, собравшейся у середины поезда, где нашли остатки нашей «мины “рапидо”».
Издалека мы не могли расслышать, что произошло в толпе с приходом Доминго, но, к нашему удовлетворению, минут через пять пассажиры стали расходиться по вагонам. Вместе с ними исчез и Доминго со своими людьми.
Мы сели в машины и поехали в школу. По пути выяснили, что Буйтраго-младший, вопреки приказу, не прикрыл электрозапал балластом и получился сильный звук. Эта «шалость» молодого Буйтраго могла нам дорого обойтись.
К нашему прибытию в школу Доминго еще не возвратился. Мы рассказали о печальном инциденте и с нетерпением ждали капитана. Наконец он явился, и по виду его и его людей было понятно, что все обошлось благополучно.
– Все хорошо, – начал капитан Унгрия. – Правда, подходить к толпе было страшновато. Мы слышали такие выражения, от которых у нас мурашки по телу пошли: «диверсанты», «пятая колонна», «фашисты».
– Что случилось? – спрашиваю я, и мне наперебой стали рассказывать о взрыве и найденной мине, которую, однако, никто не решался извлечь. Действительно, макет взрывчатки производил впечатление. Тут Маркес раньше, чем успели опомниться, наклонился и вынул «мину».
– Да то не взрывчатка, а какие-то кирпичи! – сказал он громко, показывая на шашку «тротила», и сразу разбил мину о рельс. Все обрадовались открытию.
– По вагонам! – скомандовал находившийся тут майор, и все стали расходиться по своим местам.
– Подождите! – обратилась я к Доминго, – дайте я переведу Рудольфо, который не понимает, в чем дело.
Доминго сделал паузу и, когда я закончила переводить, продолжал:
– Я решил ехать в поезде и рассказать майору о том, что я видел, как саперы занимались и уехали на грузовике. Майор оказался не из паникёров и согласился с тем, что действительно республиканским саперам следует учиться минировать.
Позже Доминго рассказывал, что он однажды встретил этого майора на фронте, под Сарагосой, и тот, уже зная о крушениях поездов в тылу мятежников, сказал:
– А не зря практиковались саперы тогда под Валенсией!
– Да, не напрасно! – подтвердил капитан Унгрия.
А тогда Доминго нашел виновного и долго его отчитывал, предупредив, чтобы в другой раз такой «удали» никто не проявлял.
После возвращения с Теруэльского фронта в Валенсию я жила в квартире капитана Доминго. С ним Рудольфо вечерами беседовал по тактике действий в тылу противника, рассказывал о борьбе советских партизан в годы войны против белогвардейцев и иностранных интервентов. Изучали обстановку на фронтах и в тылу мятежников, говорили о предстоящих походах на южном фронте, куда намечалось перебросить нашу уже выросшую группу, получившую боевое крещение под Теруэлем.
Здесь я подружилась с женой командира группы – Росалией и, как своих детей, полюбила ее маленькую дочь Терезу и сына, восьмилетнего Антонио. Девочка увлекалась «хозяйством». То заводила стирку, то подметала, то перестанавливала игрушки. Она была спокойной и послушной. Хотя ей не было шести, она уже помогала матери.
Восьмилетний Антонио был не по годам смышленым, добрым и смелым. Росалия часто горько плакала. У нее в занятой мятежниками Севилье остались мать и две дочки. Ничего она о них не знала. Случилось это так.
В середине июля она с Антонио и Терезой поехала в Валенсию, а в это время начался мятеж, и фашисты захватили Севилью.
Прошло уже полгода с начала фашистского мятежа. Много тысяч детей стали сиротами, много матерей и жен потеряли своих детей и мужей, да и многие тысячи детей погибли в результате фашистского мятежа от налетов авиации интервентов. Росалия переживала разлуку с дочерьми и матерью, и все искала среди беженцев тех, кто был в Севилье. Но долго ей не удавалось узнать о судьбе своей семьи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
